Глава 16. Пойманная цель
В подземном штабе оживленно. Старшие командиры обсуждают текущее положение дел и возможности ближайших вылазок на поверхность.
— Итак, товарищи! — декламирует Светлосанов, — Пора напомнить проклятым фашистам, что мы живы и способны на серьезную борьбу! Что ни взрывы, ни газ, ни голод нас не уничтожили! И мы в состоянии нанести удар, который будет для врага очень болезненным…
— Ситуация наверху к сожалению, достаточно сложная, командир! — замечает Гогитидзе, — Надо очень хорошо подумать, что конкретно мы можем сделать. Кольцо блокады вокруг нас стягивается все туже… Пройти куда либо — необходимо почти ювелирное искусство. Минные поля, засады и просто полоса новых окопов. Каждая щель простреливается. Дороги далеко, чтобы какую-нибудь колонну расстрелять и взорвать. Чтобы там шум большой устроить — эшелон под откос пустить или парализовать железнодорожный узел — нереально, к станциям не подойти! Расстояние приличное и охрана сильная.
— Можно по-тихому и окоп немецкой охраны вырезать, — предлагает Елкин, — и пару блиндажей, так для разнообразия и профилактики!
— Нет! Этого мало, — категорично заявляет Светлосанов, — Нужна крупная операция. На окопы масштабно бросаться в лоб тоже нельзя… Нас всех из дзотов покосят еще не подходе! Необходимо что-то такое, чтоб фашист содрогнулся!
— Ну, тогда нужна какая-то хитрость, — предлагает Гусейнов, — особый подход… У нас же нестандартная война здесь развернулась! От этого и надо оттолкнуться, придумать что-то такое, чего враг от нас никак не ждет!
— Именно, Мехбала Нуралиевич! — соглашается Светлосанов, — Есть одна идея. И ее мы наверно и реализуем. Чтобы было громко и с последствиями для немчуры… Суть в чем. По данным наших разведчиков под началом сержанта Егоркина, рядом с нами базируется немецкая артиллерийская часть… И чувствуют они себя очень уверенно и спокойно. На мой взгляд, полный непорядок! Надо навестить…
Она располагается севернее наших каменоломен и чуть в стороне от линии обороны, и стоит несколько особняком. Фашисты никак не ожидают, что сможем туда пройти. А проход, как оказалось, есть! Опять же Егоркин со своими постарался… У откатной балки, в заросших оврагах, где раньше была узкоколейка, сейчас там своего рода мертвая зона.
И внимание немцев там ослаблено, так как приковано к нашим непосредственным входам, к нашему полю боя… Мы приручили их в одном месте сражаться, а там, на окраине периметра каменоломен, всегда затишье и постов мало. Отделение Егоркина нашло узкий лаз, выходящий как раз в нужном нам направлении. Мы расширили его… Путь открыт! Конечно, караулы имеются, все как полагается, но не так, как на нашем обычном участке. Это шанс дать фрицам по рогатому тевтонскому черепу и очень смачно.
— А что раньше молчал, командир? — удивляется Гогитидзе, — Дело стоящее…
— Еще какое! — подхватывает Елкин, — Это же подарок судьбы! Такое упускать нельзя. Пока фашист не прочухал, надо действовать… Они тоже на месте не сидят и не дремлют.
— Я не торопился, проверял все… — поясняет Светлосанов, — Теперь, когда есть, более менее проверенная информация, это можно выносить на заседание штаба и принимать соответствующее решение.
— Заманчиво, — потирает подбородок Гусейнов, — а сил нам хватит? Воинская часть все-таки, ее тоже не два человека охраняют… Как бы нам не напороться на острый клин! Неудачная атака может стать для нас роковой и непоправимой.
— Опасность начинается уже с первого шага из катакомб, — улыбается Светлосанов, — если все рассчитать и действовать решительно и дерзко… Успех обеспечен!
— Я только «за»… — бодро выдыхает Елкин, — Ослабить артиллерию фрицев на полуострове — это же святое дело! Тем более это наши непосредственные враги по военной специальности. Артиллеристы против артиллеристов! Просто дуэль чести…
Хоть и партизанским способом, но все равно бой! Это просто судьбоносный поединок!
— Только неравный, уже в который раз… — замечает Гогитидзе, — Нам бы родные зенитки, да выкатить их на прямую наводку! Вот был бы праздник Возмездия! Но ничего, мы и так их порубим, было бы в руках хоть какое-то оружие.
— Наше преимущество — внезапность, — поясняет Гусейнов, — должно сработать! Как будем действовать, командир?
— Мое предложение такое, — склоняется над картой Светлосанов, — пойдем тремя группами. У каждой группы будет своя задача и своя цель. Вы, Валериан Сафронович, возьмете на себя казармы, они располагаются в старых бараках, вот здесь, — Светлосанов показывает карандашом на карте, — Задача — расстрелять, сжечь по максимуму! Устрицкий со своими, займется подрывом складов с боеприпасами. Это вот тут! — карандаш вычерчивает крестик, — А мы, с младшим лейтенантом Елкиным, будем уничтожать вражеские единицы артиллерии, базирующиеся на территории части. Надо вывести из строя казенные части орудий, чтобы они замолкли навеки. Продумаем самый удобный и быстрый вариант. Сколько взрывчатки и как лучше применить. Чтобы все прошло эффективно и мобильно.
Вам, Мехбала Нуралиевич, поручается прикрывать наш тыл у входов в каменоломни, в той самой заброшенной балке! Мобилизуйте всех своих боеспособных людей, включая легкораненых. Несколько солдат для верности и поднятия боевого духа мы вам выделим. Ваш рубеж не менее важен, если что-то пойдет так, надежда будет только на ваше подразделение… Будете нас вытаскивать из фашистских клещей! Таким образом, в операции будет задействован весь гарнизон, кроме дежурных в госпитале и постов охранения входов. Таков мой план. Предложения? Возражения есть?
