Путь домой через бездну

Виктория Болле (2024)

В мире, где жизнь человека ничего не стоит перед лицом тоталитарного государства, судьба Иоганна, волга-немца, звучит как гимн человеческому духу. Родившийся в мрачные времена сталинских репрессий, он проходит через круги ада: от насильственного вырывания из родных мест до невыносимых условий трудовых лагерей. Это рассказ о потерях и боли, о крепости духа и о непоколебимой воле к жизни. Иоганн стал свидетелем и непосредственным участником событий, навсегда изменивших ход истории. Его голос проникает сквозь десятилетия, напоминая о тех, кто не может рассказать свою историю. Эта книга — не просто воспоминания о выживании; это памятник несгибаемости духа человека перед лицом нечеловеческих испытаний. Основанно на реальных событиях.

Глава 20

После захода солнца мы тайком покинули лагерь. Осторожно пересекли мост, ведущий через озеро к лагерю японских военнопленных, и добрались до картофельного поля. Заключённых уже увели, и в поздний час там никого не было. Мы считали, что можем действовать незаметно.

Немедленно начали вырывать картофельные кусты из земли и наполнять принесённые джутовые мешки. Разделять клубни от сорняков мы собирались позже, сейчас на это не было времени. Нужно как можно быстрее закончить и унести ноги.

Постоянно озирался вокруг, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает. Мешки быстро заполнились, и мы собрались уходить, когда внезапно, словно из ниоткуда, из леса к нам подъехал человек на лошади. Это был ночной сторож, следивший за полями. Мы оказались не единственными, кому пришла мысль воровать картофель с поля.

Он направлялся прямо на нас.

— Стоять!

От страха у меня подкосились ноги. Бежать было бессмысленно. Он бы быстро нас догнал. На лошади он был значительно быстрее, чем мы. Пешком мы бы далеко не ушли.

Сторож остановил лошадь, запряжённую в телегу, и слез с неё. Я буквально чувствовал запах опасности, исходящей от него. Страх охватил меня. С самого начала меня не покидало плохое предчувствие. Почему я только на это согласился? Впрочем, у меня был выбор между возможностью добыть что-нибудь съестное или голодать. Я выбрал первое.

— Садитесь вместе со своими мешками в телегу, — строго приказал сторож. В темноте ночи я не мог разглядеть его лицо, но в голосе слышалась злоба.

Мы умоляли его о снисхождении.

— Пожалуйста, мы оставим мешки здесь, всё, до последней картошки. Мы ничего не возьмём, отпустите нас.

— Нет, — решительно ответил он. — Вы пойдёте со мной и ответите за то, что сделали. Садитесь немедленно в телегу. Берите всё с собой, мешки и всё, что у вас есть.

Он продемонстрировал оружие, чтобы усилить наш страх и принудить к подчинению. Нам ничего не оставалось, кроме как сесть в телегу и выполнять его требования. Примерно через три километра мы достигли лагерь военнопленных.

Сторож привёл нас к начальнику караула.

— Воровство? Скоро у вас пропадёт всякое желание этим заниматься! — фыркнул он и приказал запереть нас, пока не решит, что с нами делать.

Снаружи находилась небольшая пожарная будка, охраняемая вооружённым стариком. Нас загнали в эту будку и выдали нам буржуйку:

— Варите себе картошку, ешьте свою краденую добычу. Завтра утром начальник караула, надеюсь, решит, что с вами делать.

С этими словами дверь заперли. Мы остались в будке под замком вместе с русской женщиной, также заключённой. Интересно, что она натворила?

Женщина разожгла печь, принесла воду из котла в соседней комнате, почистила картошку и приготовила рагу. Она не разговаривала и готовила молча, не обмолвившись с нами ни словом.

Тем временем старый сторож с ружьём ходил вокруг, так что у нас не было ни единого шанса на побег. Начальник караула строго приказал ему:

— Если кто-то из них вздумает бежать, стреляй в преступника!

Наступила глубокая ночь. Мы устали, но сон был последним, о чём можно было думать в этот момент. Гораздо больше нас волновало, что с нами будет, когда утром появится начальник караула.

С каждой секундой рос страх перед неизвестностью. Было ясно одно: никто из нас отсюда целым больше не выйдет.

— О чём мы только думали? — отчаянно воскликнул я. — Война закончилась. Ещё немного, и нас бы отпустили домой, а вместо этого нас, скорее всего, посадят в тюрьму на двадцать лет!

