Зеркало еретиков

Ася Плешкова (2025)

Древние языческие боги, колдовство, волхвы и пугающие жертвоприношения не канули в прошлое, продолжая существовать по сей день. Маги, страшась повторения страшных войн прошлого, скрылись от глаз людей в закрытых мирах, Зазеркальях. Их мир так похож на Явь: они смеются и плачут, любят и ненавидят, прощают и помнят. Но вот уже много веков тайная организация, Изгнанники, ведёт свою войну, мечтая Зазеркалья разрушить и явить магию миру. За любую связь с ними приговор один — смерть. На фоне старой борьбы разворачиваются судьбы людей и магов: девочки Ани, обладающей пугающим даром видеть прошлое и будущее, её бабушки Эмиры, скрывающей ото всех страшную тайну, молодой сотрудницы Думы Мирославы, в поисках убийц отца сотрудничающей с Изгнанником, и Михаила, мрачного человека с пугающим прошлым, известного в определённых кругах, как наёмника по кличке Упырь. Все они мечтали жить, любить. Но время и судьба распорядились по-своему, закрутив каждого в вихре истории.

Глава 7

Открыв глаза, Аня не сразу поняла, который сейчас час. Уже шёл третий месяц, как они с Андреем жили у бабушки Эмиры в Петербурге, но девочка так старательно привыкала к знаменитым питерским белым ночам, что сейчас, когда они уже сошли на нет, не могла привыкнуть к обратному. Ей всё равно казалось, что солнце где-то там, прячется за горизонтом, подсматривая за всеми одним глазком. Вот и сейчас, она лежала и думала, ночь ли или уже рассвет? Пролежав какое-то время в раздумьях, Аня решила, что лучший способ узнать правду — это встать с постели и отправиться искать кого-то из домочадцев.

Помимо них с Андреем и бабушкой, в квартире ещё жила строгая домработница Людмила Тихоновна, которую между собой дети быстро прозвали Людоедом. Женщина пятидесяти лет, любившая во всём порядок. И от того вечно ругавшаяся с беспечной бабулей. У Эмиры был к вещам простой подход: они должны лежать там, где их оставили. А Людмила Тихоновна считала, что у всего должно быть своё место. Поэтому бабушка никогда ничего в доме не могла найти.

— Люда, ну сколько можно! — кричала она, вышагивая по этажам роскошной двухэтажной квартиры на набережной Кутузова. Хотя слово «роскошная» подошла бы этому дому лет сто назад. Сейчас, на скромный взгляд Ани, здесь уже неплохо было бы сделать ремонт. Очень уж тут всё устарело, напоминая больше музей. Но Андрей пребывал в восхищении.

— Аня, ты только посмотри! — говорил он каждый раз, найдя очередной хлам. — Это собрание книг издано в 1911 году! Невероятно! И как сохранилось!

— Как раз, чтобы топить ту жуткую дровяную печь на кухне.

— Ничего ты не понимаешь. Новомодных квартирок полно, а такая одна. Между прочим, всё это стоит миллионы! Так что, считай, твоя бабушка миллионерка!

— Ша!

— Чего?

— МиллионерШа. И давай-ка не завидуй, — каждый раз подначивала девочка. Но не согласиться с ним не могла. Квартира, вместе со всеми раритетными собраниями книг, резной деревянной мебелью, дровяной печью и даже патефоном была потрясающей.

На фоне вечной борьбы света и тьмы, Эмиры и Людмилы, удивительнее всего было видеть всегда идеально собранную женщину: Эмира никогда не позволяла себе выйти из комнаты в пижаме или хотя бы в халате. Аня в шутку предположила, что бабуля даже спит в платье и туфлях, за что была награждена строгим взором Людоеда, под взглядом которой кисло молоко и дохли кактусы. Даже довольно расхлябанный Андрей в один день начал спускаться к завтраку причёсанным и в рубашке, от чего Аня подавилась сырниками. А Людмила Тихоновна довольно фыркнула, будто бы это была её личная заслуга.

