Глава 5. Встреча во Тьме…
28 мая 1942 года в Булганакских каменоломнях, в штабе отряда собрались старшие командиры. За столом из ящиков от снарядов, в свете фонарей «летучая мышь», склонились над картой старший лейтенант Михаил Светлосанов, комиссар Валериан Гогитидзе и младший лейтенант Елкин. Чуть поодаль, в углу, радист сержант Дементий Гегечкори настраивает рацию.
— Немцы, похоже, поняли наши серьезные намерения, — докладывает обстановку Елкин, — и тоже обстоятельно взялись за дело.
Нас окружили плотным кольцом армейских частей и мертвой зоной в 200—300 метров, в зависимости от характера местности.
— Насколько сильная линия обороны? — спрашивает Светлосанов, — Бреши есть?
— По данным разведки, достаточно мощная и продуманная, — отвечает Елкин, — Минные поля, колючая проволока, окопы в несколько рядов, пулеметные точки, много пехотных подразделений, саперные части и минометные батареи… разнокалиберные — от легких, до тяжелых новых шестиствольных! У них убойная сила, как у полевых пушек. Снайперы еще появились — проверяли на приманках — бьют безупречно. Начинают возводить дзоты. Наши секретные лазы пока не обнаружили.
— Значит, мы блокированы, — задумчиво произносит Светлосанов, — Собственно этого и стоило ожидать… Немец тоже далеко не дурак! Сети плести они умеют…
Наши каменоломни достаточно протяженные, может, есть выходы за полосой обороны фашистов? Это бы нам здорово помогло…
— Пока не обнаружили, — говорит Гогитидзе, — исследуем, будем искать! Мы едва на своем участке с обустройством разобрались, да охрану у известных входов выставили, а тут вокруг — настоящее море камня! Бескрайнее… Заблудиться в два счета… При невероятно запутанном лабиринте глубина до 30 метров доходит, это не шутки! Система очень сложная, месяцами, если не годами нужно изучать. Все очень непросто и непонятно.
— Нет у нас никаких месяцев, Валериан Сафронович! — строго отрезает Светлосанов, — Нам надо знать территорию базирования как свои пять пальцев! Иначе жди гостей… Враг тоже не дремлет! Если мы фашистов пару раз отпугнули в тоннелях, это еще не значит, что они в другом месте не полезут! Будем ходить и изучать, методично, шаг за шагом, каждый поворот, каждый камень… Это вопрос жизни и смерти! Создадим дежурные команды и все по очереди пойдем в дальнюю разведку катакомб. Будем составлять подробную карту. Это необходимо. Может, откроется что-то интересное. Что со связью, Дементий?
— Пока ничего, — отвечает Гегечкори, — эфир забит немецкой речью… На наши позывные никто не откликается! Слой камня очень внушительный, большие помехи… Надо антенну вытягивать наружу, может тогда дело лучше пойдет.
— Тяните, — сурово чеканит Светлосанов, — не медлите! Нам связь нужна как воздух. Надо узнать обстановку вокруг нас и соответственно принимать решения. Боевые действия лучше координировать с операциями на фронте, а не идти вслепую…
— Даже если наш услышат, — замечает радист, — вряд ли будут с нами говорить!
— Это еще почему? — восклицает Гогитидзе, — Чем мы провинились?
— Не провинились, товарищ комиссар! Дело совершенно в другом, — поясняет Гегечкори, — при отступлении или крупной передислокации меняются коды и шифры… Обычная практика. Наши призывы могут принять за провокацию немцев. Так что все это очень ненадежно.
— Что ты предлагаешь? — пристально смотрит Светлосанов, — Бросить совсем рацию?
— Нет, — улыбается Дементий, — Внимательно слушать и немцев, и наши сводки, когда сумеем перехватить… На основании всей информации выстроить общую картину происходящего в нашем районе.
— Толково! — одобряет Светлосанов, — Хоть что-то будем знать. Как с внешним наблюдением? Известно еще что-то помимо фашистской блокады?
— Да, кое-что есть, — сообщает Гогитидзе, — в юго-восточном направлении идут сильные бои и днем и ночью. Похоже, там сражается крупная группировка наших войск… Это тоже район старых выработок — каменоломен. Может, там еще линия фронта проходит.
