Низковольтовые руны высокого напряжения

Марк Салимов (2024)

В середине ХХ века один англосаксонский) учёный свёл всё существующее многообразие параллельных миров к единой системе физических констант и математических уравнений, из которых вывел четырёхуровневую классификацию этих миров. К первому уровню он отнёс миры с привычными законами, ко второму — миры с другими физическими константами, к третьему — возникающие в рамках многомировой квантовой интерпретации, а к четвёртому — миры с иными законами бытия. Предлагаемый вниманию читателя мир образовался ещё в петровскую эпоху как результат пересечения миров третьего и четвёртого уровней, когда в слегка отличный от нашего мир пришла во всех смыслах невероятная вероятностная магия. С тех пор здесь проявляются и эффекты «намоленности» изображений, включая не только лики местного бога подозрительного происхождения, но и руны или, к примеру, условные изображения электрических элементов, чем пользуются попавшие сюда друзья — простой советский электрик и недоучившийся инженер электронной техники…

Глава одиннадцатая, в которой некто паяет за корочку хлеба и спасает благородных девиц

Лучше уж безбородый еврей, нежель та борода без того же еврея!

Еврейская народная пословица (а то, быть может, и поговорка)

— Лужу, паяю!! — истошно, до срыва всё ещё ломавшегося юношеского баска голосил на весь двор горбоносый чернявый парнишка в традиционной еврейской кипе, — Гиглянды с фонагиками электгическими да пгимусами с кегогазами неиспгавными починя-я-яю!!!

На последнем слове молодой человек таки дал петуха, чегтыхнул… тьфу ты, простите, как говорится, с кем поведёшься, от того и… Ну так вот, на последнем слове молодой человек таки дал петуха, чертыхнулся в сердцах и как-то не по годам обречённо вздохнул.

Эх, и это тоже не Рио! — с несвойственной для него грустью подумал он, — Будь на моём месте брателло, то эту долбанную зазывную кричалку он не без оснований мог бы кончать не в пример по-другому. Что-то типа: лужу, паяю, телевизоры с компьютерами починяю!!

Возможно, юноша и излишне перестраховывался, но говорить без характерного акцента с некоторых пор он позволял себе разве что только мысленно. Вероятно, в этих же целях он выкрасил свои славянские русые кудри в радикально чёрный семитский цвет. Ну а нос… А что нос? Нос у него после давней лицейской драки и без того был со схожей горбинкой.

— Конспигация, товагищи, и ещё газ конспигация! — с отвращением проворчал странный паяльщик и, не выдержав, от души сплюнул, — Гастгеляйте их всех, Феликс Эдмундович!

Юный мастеровой, пожалуй, имел все основания ненавидеть свою, хотя и потенциальную, но всё ж клиентуру, которая с упорством, достойным лучшего применения, категорически отказывалась выходить во двор со своими бытовыми проблемами в ответ на его страстные зазывающие и завывающие призывы о его разносторонней технической помощи.

Да убивать за такое надо! — в очередной раз подумал он, не замечая, что уже повторяется.

— По-мо-ги-те!!! — донёсся до него исполненный страха и боли внезапный девичий крик.

— Ага, щас! — с завидной готовностью буркнул себе под нос паренёк, торопливо собирая выложенные напоказ паяльно-лудильные принадлежности обратно в потёртый картонный ящик со всё ещё хорошо различимой надписью «Электромагнетический гектограф».

— Помогите!!! — вновь долетел до него тот же, но уже потерявший всякую надежду крик.

— Значит так, прекрасная незнакомка, — тихо, но решительно обратился юный герой в ту сторону, откуда до сих пор периодически доносились девичьи крики о помощи, — Если у нас вечером солнце примерно на западе, то значица Рио-де-Жанейро приблизительно там!

И со всем своим юношеским пылом, удалью и безрассудством рванул в противоположную от истошных девичьих криков сторону. Что он, совсем дурак, что ли, искать приключений на свой собственный единственный тухес, который дорог ему не только как память?!

Осталось навсегда неизвестным, какое из неудачно сложившихся для него обстоятельств в наибольшей степени повлияло на то, что судьба в очередной раз сыграла с ним идиотскую шутку: то ли многократно отразившееся от стен эхо, то ли заложенные от собственного же ора уши, то ли что-то ещё, но в результате он очень сильно ошибся в выборе направления.

Однако эту ошибку он осознал в полной мере только тогда, когда вбежав в выходящую со двора подворотню, наткнулся на мгновенно приставленный к его отощавшему брюху нож.

— Шоб я так жил! — искренне восхитился угрожавший его организмической целостности тщедушный мужчинка в аглицкой кепке, — Не было у нас гроша, браты, и вдруг цельный короб да ещё с такими красивыми буковками! Ой, полна, полна моя коро-о-обушка!

Сдержанно хохотнув, обернувшиеся было на топот двое подельников чуть более крепкого телосложения, пренебрежительно отвернулись от новой жертвы, возвращая своё внимание показавшейся Хаиму Насиху странно знакомой девушке примерно его же возраста.

— Держите, дяденька! — плаксиво заверещал по всем признакам перетрусивший молодой человек, с готовностью всучивая увесистую коробушку прямо в руки не ждавшему такого подарка романтику топора и ножа, — Но только не убивайте меня, пожалуйста!