Ещё раз с удовольствием потянувшись, Аня скинула одеяло и, опустив ноги, зарылась пальцами ног в пушистый ковёр. В памяти мгновенно всплыли непрошенные воспоминания, когда она вот точно так же, как и сейчас, просыпалась дома, в своей комнате, тайком пробиралась мимо спящих родителей и сбегала в пахнущий хвоей и прелой листвой лес. Губы тронула грустная улыбка. Девочке хотелось верить, что всё произошедшее — сон, что всё ещё будет, как прежде, но где-то глубоко-глубоко внутри тихий противный голосок шептал: «Не обманывай себя». С того злополучного дня папа не позвонил ни разу. И хотя мама, звонившая каждый день, убеждала в том, что он очень сожалеет о случившемся, раскаивается, Аня не верила. Всё тот же голосок говорил ей, что это враньё.

И сама мама так и не приехала. Ни через неделю, ни через месяц. А девочка всё ждала, каждый день, каждый час. Выходила на просторный, обдуваемый прохладным речным ветром, балкон и всматривалась в лица шедших мимо людей. Порой ей казалось, что она заметила в толпе густую копну каштановых волос Вики, а рядом маленькую белокурую головку сестрёнки Бусинки. Но ей лишь казалось. И от того с каждым днём Ане становилось всё тоскливее.

Андрей же, несмотря на пережитые страдания, держался молодцом. Он, со всей серьёзностью взрослого человека, решил принять случившееся, как интересное приключение, изменившее его жизнь.

— Разве мог я ещё вчера мечтать о том, что буду ехать в Питер! И даже жить там! — говорил он, когда чёрная машина под песни группы «Король и Шут» быстро мчалась по трассе М-4, унося ребят прочь из маленького городка, пропитанного их страданиями.

И всю дорогу он видел лишь прекрасное и удивительное, не давая загрустить самой Ане и мешая спать Эмире и Мише. Он восхищался полями, проносившимися за окном, наслаждался хот-догами и крепким чаем на заправках, без умолку рассказывал о музеях, в которые они с Аней обязательно сходят. Уснул Андрей лишь под конец дороги, с блаженной улыбкой на губах. А девочке ничего другого не оставалось, кроме как заряжаться его энергией. И день за днём это продолжалось.

Они и впрямь обошли все возможные музеи Петербурга, парки, набережные, улочки. Казалось, что этому городу нет конца, он был для Ани сплошным лабиринтом, в котором легко было заблудиться, потеряться, пропасть. Но этого не происходило. Они шли, ловко заворачивая в знакомые дворы, срезая пути, пробегая по мостикам. Город покорял. И принимал их.

Самым частым гостем в доме Вишневской всегда был дядя Миша. Появлявшийся из ниоткуда и, также, исчезавший в никуда. Поначалу он сильно пугал Аню. Высокий, мрачный, с покрытым жуткими шрамами лицом, он казался воплощением ночного кошмара. Что греха таить, ассоциировался он у девочки именно с той майской ночью, когда чёрная машина увозила их всех из родного города. Из места, которое всю жизнь было для Ани домом.

В первые дни, как они приехали в Питер, мужчина смотрел на девочку так, словно бы пытался кого-то откопать в своей памяти. Вспоминая, что при первой встрече он сказал ей, что она похожа на мать, Аня решила, что дядя Миша был хорошо знаком с ней. Поэтому сейчас его невольно одолевают воспоминания. Эмира, с которой девочка поделилась этой мыслью, подтвердила.

Сначала, дети его боялись. Потом стали хвостом таскаться следом, чем несказанно злили Мишу. И, наконец, привязались к странному угрюмому другу Аниной бабушки. Как и он к ним.

***

— Нет, неправильно кидаешь. Он же отскакивать от воды должен. А ты его сразу топишь. Без шансов. Вот так надо, горизонтально. Чёрт, пацан, ты вообще в курсе, что такое горизонт?

— Горизонт — это линия, за которую я сейчас пошлю все эти камни, — краснея от натуги, пробормотал Андрей.

— Надо запомнить, — рассмеялся дядя Миша. — А вообще, ты молодец. Вот последний раз почти получилось.

— Не издевайся, — злясь, толкнул мужчину Андрей, — мне просто камни неправильные попадаются!

— Давай искать правильные, — улыбнулся Орлов, примирительно хлопнув мальчика по плечу.

