Путь домой через бездну

Виктория Болле (2024)

В мире, где жизнь человека ничего не стоит перед лицом тоталитарного государства, судьба Иоганна, волга-немца, звучит как гимн человеческому духу. Родившийся в мрачные времена сталинских репрессий, он проходит через круги ада: от насильственного вырывания из родных мест до невыносимых условий трудовых лагерей. Это рассказ о потерях и боли, о крепости духа и о непоколебимой воле к жизни. Иоганн стал свидетелем и непосредственным участником событий, навсегда изменивших ход истории. Его голос проникает сквозь десятилетия, напоминая о тех, кто не может рассказать свою историю. Эта книга — не просто воспоминания о выживании; это памятник несгибаемости духа человека перед лицом нечеловеческих испытаний. Основанно на реальных событиях.

Глава 13

Весна 1942 года, сибирь

Когда первый снег начал таять, большинство мужчин из нашего отряда отправили в другой лагерь. Вместе с ними ушёл и мой отчим. Здесь наши пути разошлись.

Мой друг Альберт, я и ещё несколько молодых парней моего возраста остались в трудовом лагере и продолжили работу по изготовлению лаптей. Вскоре вышел приказ перевести наш отряд в трудовой лагерь Карабашка на реке Талда.

В этом трудовом лагере командиры строго придерживались правительственных постановлений. Охрана сурово контролировала каждого из нас и проводила регулярные обыски личных вещей, когда мы были на работе.

Это были мои самые страшные годы, когда в 1942 году национал-социалисты с их могучим вермахтом вторглись в Советский Союз. Офицеры оказывали на нас постоянное давление. Каждое утро, перед тем как отправиться в лес на вырубку, невысокий подполковник Марков, еврей, объявлял:

— Кто не выполнит установленную норму, будет расстрелян в соответствии с действующими законами армии. Кто дезертирует, также подлежит расстрелу.

После четырнадцати часов тяжёлого труда мы, голодные и смертельно усталые, тащились к своим кроватям, ели сухой кусочек чёрного хлеба и, не утолив голода, беспокойно засыпали. Мой друг Альберт спал на нарах подо мной, а днём мы работали вместе в одной бригаде. В тот вечер, когда мы вернулись с работы в барак, наши кровати были перевёрнуты. Постельное бельё валялось на полу. Нам стало ясно, что пока мы были в лесу, здесь проходил обыск.

Я сразу вспомнил о своём свидетельстве о рождении и начал искать его. Я перевернул матрас, где первоначально спрятал документ. Матрас был разорван, и вся солома, которой он был наполнен, валялась на полу.

— Что ты ищешь? — спросил меня Альберт.

— Свидетельство о рождении, — ответил я, дрожа. — Не могу его найти. Я уверен, что спрятал его в матрасе.

— Можешь прекратить поиски, — сказал Альберт. — Если оно у тебя было, его конфисковали.

Он был прав, я мог прекратить поиски. Понурый и бесконечно усталый, я сел на нары и смотрел на разорванное постельное бельё.

Альберт сел рядом и тихо прошептал:

— Давай сбежим?

Я испуганно посмотрел на него. Мне бы никогда не пришло в голову даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух. Я был в ужасе от мысли, что нас могут услышать, предать и расстрелять. Я попытался его отговорить:

— Куда ты собираешься бежать? Если тебя поймают, тебя тут же расстреляют. Стоит ли это того?

Альберт посмотрел мне в глаза, его взгляд был твёрдым и решительным:

— Да, это того стоит. Если мы останемся здесь, мы всё равно умрём, так или иначе. Ты до сих пор этого не понял, Йоханн? Быть расстрелянным — это куда менее мучительная смерть, чем медленно погибать от тяжёлой работы и голода.

Его смелость поражала меня, и я не знал, что ответить. Я был охвачен страхом перед побегом. В те времена быть дезертиром было хуже, чем быть немцем.

— Как хочешь, — сказал Альберт, поняв, что я не поддерживаю его план. — Тогда я побегу один.

— Не делай этого, Альберт.

Он покачал головой, и я понял, что его решение окончательное.

— Прошу тебя лишь об одном одолжении, мой друг, — сказал он. — Не выдавай меня сразу после того, как я сбегу.

— Как я это сделаю? Ты же знаешь, что они первым делом будут подозревать и допрашивать меня. И если я не скажу им того, что они хотят услышать, меня обвинят в помощи дезертиру и расстреляют. Ты хочешь поставить меня в такую ситуацию?