— Да пожалуй, нет… — смотрит на карту Гогитидзе, все еще переваривая информацию, — Все толково и ясно, детали проработаем… Так, чтоб все прошло гладко и с минимумом потерь! Погоняем собак фашистских по ночной степи!
— План превсоходный, — радуется Елкин, — все хорошо, только со взрывчаткой у нас, как говорится, не ахти… Даже гранат не так много! И в основном все осколочные противопехотные. Такими сильно по железу не разгуляешься! А у нас основная ставка на большой огонь…
— Огромный пионерский и комсомольский костер, мы фрицам организуем в любом случае! — возбужденно заявляет Светлосанов, — Будем импровизировать. Канистры с горючим еще есть… Есть нетронутый боекомплект к зениткам — снаряды разных калибров! Что-нибудь сообразим, у немца много чего на плацу лежит. Нам главное туда добраться, и фитиль запалить…
— У меня вопросов нет, — слегка хлопает ладонью по столу Гусейнов, — мои подчиненные стрелять научились достаточно сносно для сражения. Не подведут! Муртазаева вообще в раж вошла — по мишеням лупит как заправский снайпер! Так что все готовы…
— Что ж, замечательно, Мехбала Нуралиевич! — улыбается Светлосанов, — И еще… Мы идем в бой с хорошо вооруженным, превосходящим нас в численности противником. И драться надо за троих, если не за десятерых… Продумывать каждый шаг, каждое действие.
Видеть ситуацию шире, нежели сам враг! И идти дальше его. Понимать больше…
Из этого боя вернуться не все… Никто не знает, кого и где настигнет пуля… Это война. Часть наших товарищей ляжет в сырую землю… Но Родина никого не забудет! Наше дело правое! И Победа будет за нами!
— Сила нашей Родины, ее непобедимый Дух, собственно наш, — глубоко и даже чуть надрывно с чувством произносит Гогитидзе, — складывается из тех, кто пожертвовал собой, сложил голову за Счастье всех живущих… Поэтому Смерти для нас нет! Есть переход в основу нашей Родины, ее существование! Может кого-то из нас, здесь сидящих, скоро уже не будет… Они будут в другом месте, на другом, не менее важном Посту! Никто никогда не уходит совсем… Есть Память и еще Сердце! В его Пламени наши товарищи будут жить, и пылать вечно священным огнем!
— Память памятью, — замечает Елкин, — но лучше всем остаться в добром здравии. Сколько времени на подготовку?
— Двое суток. Еще раз проверим все подходы, — отвечает Светлосанов, — подготовим взрывчатку и оружие, установим время смены караулов. Приглядимся внимательней. Ошибок быть не должно.
— Это правильно, — поддерживает Гусейнов, — продумать нужно все до мелочей. От этого зависят жизни людей. А дороже человека ничего в мире нет… Гарнизон надо сохранить.
— Вы как, Мехбала Нуралиевич? — наклоняется к военврачу Светлосанов, — Выдержите натиск если что?
— Мы хоть и медики, — улыбается Гусейнов, — но люди уже обстрелянные! И здесь в каменоломнях воевали, пока с вами не соединились. Не беспокойся, командир, позицию удержим, и вам поможем, если потребуется! Все будет хорошо!
— Добро! — выдыхает Светлосанов, — Если все ясно, тогда за дело, товарищи! Нам здесь останавливаться нельзя ни на секунду…. Чтобы светиться Красными Звездами во мраке, не угасать, двигаться пламенем Жизни! Зазеваемся, успокоимся — провалимся в беспробудный каменный сон Тьмы…
— Хорошо, Михаил Викентьевич! — бодро отзывается Елкин, — Будем гореть и плести силки для фашистского зверя…
— Они думают, что мы в капкане, или уже в каменном гробу, — усмехается Гогитидзе, — а мы им, охотничью яму подготовим, необратимую! Зверь, уверенный в своем превосходстве, попадается легче…
— У нас зверюга матерый, беспощадный и вероломный, — добавляет Гусейнов, — но мы ему приготовим здесь еще не один сюрприз! Как бы ни было — это наша земля и она нам сама подскажет, что делать… И укроет от чумной фашистской бури!
— Так оно и есть… — кивает Светлосанов, — Сидим в самых недрах, заботливо укрытые каменным панцирем! И бродим в забытых тоннелях… И решаем то, о чем раньше никто не мог и помыслить, и на вооружение берем то, к чему никто не касался!
— Пионеры во тьме? — загорается Елкин, — Шкиперы в каменном море? Факелы в пропасти? Кем еще будем? Что еще встретим? В себе и снаружи…
— Мне кажется, мы здесь не случайно, — как-то печально-серьезно Гогитидзе, — может, нас сюда привели… Судьба, или что там над нами есть? Силы реальности неизвестные. И мы должны что-то важное здесь сделать. Здесь, в этой завораживающей Глубине, есть что-то Грандиозное и Древнее… Живое и Забытое! И чего-то подобного этому уже нигде нет.
— Природа очень глубока, — замечает Гусейнов, — глубже, чем любые катакомбы… А природа нашего человеческого сознания особенно. Там вообще все надуманные формы и границы исчезают… Поле неисчерпаемых возможностей. Это я как врач говорю…
— Ну что ж, — улыбается Светлосанов, — слова доктора — закон! Пойдем дальше и глубже… По коням, товарищи!