— Будем производить разведку, — твердо заявляет Светлосанов, — и лучше — подземную! На поверхности сейчас любое появление чревато большими жертвами. Поэтому наш козырь — это подземелье и темнота! Будем привыкать, и обживаться в новых условиях.
— Место нам досталось, конечно, очень необычное, — задумывается Елкин, — в плане скрытности понятно и все надежно. И снаряды не пробивают, и нас не разглядишь и не найдешь, как ни старайся…
Но сами условия обитания здесь… Холод, пронизывающий до костей, в шинелях мерзнем! Тьма как болото утягивающее, брошенные подземные выработки, растянутые на десятки километров! Как будем контролировать такую громадную площадь? Нас не так много…
— Страхом… — улыбается Светлосанов, — Фашисты не знают, сколько нас и где мы конкретно находимся. Тьма и каменный лабиринт наши союзники, а не враги!
Мы как призраки, будем появляться, и растворяться во мраке. И где мы возникнем в следующий раз, предугадать невозможно. А по площади катакомб поставим посты на пересечении главных узлов галерей… И пусть попробуют нас взять! Мы везде — за каждым неприметным камнем, в каждой скользящей тени, в каждом темном углу… Им никаких сил не хватит! Простое оружие здесь уже бесполезно. Тут другая схватка разворачивается…
— Лейтенант прав, Михаил Викентьевич! — замечает Гогитидзе, — Людям непросто будет в таких подземных условиях. Это не казарма и не окоп, где вся привычно и понятно. Солнца нет. Воздух спертый, тяжелый… Холод опять же, постоянная темнота. Здесь особый подход нужен. Не каждый к этому готов! Я буду с солдатами лично беседовать. Укреплять и оттачивать их дух и волю! Чтоб выдержали все подземные испытания.
— Все правильно. Дело говоришь, Валериан Сафронович! — поддерживает Светлосанов, — Без внутренней силы и убежденности любое оружие — хлипкая деревяшка или железка. Сердца надо зажигать, чтоб полыхали как ночной пожар!
— Не сомневайся, командир! — воодушевляется Гогитидзе, — Зажжем… Будут так гореть, что в этой тьме катакомб станет светло как днем! Кровь в жилах будет огнем неистовым полыхать, глаза молниями сверкать, воля как горы к небесам поднимется! Победа будет за нами!
— Мы все ушли сюда, — добавляет Гегечкори, — в каменную пропасть осознанно… Сделав свой выбор! И других вариантов для нас больше нет. Кто хотел — тот сбежал к проливу, как трусливый шакал… А мы будем сражаться, сколько сил хватит!
— Я уверен в нашем дивизионе, — заключает Гогитидзе, — но свою комиссарскую работу буду проводить еще интенсивней и глубже… Каждый может оступиться или поддаться слабости. Наш бой непростой и тяжелый. Я должен быть рядом.
— А насчет огня… — усмехается Елкин, — Мы тут уже пошалили слегка! Ночью, ближе к утру, когда немец дрыхнет, выкатили наших красавиц спаренных пулеметных, добавили ракет, сигналок — их целые ящики остались и задали жару! Пулеметные очереди как змеи прошивают всю степь… Ракеты вспыхивают везде — небо полыхает, как будто целый полк в тылу у фрицев высадился! Мы еще сирены — с десяток ручных «ревунов» включили, вот так потеха началась! Акустика в скалах знатная. Натурально атака с воздуха! Вот получился праздник и фантастическая иллюминация! Нашим бывшим царицам такое и не снилось! Фейерверк неописуемый! Фашист в окопах аж подпрыгнул… Ополоумел! Понять не может, что к чему. Умора! Настоящее Светопредставление… Пока они челюстями щелкали, наблюдая воздушные узоры, и выискивая в темноте неба наши самолеты, мы с флангов зашли и знатно их потрепали! Пока мы в окопах пехоту долбили, их прожектора небо режут туда-сюда, зенитки просто захлебывались, расстреливая пустое пространство. А мы их во мраке ночном тихо давим, как паразитов несносных. Славно прогулялись!
