Нормально

Крапива

Три девушки. Три пути. Три выхода. Три испытания. Одной нужно решить, о чем спросить у бога. Второй предстоит искупление страданием. Третья должна придумать, как заработать на человеческих грехах. Предсказания уже получены. Одну ждет богатство, но какое? Другую — свадьба, но с кем? Третью — смерть, но чья? Череда принятых решений приведет их к себе, к богу и к пониманию того, что плохо, хорошо и нормально. Книга содержит нецензурную брань.

Соня. Запрет

До ночи пыталась взяться за краски и кисти. Или хотя бы за карандаш и ластик. Всё время что-то отвлекало: напряжённая спина Лизы, мельтешащая туда-сюда Зарина, бросающая тяжёлые взгляды, молчащий телефон, из которого пялился Семён то в одной, то в другой куртке. Девять часов вечера — не поздно позвонить самой? А десять?

Уже можно было лечь спать, но она ведь ещё ничего не нарисовала. И снова шла проверять почту — должно прийти расписание, и хотя Соня его, конечно, не забыла переписать, свериться с Маниным обязательно нужно. Пока ждала, пыталась прикинуть, где рисовать. После дурацкой ссоры с Лизой делать это в комнате казалось невозможным. В коридоре? В кухне? Только привлекать внимание. Ещё полгода назад она ухватилась бы за такой повод выделиться, но сейчас хотелось забиться в раковину, или найти пещеру поглубже, или что угодно. Только бы не отвлекаться на людей, на быт, на собственные мысли. Не убежишь от себя! Не убежишь!

В конце концов глаза так слипались, что она положила скетчбук под подушку — вдруг правильный настрой приснится.

Проснулась. Глаза упёрлись в полосу света на потолке. Телефон на полу завибрировал и потарахтел под кровать. Соня схватила его, чтобы никого не разбудил.

Злилась.

Могла бы, может, не спать всю ночь, но нарисовать хоть что-то. Смутно помнила, что в парке придумала сногсшибательную композицию.

«Вряд ли она была так уж хороша», — хмыкнул противный внутренний голос.

«Вряд ли», — согласилась Соня.

Прочитала СМС, протёрла глаза. Время 6:05.

«Прости, что не ответил. Вопрос актуален?»

Очень захотелось стереть его из своей памяти вместе со всем, что забылось само. Может, и то, что было, она на самом деле не хочет помнить? Но как это понять, когда этого не помнишь?

«Нет», — написала, но любопытство пересилило, добавила: «Теперь интересно, где ты был вчера в семь вечера»

«Гулял».

Сдёрнула одеяло, как будто он стоял рядом и издевался. Как же бесит!

Соня спала в пижаме из шортов и майки. Когда спустила ноги с кровати, их обдало гулявшим под кроватями ветром. Захотелось спрятаться обратно под одеяло, но там уже поселилась память о раздражающем Семёне.

В бледной темноте комнаты вздохнула Лиза, что-то зашептала. Где-то внизу проехала машина, выхаркивающая музыкальные фразы. Постояла на светофоре. Вдалеке заверещала сирена: что-то горело или умирало.

Соня задумчиво оглядела комнату и пошлёпала в душ.

Уродство окружающего душило её. Кто додумался, например, поклеить эти обои, с цветочками цвета соплей? Или эта мебель? Или гробы домов, на которые открывался вид из окна?

Как можно в этой стране сделать что-то прекрасное? И почему другие этого не видят?

Снести бы всё это и построить заново!

Первые подёрнутые ржой струи впились в позвоночник. Сжала зубы до боли — только бы не заорать. Отличное начало. Дня, недели, семестра. Хоть иди вешайся!

Вернулась в комнату, где уже не спала Зарина. Таинственно темнели глаза в тёплом свете настольной лампы. Под глазами набухли мешочки. Соня ничего не спросила — боялась лезть не в своё дело. Да и не было сил вникать в чужие слёзы.

Заглянула в телефон. Снова невольно сжались зубы. «Погуляешь сегодня со мной?».

«Отвали уже», — набрала, но не отправила. Собрала последние крохи вежливости. — «Не хочется».