— Нет, конечно нет. Но я умоляю тебя, не говори им ничего. Просто утверждай, что ничего не знал о моих планах.

— Альберт, это не сработает.

— Сработает, поверь мне. Ты должен завтра просто пойти на работу, не вызывая подозрений. Держись подальше от меня, и если тебя будут допрашивать, утверждай, что ничего не знаешь.

Мне было непонятно, как Альберт собирается осуществить свой побег, ведь во время похода в лес рабочую группу всегда охраняли военные. Один шёл впереди, двое замыкали колонну, а ещё двое двигались по бокам. Один из них всегда держал на поводке собаку, и все, естественно, были вооружены автоматами. Незаметно ускользнуть казалось невозможным.

***

Когда на следующий день рабочая группа вышла из лагеря, Альберт выскользнул из строя и спрятался за деревом. Никто, кроме меня, этого не заметил, потому что я следил за ним. Альберт притворился, что собирается облегчиться, опуская штаны. Собаки и военный конвой прошли мимо, не заметив его.

Альберт взял с собой пилу и два топора, которые он собирался продать в ближайшем поселении, чтобы добыть деньги. Я безумно волновался за него. Моё сердце колотилось как бешеное.

Спустя несколько часов, когда я решил, что у Альберта было достаточно времени, чтобы скрыться, я обратился к бригадиру. Он был немцем по происхождению, одним из нас.

— Ты видел Альберта? Где он?

Он пожал плечами.

— Нет, я его не видел.

— Я курил с ребятами, а когда вернулся, Альберта не было. Я уже некоторое время ищу его и не могу найти. Будто в воздухе растворился.

Я солгал, и это был важный ход — первым обратить внимание офицеров на отсутствие Альберта. Они должны были поверить, что я не причастен к его исчезновению.

Бригадир воспринял моё заявление серьёзно и лично обыскал всю округу в поисках Альберта. Не найдя его, он сообщил начальнику отряда о пропаже строительного солдата.

— Совершенно невозможно, — заключил начальник и поднял тревогу. Они проверили охранный периметр и быстро выяснили, что за пределами лагеря нет следов. Никто не пересек границу.

Прогремел выстрел в небо. Вскоре подъехали сани, и из них вышел командир ГУЛАГа в сопровождении ещё одного военного.

Начальник отряда доложил им о случившемся.

— С кем работал дезертир?

— С ним, — начальник показал пальцем на меня.

Командир подошёл ко мне вплотную. Второй военный последовал за ним.

— Говори, где он!

Я знал, что мне придётся показать дорогу, если я раскрою, где Альберт покинул отряд. И на такую пытку я не мог и не хотел пойти. Я был слишком слаб, чтобы пройти столь долгий путь пешком. Физически я бы не выдержал. Нет, я решил, что бы ни случилось, я никому ничего не скажу.

— Я не знаю, — твёрдо ответил я.

Командир не ответил, он схватил меня за шиворот и втолкнул в сани. Я был худым и маленьким, таким лёгким, как перышко, ему не составило никакого труда поднять меня.

Второй офицер погнал лошадей, и сани тронулись. Мы отъехали примерно на двести метров от леса, когда лошади остановились у замёрзшего озера. Оба офицера вышли и потащили меня с собой.

Один из них схватил меня за шею и стал душить. Другой вытащил пистолет, приставил его к моему лбу и закричал:

— Немедленно рассказывай всё, что знаешь. Иначе мы тебя пристрелим.

Когда командир ослабил хватку, вынуждая меня говорить, я не смог ничего сказать, хватая ртом воздух.

— Говори немедленно!

— Я ничего не знаю! Я действительно ничего не знаю! — заикаясь от страха, умолял я. — Пожалуйста, не делайте мне ничего.

— Говори!

Я чувствовал холодный металл пистолета у себя на лбу. В этот момент я боялся за свою жизнь. Я попал в ужасную ситуацию, из которой, как мне казалось, я никогда не выберусь живым. Если бы они меня не убили сразу, то изувечили бы, объявили преступником и отправили в тюрьму до конца моих дней.

— Я ничего не знаю! — снова и снова повторял я, хрипя. — Делайте со мной что хотите, я всё равно ничего не знаю.