А потом, только мы скрылись, они вдогонку свою какофонию минометную включили! Будто землетрясение началось! А нас уже не достать. Они только вход обвалили и все…
— Кончились у них спокойные дни! — довольно сияет Гогитидзе, — Спать мы им теперь точно не дадим! Они это уже уяснили — сами уже на взводе… По ночам палят с перепугу от каждого шороха или просто от нервов. Знают, псы нацистские, чем для них южная ночь может обернуться!
— Что ж, отлично! — резюмирует Светлосанов, — То, о чем я и говорил, они уже нас боятся! Дальше — больше. Стянут войска. Пойдут еще раз на штурм, понесут потери. Что нам и нужно!
Каждый бой здесь — это облегчение положение на фронте. Фашистских сволочей надо бить везде, во всех уголках земли, в лоб, в спину — куда угодно, главное бить!
Тогда и общее дело быстрей пойдет и Победа не за горами будет!
— Вроде европейцы, претендуют на культурную нацию, — усмехается Гегечкори, — а элементарных вещей не понимают. Бесполезно с нами воевать! Как можно победить горы и Солнце? А мы сейчас, как и они, за Жизнь боремся! Как предки наши! И Правда на нашей стороне!
А все лживое и темное, хищное и алчное обречено на позорную Смерть!
— Мы этой войны не хотели, — гневно произносит Елкин, — гансы сами напросились, все здесь и останутся! У них другой дороги, кроме черной пропасти, нет!
— Вот мы ее здесь и организуем, — подмигивает Светлосанов, — в лучшем виде! Так нам нужно еще подумать…
В коридоре внезапно раздается шум. Инстинктивно, все тянутся к оружию. Из густой темноты выныривает сержант Егоркин, весь неузнаваемо в белой известковой пыли.
— Ты откуда такой взъерошенный, Алексей? — спрашивает Гогитидзе.
— Типа шухер, товарищи, — сержант прислоняется к выступу, тяжело отдышавшись, — в смысле тревога!
— Что стряслось? — внимательно смотрит Светлосанов, — Говори скорей…
— Похоже, фрицы в штольнях…
— Вот те на! — восклицает Елкин, — Каким образом? У нас все блокировано! Сквозь стены прошли что ли?
— Хрен их знает… — сплевывает известковую крошку Алексей, — Но сидят над нами, на верхнем ярусе.
— Вот это поворот событий! На все девяносто градусов, — изумляется Гегечкори, — Это как мы их проморгали?
— Видимо, недооценили мы врага, хотя были предельно внимательны и осторожны! — хмурится Светлосанов, — Слишком самонадеянны были. Но если все-таки противник нас перехитрил, но каким образом, мы же как в коробке сидим, с закрытой крышкой? Как они могли появиться у нас незаметно после всех атак и пройти посты? Что-то тут не то…
— Каменоломни большие, — замечает комиссар, — наверняка лазы еще где-то есть… Может из местных кто скурвился, помог! Есть такие — за банку немецкой тушенки мать родную продадут, не то что, Родину! Вот и нашлись проводники, привели псов прямо к нам!
— Ты уверен, что это немцы? — Светлосанов пристально смотрит на сержанта, — Хорошо разглядел?
— Ну… не глаза в глаза конечно, — рассказывает Егоркин, — но с близкого расстояния, видел в щель… Сидят у костра, причем костер у них почти незаметный, по всем правилам разведки сделан, прикрыт, сразу и не заметишь! И с фонариками по тоннелям ходят, все что-то ищут, факелов нет, а фонарей много, что не характерно для наших отступающих частей, и лучи у них не как наши с желтизной, а белые немецкого производства. И самое главное, тут уж никаких сомнений — балакают не по-нашему! Речь чужая, это я точно разобрал! Точно они!
— Тебя не заметили? — напряженно спрашивает Елкин.
— Нет. Я осторожно, аки мышь! — улыбается сержант.
— Сколько их? — снимает со стены висящий автомат, Светлосанов, — посчитать успел?
— Темно было… Но судя по голосам, лучам фонарей и прочим приметам около 10—15 человек точно, не больше…
— Как раз количество для опытной диверсионной группы, — констатирует Гогитидзе, — надо их резать по-тихому! Пока не расползлись по каменоломням по 2—3 человека для выполнения подрывной работы любого профиля — от взрывов до устранения командного состава. У них это отлажено, как конвейер работает. Поди, еще в нашу форму одеты. Медлить нельзя, их надо давить, чем быстрее, тем лучше. Изучить местность и засаду устроить для других вражеских групп.