Соня плелась по заснеженному тротуару, не в силах смотреть по сторонам, не в силах думать или чувствовать. Хотелось только мечтать о чём-то таком сладком, завлекательном, как одинокая яркая лампа, в тёмном зале освещающая её картину. Хотелось рассмотреть получше, что там за картина. Но Соня вмазала себе ментальную оплеуху: не сметь мечтать! Пока ты мечтаешь свои глупые мечты, другие идут и делают! Лучше бы продумать, как нарисовать тот, конкретный рисунок, к которому уже подступалась. До боли в ладони сжала птичку с часами в кармане.

Но думать насильно не получалось. И в конце концов её разум опустел совершенно и остался только свист ветра, рычание проезжающих мимо машин и боль в голове, ставшая привычным фоном жизни.

Он всё равно показался. Ждал на выходе из института, за колонной. Высокий, прямой. Он увидел её не сразу, и она невольно залюбовалась сложившейся картиной. Белая колонна, белый человек, белый мир с силуэтом высотки и чёрными хлёсткими ветками на фоне. Оказалось, он красив. Наверное, не для каждой. Но Сонины глаза были приучены различать «интересное» в линиях и пятнах.

Его лицо как будто вырубили из гранита — острое, холодное, категоричное. Руки что-то теребили в карманах куртки, левое плечо едва касалось колонны. Он смотрел в сторону, где плакала растрёпанная девчонка, сидя на ступеньке. Завалила пересдачу? Рассталась с парнем?

Семён увидел Соню, подмигнул и приложил палец к губам. Потом оттолкнулся и подлетел к плачущей девушке. Он что-то нашептал ей. Она посмотрела на него, немножечко улыбнулась. Он протянул ей маленькую коробочку.

— Что там было? — спросила Соня, когда он подошёл наконец к ней, оставив заплаканную девчонку ошарашенной, но готовой искать в мире приятные сюрпризы.

— Пирожное для тебя. — И больше не стал ничего объяснять.

Соня пошла в сторону метро — гулять с Семёном она не собиралась, а пешком идти до общежития не осталось сил. Пирожное — ну-ну.

— Часто так делаешь? — Голова снова разболелась. На каком же концерте она была? А главное, у кого это узнать? Может, говорила что-то соседкам. Стоит спросить, наверное. Только не у Лизы.

— Собираюсь подарить пирожное девушке, которая нравится, или пытаюсь утешить незнакомую?

— Выпендриваешься перед малознакомым человеком, типа помощью другому, хотя мог бы просто вести себя порядочно.

— Интересный взгляд.

Замолчали. Вышли с территории университета через узкую, угрожающе нависшую арку. Соня вдруг остановилась.

— Чего ты хочешь вообще? — Поток расходившихся с пар студентов заставил её чуть подвинуться, отойти в сторону.

Отвернулась, пошла дальше. Пусть идёт, куда хочет.

Догнал. Не стал останавливать, просто рядом пошёл.

— Я узнал, что в парке было.

Вчера всё-таки его видела. Он заплатил продавцу и узнал, что после полуночи у палатки толкались крепкие парни: люди, которые каждого московского кавказца называли братом, выясняли что-то с людьми, которые каждого кавказца называли гнидой. Среди первых был один русский парень, поразительно похожий на Семёна.

— А я-то тут каким боком? — выдохнула Соня вопрос никому.

Когда подошли к метро, Соня попробовала распрощаться.

— Ты в общагу? Я провожу. Только не на метро. — Он взял её за руку. Не спрашивая, не извиняясь. Как будто очень давно делал так каждый день.

Взял и потянул за собой. Мимо метро, мимо палатки с цветами, мимо потрёпанной фигуры огромного зелёного кота, сующего в руки буклеты.

— С какого хрена? — Пыталась сопротивляться. — Какое тебе вообще дело?

Семён остановился, заглянул в лицо, заправил под шапку Сонины растрепавшиеся волосы, но руку не отпустил.

— Можешь делать что угодно: не рисовать, напиваться и разговаривать матом. Только не спускайся в метро в ближайшую неделю.

Вырвала руку, убежала в метро. Спряталась.