Командир не двигался с места, сверля меня своими тёмными, злыми глазами. Его хватка на моей шее усилилась, и я почувствовал, как начинаю задыхаться, как уходит воздух, как останавливается дыхание и подкатывает тошнота.

В этот момент, когда я был ближе к смерти, чем когда-либо в своей жизни, мучитель отпустил меня. Я не мог удержаться на ногах, упал на ледяной пол, закашлялся и начал жадно хватать воздух.

Они больше не задавали мне вопросов, а затащили обратно в сани, привезли в трудовой лагерь и передали охране ГУБ. Меня привели в холодный, убогий барак, состоящий из длинного коридора и множества одиночных камер. Обогревалась барак только в комнате привратника, где находилась охрана. Отдельные камеры не отапливались. Это место служило для наказания всех преступников, осмелившихся отклониться от военных предписаний.

Меня заставили снять всю одежду и запихнули в одну из этих камер. Воздух был ледяным, пропитанным посторонними запахами немытых человеческих тел и крови. В тот же миг я начал замерзать. Это был неописуемый холод, который приводил к обморожению, если находиться в нём более пятнадцати минут. Ужасная пытка, которую невозможно было выдержать.

— Кричи, — приказал командир. — Кричи, когда больше не сможешь терпеть. — Затем он запер решётку снаружи.

Опыт показал, что пока кричишь, никто не придёт на помощь. Но как только замолкаешь, приходил надзиратель и выводил тебя из камеры. Давали пять-десять минут, чтобы немного согреться, и затем всё начиналось сначала.

Я ходил по камере взад-вперёд, обхватывал себя руками, прыгал, танцевал, чтобы оставаться в движении и хоть немного согреться. Но это мало помогало. Ощущение холода было сильнее.

Я дрожал, зубы стучали, и казалось, что кровь в жилах замерзает. Меня охватывал удушающий страх, ноги подкашивались, слёзы навернулись на глаза. Я думал, что умру в этот момент. Смерть снова подкралась ко мне так близко, что я почти мог заглянуть ей в глаза.

Я начал кричать, но никто не пришёл. Всё, подумал я. Это был мой конец.

У меня больше не было сил двигаться, и я рухнул на холодный пол. Обморожение началось. Я перестал чувствовать руки и ноги, медленно теряя сознание. В этот момент заскрипел замок, и дверь камеры открылась.

Надзиратель поднял меня за руку с пола и вытолкнул в коридор. Он бросил мне пальто, которое я накинул на плечи, затем повёл меня в комнату при проходной. Здесь было тепло.

Я сел на скамейку и крепче закутался в пальто. Тело начало понемногу расслабляться. Глаза сами собой закрывались. Вдруг я почувствовал сильный удар в рёбра, вернувший меня в реальность.

— Ты что, здесь в отпуске? — услышал я над собой гневный голос.

Последовал ещё один толчок. С огромным трудом я поднялся и побрёл обратно в камеру. Несколько раз они проделывали со мной эту процедуру.

***

Вечером меня привели к командиру отряда.

— Где он? — начался допрос по новой.

Я оставался непоколебимым.

— Я не знаю.

— Прекрати лгать! — раздражённо выкрикнул он. — Вы работали вместе, ели вместе, проводили много времени вместе, спали рядом. Ты знаешь о нём всё, так ведь?

— Если бы я что-то знал, вы думаете, я бы позволил так себя изувечить?

— Понятия не имею!

Он продолжал пристально смотреть на меня.

— Твой друг был гораздо разговорчивее, чем ты, — произнёс он, выжидая мою реакцию. Я вздрогнул. Поймали ли они Альберта на самом деле, или это просто уловка, чтобы выведать у меня информацию?

— Мы его нашли, — продолжил он. — В Талде. Он прятался в товарном вагоне. Вы ведь не думали всерьёз, что он сможет ускользнуть от нас?

Я молчал, не зная, говорит ли он правду или пытается ввести меня в заблуждение.

— Твой друг всё признал, в том числе и то, что ты знал о его намерении. Вы всё обсудили вместе, составили план его побега. Ты — его сообщник!

— Я ничего не знаю, — твёрдо ответил я. — Даже если вы его нашли, это ничего не меняет. Я ничего не знаю.

Я понимал, что моя упорная защита Альберта и риск для собственной жизни были не самым умным решением. Но в тот момент я верил, что если скажу правду, меня в любом случае признают преступником. У меня не оставалось выбора, кроме как выбрать меньшее зло. И я молчал.