— Комиссар как всегда прав! — оглядывает всех Светлосанов, — Поднимайте 2 взвода — Азарова и Кобы и все туда… Далеко это?
— Нет! — оживляется Егоркин, — Самое тревожное, что совсем рядом… Не на окраине, а в расположении нашего гарнизона!
— Ничего! — успокаивает Гогитидзе, — Фриц дурак, сам пришел! Смерть уже нашел! В путь, товарищи!
На запутанно-изломанной границе между верхним и нижним ярусами катакомб, пробивается тусклый призрачный свет из одного из узких проходов… Недалеко, слившись со скалами, затаились красноармейцы Светлосанова.
— Ну, что, когда пойдем? — шепчет Гогитидзе, — А то руки настоящего дела просят… Святого Возмездия! Мы уже на одном уровне с ними. Пора, момент самый удачный, а то уйдут…
— Сейчас присмотримся, — почти оцепенело, не отводит взор от группы противника Светлосанов, — бить надо наверняка, в самый подходящее время и в десятку! Чтобы враг и понять не успел, что происходит…
— Мутно все, — чуть опускает ствол автомата Елкин, — ни черта не видно. Маячат как привидения!
— Странные они какие-то, — недоумевает Гегечкори, — на военных не очень похожи…
— С чего ты взял? — приглядывается Елкин, — Фигуры обычные и весьма увесистые!
— Осанка у них не тянет на разведку, — говорит радист, — и штурмовиков, да и вообще на какое-либо спецподразделение! Движения бестолковые, очень безалаберные, развязанные, суетливые, почти гражданские. Диверсант скользит как тень, крадется как кошка, ступает как мышь, проносится как дуновение ветра. Его захочешь — не заметишь! А эти, гляньте — увальни… шатаются как пьяные медведи!
— А ведь Дементий прав, — поворачивается к подчиненным Светлосанов, — Какие-то они не такие! Надо бы их прощупать как-то…
— А может шмальнуть по ним всем нашим народным хором, — выдвигается вперед сержант Егоркин, — и дело с концом, и никаких сомнений! Отсюда удобно… А там разберемся, кто они — «СС», «СД» или еще какая холера, но что не наши — факт! Позиция у нас, как раз что надо… В минуты всех положим до одного! Пискнуть не успеют…
— Расстрелять их всегда успеем, — размышляет Светлосанов, — наше положение действительно выгодное — они почти в тупике. Тут все-таки понять надо. Зачем они здесь. Как попали и главное кто они. Уж и вправду, больно подозрительные. В смысле не типичные военные…
— Да что там понимать, командир! — горячится Елкин, — По мне так пару гранат для начала, потом магазин разрядить от души, и повязать тех, кто останется… Лешка прав, речь то не наша!
— Ну, правда, что ждем, Михаил? — теряет терпение Гогитидзе, — Пока разбегутся по щелям, как тараканы, ищи их потом в этой беспредельной каменной бездне… Атаковать надо и прямо сейчас!
— Может вы и правы! — колеблется Светлосанов, — Ладно, всем приготовиться! Огонь по моей команде. И сильно не увлекайтесь, нам пленные нужны! Работаем аккуратно!
— Все будет как на хирургическом столе… — улыбается Елкин, поглаживая корпус оружия, — Уж что-что, а стрелять мы умеем, хошь из зенитки, хошь из автомата!
Немецкие прославленные асы, что в степи валяются, в сгоревшем железе, красноречиво подтвердят…
— Вон там в углу, в темноте, — указывает комиссар, — еще группа сидит. Возьмите на прицел! Чтоб не ушли…
— Есть! — вскидывает автомат Егоркин, — Сейчас мы их…
— Стоп! — неожиданно рубит на полуслове Гегечкори, — Товарищи… Это не немцы!
— А кто ж это, по-твоему, французы? — саркастически бросает Елкин, — Арабы или индусы что ли? Кто здесь еще может быть?
— Откуда такие выводы? — поворачивается Светлосанов.