Они гуляли по берегу Финского залива, сбежав от назревающей ссоры между Эмирой и Людоедом. Погода была отличная, солнечная, тёплая. Ребята, минуту назад сбросив кроссовки, бегали друг за другом по влажному от грязноватой воды песку. Лёгкие пенящиеся волны одна за другой накатывали на берег, заставляя детей с визгами уноситься прочь. Даже дядя Миша, сходя с ума от такой непривычной в этом городе жары, скинул куртку, подставив покрытые татуировками руки северному солнцу. Объяснив Андрею, как правильно надо бросать камни, чтобы получились «блинчики», мужчина опустился на широкий камень невдалеке от кромки воды. Порывшись в карманах, он достал пачку сигарет и с явным наслаждением затянулся дымом.

— Это вредно, — встав прямо перед Орловым и уперев руки в бока, констатировала Аня.

Тяжело вздохнув, дядя Миша затушил сигарету и, спрятав её обратно в пачку, примирительно поднял руки.

— Ты всё равно не сможешь заставить меня бросить, — криво улыбнувшись, сказал он.

— Да. Но теперь каждый раз, как ты будешь тянуться за этой отравой, моё осуждающее лицо будет всплывать у тебя перед глазами.

Мужчина звонко рассмеялся.

— Что ж, это я как-нибудь переживу.

Подтянувшись на руках, Аня взобралась на камень, усаживаясь рядом. Какое-то время они сидели молча, любуясь и наслаждаясь чарующим покоем залива. Крикливые чайки кружили над водой, выискивая добычу, а далеко на горизонте шёл огромный корабль. То есть, девочка была уверена, что он огромный. Сейчас-то он казался совсем крошечным. Только протяни ладошку, и он поместится на ней.

— Здесь очень красиво, — первой нарушила молчание Аня.

— Люблю море, — ответил дядя Миша, — напоминает дом.

— Ты на море живёшь?

— Ага.

— Далеко же ты приехал, — пробормотала девочка.

— Я быстро езжу, — усмехнулся Орлов. А Аня постаралась представить, сколько времени ехать от Чёрного моря до Питера. Видимо, намного меньше, чем ей казалось раньше.

— А что значат твои татуировки? Вот эта, например.

Аня кивнула головой на правое предплечье, где свившаяся кольцами змея переламывала пополам меч.

— Это сложно объяснить. По крайней мере, сейчас. Давай, я как-нибудь в другой раз расскажу эту историю?

— Хорошо, — пожала плечами Аня. — А эта?

Она ткнула пальчиком в плечо, на котором из-под рукава футболки виднелся жутковатого вида пляшущий шут, жонглировавший черепами.

— А это я.

Девочка, с минуту переводя взгляд с лица мужчины на шута и обратно, наконец, вынесла вердикт:

— Не похож. А на той руке? Что это за цифры?

Миша поднял левую руку. Бессмысленные для Ани числа обвивали запястье, сковывая его цепью.

— Это даты.

— И что же они значат?

— Первая — день рожденья моей жены, Милы. Вторая — дата нашей свадьбы.

— А третья?

— Третья? — мужчина, не мигая, уставился на цифры, словно бы сам впервые их увидел. Аня сразу поняла, что явно спросила что-то лишнее, но вернуть назад беспечно вылетевших слов уже не могла. Просто, уверенная в том, что он не ответит, решила больше ничего не спрашивать. Но Миша сказал: — Третья — день, когда её убили.

— У меня получилось! Вы видели? Получилось! — что есть сил закричал Андрей.

***

Бабушка Эмира со своей стороны тоже очень старалась хоть немного скрасить будни осиротевших вмиг ребят. Гуляя вместе с ними, она рассказывала десятки удивительных историй о городе, людях, когда-то живших в нём. Одни забавляли, другие пугали. Но все запоминались. По утрам Эмира с детьми вместе готовили завтраки, оставляя огромную гору посуды, при виде которой глаза Людмилы Тихоновны ещё пуще прежнего округлялись. Вечера они проводили за странными, но интересными настольными играми, названия которых девочка слышала впервые, сидели на балконе, укутавшись в мягкие пледы, попивая какао. И, хоть Ане и трудно было это признать, хоть она всё ещё сопротивлялась, ждала приезда мамы, извинений папы, но она понимала, что это лето стало лучшим в её жизни.

И вот, вчерашним вечером, когда бабушка уже пошла спать, а ребята остались закончить партию в «Деревенского знахаря», Аня, осмотревшись и убедившись, что они с Андреем вдвоём, прошептала:

— Мне кажется, я больше не хочу домой.

