Зеркаланто

Мария Фомальгаут

Вы знаете, о чем мечтает мечта? А как подстрелить осень? Ну уж хотя бы как стать настоящим средневековым замком, вы точно знаете! Как это нет? Чему вас только учили в школе… Ах да, какая школа, ведь математика сбежала… Ладно, не стойте столбом, помогите дереву перейти дорогу. Кстати, Париж едет в Париж, предлагает составить ему компанию…

Лянчжу из завтра

Водитель останавливается возле чёткой границы, за которой асфальтированная дорога сменяется чем-то футуристическим, мерцающим в сумерках. Дальше нельзя: дальше начинается Лянчжу. Иду к границе, показываю разрешение, смуглый человек в постоянно меняющихся одеждах долго и внимательно изучает мой документ, будто раздумывая, пропустить или нет. Я все-таки надеюсь, что пропустит: ехать сюда за тридевять земель и вернуться ни с чем мне не очень-то и хочется.

Наконец, человек на границе нехотя меня пропускает: почему-то мне кажется, он сканирует мои мысли и мысленно советуется с кем-то где-то нигде — хотя про телепатию мне никто ничего не говорил. Я оглядываюсь в поисках хоть чего-нибудь, на чем можно было бы доехать, уже смиряюсь с тем, что придется долго тащиться пешком неведомо куда, — когда прямо передо мной в пустоте раскрываются изящная дверца, за которой виднеется просторный зал с чем-то парящим, на чем можно сидеть, скрестив ноги. Вспоминаю свои навыки по скрещиванию ног, сидушки как будто чувствуют мое замешательство, стремительно перемещаются, чтобы я мог сесть и поставить ноги.

Меня встречает улыбчивый отрешенный человек, который кажется, думает о чем-то своем, смотрит куда-то не просто сквозь меня, а сквозь пространство. Мы пьем что-то чайное из парящих в воздухе чашечек, я все боюсь потерять равновесие, хотя понимаю, что мне этого не позволят.

–…так вы уверяете, что являетесь империей Лянчжу?

— Совершенно верно.

— И как я понимаю, вы из какой-то альтернативной реальности, где ваш город не был разрушен наводнением?

Он отвечает как-то неопределенно, я до сих пор до конца не понимаю его язык, — и да и нет одновременно, и не да и не нет, и так, и так, и не так, и не так. Я все еще до конца не понимаю их язык, хотя, казалось бы, в языках понаторел основательно.

— Из потом, — добавляет мой собеседник низким грудным голосом.

— Потом, потом… Он показывает куда-то вверх, я понимаю, что речь идет о будущем.

— И через сколько лет после наводнения это ваше… будущее? — кажется, вопрос прозвучал недостаточно вежливо, хотя я использую все мыслимые и немыслимые обороты, сесе, буюнсе, бухаоисы, как могу напрягаю связки, чтобы произнести с нужной интонацией, чтобы не получилось что-нибудь неприличное, за что меня испепелят на месте.

— Когда земля станет пустыней.

Понимаю, что мне это ни о чем не говорит.

— Вы говорите…

–…и солнце в полнеба.

Меня осеняет:

— То есть, вы переместились сюда, потому что расширяется солнце?

— Не совсем так… — он оценивающе смотрит на меня, словно пытается понять, пойму я или не пойму, — ну, да… так.

Понимаю, что он считает меня недостаточно умным, не будет объяснять, что к чему.

— И поэтому вы решили перебраться сюда?

Знак согласия — вернее, даже не согласия, а с каким-то подтекстом, что иначе было бы невозможно.

— А как вы планируете решать проблему с, мягко говоря, недовольством китайских властей?

Снова отрешенно улыбается:

— Для нас это не проблема.

Вспоминаю видеохроники с отчаянными попытками войск пробиться на восточное побережье Китая, где теперь раскинулась Лянчжу.

Его взгляд как будто прорезает пространство:

— Не проблема.

Я понимающе киваю — для них это действительно не проблема, они как будто не замечают нас, отставших от них на миллионы лет.

— А что вы можете сказать насчет Властительства Чуди на севере?

Он отвечает что-то, в чем я с немалым трудом узнаю что-то вроде «Понятия не имеем».

— Значит, это не из вашей реальности?

— Совершенно верно.

— Я так полагаю, нам следует ожидать появления новых земель, какого-нибудь Нутэнвака в Сибири?

— Вполне возможно.

Я чувствую, что за этим «вполне возможно» стоит намного большее, чем то, что я понял — но я не могу прочувствовать всех тонкостей языка.

— А где же теперь люди, которые раньше жили на побережье?

— Они здесь.

— Но мы не можем с ними связаться, люди беспокоятся за своих близких!

— Они здесь. Вы их не видите.

— И…

–…этому нужно научиться…

–…видеть тех, кого нет…

–…они есть.

–…то есть, есть, но мы их не видим… и вы можете научить нас видеть…

— Это легко…

Он показывает мне — как, вижу, что показывает со всей аккуратностью — но я не понимаю, не чувствую, это как если бы в первом классе на меня уравнение с интегралами вывалили, и давай, решай.

— Не понимаете? — на этот раз он смотрит не сквозь меня, а вглубь меня, куда-то в самую суть.

— Э… а… я попытаюсь разобраться…

–…вы ищете своих близких?

— Э… нет, я переживаю за других людей…

…я не говорю ему правды, что ищу самого себя, что я сам исчез здесь, на восточном берегу Китая — в редакции до сих пор не знают об этом, никто не нзает, кроме меня…

(запись удалена)