— Речь не немецкая! — твердо резюмирует Дементий.
— Ты как разобрал? — удивляется Егоркин, — Тут особо не слыхать ничего…
— Я радист! — объясняет Гегечкори, — У меня ухо уже как антенна работает… Я скоро летучих мышей местных понимать начну! Так вот не немецкий это язык…
— Может румыны или итальянцы? — предполагает Светлосанов, — Их тут навалом наступало вместе с фрицами. Всю культурную Европу собрали, мать их…
Ну, так что слышишь, Дементий?
— Что-то очень знакомое… — замирает Гегечкори, вслушиваюсь в тишину подземелья, — Сейчас!
— Вах! Я теперь тоже разбираю, слышу, — улыбается Гогитидзе, — я все понял… Кто бы мог подумать!
Комиссар встает в полный рост и идет к проему, высовывает туда голову…
— Ты куда? — почти полусвистом змеиным шипит Светлосанов, — Совсем сбрендил, комиссар? А ну назад!
— Все нормально командир! — уже в голос басит Гогитидзе, — Расслабьтесь все… Это не то, что вы думаете.
И далее гремит в густую темноту по-азербайджански:
— Salam yoldaşlar! Sizi necə, buraya düşüb? Haradan?
( — Привет товарищи! Как вас сюда занесло? Откуда вы?)
— Ты с кем там болтаешь, Валериан? — ошалело хрипит, вцепившись в трофейный МП-40 Елкин, вжимаясь в скалу, — Ты же всю группу раскроешь! Что за…
— Uzun danışmaq! — раздается в ответ голос по-азербайджански, — Bəs siz kimsiniz?
( — Долго рассказывать! — А вы кто?)
— Так, если там наши советские, — выкрикивает Светлосанов, не снимая палец с курка, — давайте перейдем на язык понятный всем!
— Как скажешь дорогой! — летит эхом с акцентом, по каменным залам в ответ, — Так кто вы?
— Это наши азербайджанские части… — шепчет Гогитидзе, — все в порядке! Я их разговор понял, они не диверсанты!
— Вы на мушке! — Светлосанов на всякий случай отодвигает комиссара от проема, — И давайте-ка вы нам представитесь, как положено, чтоб не было никаких недоразумений.
— Хорошо… — парит эхо над изломанными сводами, — Будь по-вашему!
Из мрака выходит крупный человек в грязной, потрепанной советской форме, осунувшийся и закопченный.
— Начальник госпиталя медико-санитарного батальона 396-й горно-стрелковой дивизии 51-й армии, военврач 3 ранга Гусейнов Мехбала Нуралиевич! — представляется он, — Со мной медперсонал и раненые… Мы здесь почти неделю скитаемся.
— Документы есть? — выходит вперед Светлосанов, одной рукой держа на ремне автомат у пояса в боевом положении, — Да, вид у вас, прямо как у нас, все прелести подземелья на лице отпечатаны!
— Конечно, все как полагается! — Гусейнов достает из кармана помятые бумаги, — Можете посмотреть…
— А ты откуда, Валериан Сафронович, азербайджанский знаешь? — интересуется Елкин, — Ты же грузин, насколько я еще что-то понимаю в нациях.
— Я все наречия кавказские знаю, — отвечает Гогитидзе, — я, когда услышал, ушам не поверил, потом догадался.
— Значит, дружба народов спасла всех… — восклицает Елкин, — Хорошо, обошлось! А то бы своих постреляли… Ну а ты, Егоркин, артист! Не наша речь! Вот тебе и немцы, перед тобой стоят!
— Дак, я же что… — слегка конфузится сержант, — Не по-русски же шептались! Поди тут разбери на войне, чей язык, за фашистов целая орда сражается! А у нас в Красной Армии все только по-русски изъясняются…
— Все верно, — поддерживает Светлосанов, — Алексей молодец! Группу обнаружил и был крайне осторожен. Объявляю благодарность! Так держать!
— Служу трудовому народу! — бодро отзывается Егоркин, — Спасибо товарищ командир!
— А Вы товарищ Гусейнов, присаживайтесь, — продолжает Светлосанов, — да поведайте нам, как вы очутились в наших подземных краях…