— Да, перспектива не из приятных, попасть в тюрьму из-за нескольких картошин! — согласился со мной кавказец. — Нам надо бежать! Если останемся, они придумают для нас что-то ужасное.

— Он прав, — поддержал его Вельман, и я кивнул. Было ясно, что побег — это огромный риск, но он хотя бы стоил попытки. Честно говоря, это был наш единственный шанс.

Женщина держалась в стороне от нашего разговора. Её вид показывал, что она не понимает ни единного нашего слова, поскольку мы разговаривали на немецком между собой. Вдруг она встала, вышла из комнаты и исчезла. Её долго не было, и вместо неё в хижине появились командиры.

— Значит, вы собираетесь бежать? Я отучу вас от этой мысли, — сердито предупредил начальник караула. — Снимайте одежду! Немедленно! Раздевайтесь!

Мы подчинились его приказу, разделись и стояли босиком в нижнем белье перед ним. Начальник караула схватил нашу одежду.

— В хижине вы не замёрзнете, — сказал командир у двери. — Топите печь. Она даст достаточно тепла для выживания. — Дверь захлопнулась.

— Женщина нас предала, — как гром среди ясного неба, воскликнул я, когда мы остались одни.

— Предательница! — разразился Вельман.

— Как же мы теперь без одежды побежим? Мы замёрзнем насмерть. На улице выпал первый снег. Холодно и морозно.

Мы сели ближе к тёплой печке и задумчиво молчали. Спустя полчаса томительного молчания первым нарушил тишину кавказец.

— Как хотите, а я бегу.

Решительно поднявшись с пола, он неожиданно для меня и Вельмана ударил ногой по маленькому окошку под потолком. Рама вылетела, и кавказец быстро выскользнул в окно и исчез.

Что произошло потом, было импульсивным действием. Я последовал за кавказцем. Вельман изменил своё мнение, оставшись один, и присоединился к нам.

Услышав звон разбившегося стекла, охранник моментально выстрелил в небо. Последовали ещё несколько выстрелов. В темноте охранник нас не мог видеть, но разглядел наши тени, быстро удаляющиеся от хижины. Он ещё несколько раз выстрелил в нашу сторону, но промахнулся.

Его выстрелы прилично подняли нам адреналин в крови. Страх за выживание в этот момент перевешивал всё остальное. Мы бежали, бежали, не имея чёткого плана. Бежали, как только могли.

Из лагеря вела тропинка — вдоль озера. По обе стороны тянулись густые леса. До озера было около четырёхсот метров. Мы бежали через картофельные поля, один за другим, как мы и вырвались. Кавказец первым, я вторым и Вельман третьим позади меня.

Военные кони немедленно погнались за нами. За ними ехал грузовик, освещая путь фарами. Лошади преследовали нас по нашим следам, непрерывно стреляя то влево, то вправо. Кавказец среагировал первым. Он быстро свернул налево и побежал по дороге в густой лес.

Я следовал за ним, слыша выстрелы позади. Вельман был ранен. Краем глаза я заметил, как его тело тяжело рухнуло на заснеженную землю и больше не двигалось. Вельман погиб — печальная участь, умереть из-за нескольких картофелин. Мне было жаль его, но времени на сожаления не оставалось. Остановиться означало погибнуть, поэтому я должен был продолжить бег.

Мой разум лихорадочно работал, пытаясь найти способ оторваться от преследующего меня грузовика. Интуитивно я побежал в лес. Грузовик не мог проехать между густо растущими деревьями. Без света фар лошади в темноте продвигались медленно. Я бежал ещё долго, пока не начал задыхаться.

Кавказца я потерял из виду. Скорее всего, он спрятался где-то в лесу. Я был полностью измождён, когда упал в снег. Мой организм отказывался повиноваться. Бежать дальше не имело смысла. Они всё равно найдут меня по следам в снегу. Я остался лежать неподвижно, босой и голый в холодном снегу. Мои ноги, пораненные острыми ветками, кровоточили и болели.

Я лежал в снегу, совершенно обессиленный и замёрзший. Страх охватил меня. С открытыми, парализованными глазами я смотрел в ночную тьму. Ветер свистел у моих ушей. Гул копыт лошадей отражался от земли. Я умру. На этом всё закончится…