Андрей, бросив игральный кубик, усмехнулся. Но, почему-то, грустно.

— Хорошо бы, чтобы так и осталось.

— О чём ты? — Аня подняла на друга удивлённый взгляд.

Тот в ответ лишь нервно дёрнул плечами.

— Эй! — девочка с силой толкнула вредного мальчишку в плечо. — Сказал «А» — говори «Б»!

— Б! — передразнил он её, но, увидев взгляд сузившихся зелёных глаз, тут же продолжил: — Не знаю я, как сказать. Это всё похоже… на игру! Вот тогда, в мае, был старт. И каждый день, как новый ход, с новыми задачками, условиями. Они интересные, и тебя затягивает, ты хочешь продолжать. А потом вдруг вспоминаешь, что это только игра. И, когда она закончится, придётся возвращаться обратно… в жизнь.

На губах Ани отразилась какая-то снисходительная улыбка.

— Ой, прекрати! Ты что, боишься, что бабушка тебя обратно отвезёт, к папаше? Даже не думай об этом!

— А я не могу не думать! — от чего-то со злостью ответил мальчик, но быстро взял себя в руки. — Прости, пожалуйста. Просто, ты пойми, это для тебя Эмира Олеговна бабушка. А для меня… Эмира Олеговна. И всё. Зачем ей со мной нянчиться? Тем более, скоро начнётся школа, мне надо будет вернуться.

— Мы найдём тебе школу здесь! И опять будем учиться вместе!

— Смешная ты. А как мы объясним в школе, что я тут делаю? Почему я с вами уехал? Папка ведь своего разрешения не давал. А вдруг он скажет, что вы меня украли? Тогда Эмиру Олеговну заберут в тюрьму! И Мишу тоже! А что тогда будет с тобой?

На лице Андрея медленно отражался неподдельный ужас. Только сейчас он, наконец, дал волю чувствам. Все эти месяцы, что он улыбался и шутил, внутри мальчика шла настоящая война с самим собой. Его терзали сомнения, переживания. И не за себя, не за свою порушенную жизнь, как нередко думала о себе самой Аня. Он боялся за Эмиру, Мишу, Аню.

— Андрей, ты чего! — девочка кинулась другу на шею, а тот вдруг расплакался. — Да чего ты, перестань. Всё хорошо будет. Вот увидишь, у бабули уже есть план. А Миша? Ты его видел вообще? К такому только сунься, палец откусит! Я вот до сих пор не пойму, и как они с бабулей подружились. Нет, ну правда. У него же на лице написано, что он бандит и киллер. — Аня почувствовала, как, сквозь слёзы, мальчик начал смеяться. — А ты чего ржёшь? Серьёзно! Огромный, весь в шрамах, на своей жуткой чёрной машине. Привёз нас и исчез!

— Точно похищение. Только тогда и Эмиру Олеговну украли.

— Так и скажем в милиции! Всё свалим на Мишу. А его они никогда не найдут, вот увидишь.

Аня рассмеялась вместе с Андреем. И в этот момент за окном раздался оглушительный раскат грома, заставивший ребят подпрыгнуть от испуга. И тут же тысячи и тысячи дождевых капель забарабанили по карнизам. Петербург вдруг переменил настроение.

— Ой, Аня, пледы!

Дети, побросав игру, кинулись на балкон, где в плетёных креслах остались после вечерних посиделок пледы. Дождь, который ещё час назад ничего не предвещало, крупными каплями отскакивал от скользкого кафельного пола, от полированных металлических перил, прибивал к земле яркие цветы в кашпо. Бросив взгляд вниз, Аня невольно засмотрелась на сияющий огнями Петербург, сейчас затуманенный дождевой завесой, на чёрную гладь Невы, прорезаемую запоздавшими катерами. Внизу спешили укрыться прохожие, которых непогода застала врасплох. Они все так торопились, убегая от воды, как будто боялись растаять.

Но только не она. Прекрасная девушка, одетая в ярко-красное, развевающееся платье. Свои белые босоножки она держала в руках, босыми ногами шлёпая по лужам, кружась, как в танце, и громко смеясь, перебивая тем всё вокруг. Другие люди обходили её, оглядываясь, как на безумную. А она была так счастлива и беззаботна! Рядом никого не было, девушка просто наслаждалась моментом, не стремясь завоевать чьё-то сердце. И Аня ей любовалась, потому что эта девушка вдруг стала её мечтой. Она представила, как будет вот также гулять по улицам этого города, смеяться и танцевать. Ей будет не страшен дождь. Никакая тоска или тяжёлые мысли больше не станут одолевать её. Но только она будет идти не одна. Кто-то будет шагать рядом. И смеяться вместе с ней. Вот только кто это? Его лица девочка не видела.

— Воронова, блин! Чё я всё один таскаю?

Она словно бы очнулась ото сна. Смахнув рукой застилающую глаза воду, девочка поняла, что никого внизу нет. Улица вдруг стала совершенно безлюдной. И прекрасная девушка исчезла вместе со всеми.

— Просто засмотрелась! — проговорила она в ответ как можно громче, силясь перекричать нарастающий шум дождя. Андрей, посмотрев на неё с недоверием, пошёл в квартиру. Аня проследовала за ним.

Плотно закрыв двери, ребята собрали игру и, раскинув пледы на спинках кресел, отправились умываться. Они и не заметили, как стрелки часов перевалили за полночь. Дома была абсолютная тишина, все уже спали. Быстренько убравшись, мальчик и девочка разбежались по спальням.

Сон никак не шёл ей. Она всё не могла отогнать видение той прекрасной незнакомки. Ломала голову, куда же она могла исчезнуть. Наверное, забежала в один из многочисленных дворов. Или поймала проезжающую мимо машину. А может, никакой девушки и не было вовсе? И то было лишь ещё одним из её странных видений, коих не было с того самого злополучного дня в школе? Оставалось лишь гадать.

Уже засыпая, Аня расслышала, что дверь в её комнату тихонько приоткрылась. Уверенная в том, что это бабушка пришла поцеловать её на ночь, девочка не стала открывать глаза, всё глубже погружаясь в объятия Морфея. Но это точно была не Эмира, потому что в следующую секунду кто-то с силой потряс её за плечо. Резко вскочив, Аня встретилась со взглядом серых глаз Андрея. Уже готовая накричать на него, девочка передумала, потому что её друг приложил палец к губам, призывая к тишине.

— Ты чего? — как можно тише прошептала Аня.

— Там Миша приехал. И, мне кажется, что-то случилось. Потому что Людоед, как дверь открыла, сразу охать начала. А Миша ей такой «тихо ты, оглашенная, весь дом перебудишь! Зови Миру». И она мимо меня пронеслась, как поезд, даже не заметила. А Миша сразу наверх пошёл, в кабинет, наверное. Так что и он меня не видел. И я сразу за тобой. А ты тут дрыхнешь!

— Конечно дрыхну, ночь! А вот чего ты болтаешься?

— Да не спалось мне. Решил на кухню спуститься, покушать. Ты, вообще, меньше спрашивай. Вставай давай!

И девочке ничего другого не оставалось, кроме как проследовать за другом. Да и она не могла отрицать, что рассказ Андрея её заинтриговал.

У двери ребята на минутку задержались, слыша, как, бормоча что-то под нос, к кабинету прошла Людоед. Как только её шаги стихли, дети на цыпочках пробрались в конец коридора к дверям кабинета. Внутри действительно была какая-то суета. И уже во всю шёл разговор.

–… ну почему ты всё время куда-то попадаешь! — от чего-то злясь, отчитывала Мишу Эмира. — Люда, давай ножницы. А ты терпи!

— А ты не воткни мне эти ножницы в спину. Ау, ну полегче!

— Не дёргайся! Вот же великий Перун, а тут всё серьёзнее. Эй, ты не замолкай давай, говори. Зачем ты вообще туда попёрся? Опять твоя клятая работа!

— Всё куда веселее. Но я ни слова не скажу, пока Люда не отправит твоих постояльцев спать.

— Что?

За дверью повисла тишина. Затем послышались торопливые шаги, и дверь кабинета резко распахнулась. В свете ламп стояла разгневанная Эмира в сером домашнем халате и с растрёпанными белыми волосами. В руках она сжимала полотенце, на котором, прежде чем женщина успела спрятать его, Аня успела заметить тёмные пятна, подозрительно напоминающие кровь. За спиной бабули маячила напуганная, но не менее злая Людоед. Мишу видно не было, лишь слышно его тихий смех.

То, что ребята влипли, было ясно, как день.