— Ух! — обрадовано ухнул тщедушный, аж слегка приседая нараскоряку от неожиданной металлизированной тяжести полученного с такой лёгкостью подарка судьбы и благодарно приобнимая его обеими загребущими бандитскими ручками с ножичком, — Ух!!

— Ух!! — согласился с ним парень, врубая тому между ног носок туристического ботинка и хватая обезоруженного грабителя за грудки, дабы на первых порах защититься им от его вконец озверевших подельников, тут же бросивших свою первоначальную жертву.

Сомнений в выборе именно этого метода самозащиты у молодого человека не возникло ни на минуту, потому как был у него уже, знаете, вполне удачный опыт по младости лет. Да и мешающий короб с ножичком его незадачливый гопник выронил почти сразу же.

— Поручик, а правда, что вы с Оболенским стрелялись в пятницу из-за Наташи Ростовой?

— Да-с, господа! Я стрелялся из-за Наташи, а этот трус Оболенский стрелялся из-за угла!!

Весьма кстати, а может, и совершенно некстати вспомнив всплывший откуда-то из глубин его памяти анекдот про, вроде бы как, никогда не существовавшего, однако же от этого не менее легендарного поручика Ржевского, Виталий даже не улыбнулся, потому как время к этому не слишком-то и располагало. А если быть до конца честным хотя бы даже и только перед собою, то времени этого самого у него не хватало просто катастрофически.

— Ну, Наташка милая, не подведи! — заговорщицки подмигнул он от чего-то ещё больше задёргавшемуся короткому гопнику, — Да не ссы ты так, я ж Дубро… тьфу ты, Ржевский!

Времени у паренька катастрофически остро не хватало на подзарядку парочки встроенных в обувку и составлявших в данный момент всё его доступное вооружение, высокоёмких и, самое главное, высоковольтных конденсаторов, за что он внутренне клял себя последними и распоследними словами довольно богатого ненормативного лексикона.

— Позвольте, мадемуазель Наташа Ростовская, ангажировать вас на танго! Как, а разве вы не Ростовская? Ах вы Азовская, то есть, простите, Азовский? Так значит насчёт мамзели и Наташи у вас возражений нет? Да хватит уже лягаться, ведь не дотянешься, коротконогий!

И танцевать, танцевать и снова и снова пританцовывать, маневрируя, уклоняясь и не давая своим противникам обойти его живой щит. Как убеждала его руководитель танцевального кружка, танец активизирует кровоснабжение организма и укрепляет суставы; позвоночник обретает гибкость и правильную осанку, а мышцы — постоянный тонус, силу и твёрдость. Танец является самым красивым и наиболее гармоничным путём обретения уверенности в себе, улучшения координации и повышения собственной сексуальной привлекательности. И не беда, что партнёр тоже мальчик, потому как мальчики с мальчиками тоже, случается, и танцуют. Вот только класса так до пятого, ибо дальше их только девчонки интересуют…

А ведь казалось бы, ну чего проще, как вовремя переложить газовый пистолет с последней обоймой нервнопаралитических патронов из коробки от ксерокса в карманы предательски алой, хотя и порядком потрёпанной, клановской куртки или периодически подзаряжать не имевшие индикатора разряда высоковольтные конденсаторы посредством таких прыжков?

Но всё значительно усложняет чуть ли не нарицательная, ставшая поистине национальной сначала общероссийской, а затем и общесоветской чертой, небрежность, расхлябанность и откровенное разгильдяйство. Впрочем, прыгать стало, кажется, легче, а значит уже и пора.

— Тр-р-р! — дважды сухо протрещали нацарапанные на каучуковых подошвах электроды высоковольтных преобразователей напряжения электровибрационного типа, безвольными тушками укладывая на уличную брусчатку никому не нужный человеческий мусор.

А вот ёмкости разрядных конденсаторов было бы неплохо чуть уменьшить, — озабоченно отметил для себя электрик шестого разряда, — А то ить эти шлимазлы как-то уж слишком быстренько отключаются. Как бы совсем уж не выключились, гои болезные. Да уймись же ты там, Геркулес наш сушённый, пока тут артефакты ваши в разнос не пошли!

Его последнее эмоциональное обращение было адресовано уже самому мелкому и самому неугомонному из бандитской троицы, всё ещё трепыхавшемуся, пинавшемуся и неистово матерившемуся ну очень плохими словами в его вытянутой и более длинной руке.

Успокоив и уложив рядом с более дородными подельниками их тщедушного соучастника, вьюнош наконец-то смог уделить внимание и приставленной к стенке беззащитной жертве уличного гоп-стопа, безмолвно застывшей там в качестве ветхозаветного соляного столба.

Ветхий Завет, впрочем как и Новый, равно как и все остальные священные книги, похоже, навечно остались в том мире, ибо в этом мире научно обоснованных чудесных явлений их не могло появиться уже по определению. Как не могло появиться в этом мире и стоявшей пред ним симпатичной русоволосой особы с короткой задорной стрижкой типа «Гаврош».

Налетевший со стороны Азовского побережья легчайший освежающий бриз прошёл через их зарешёченную вонючую подворотню, прогнал духоту полудённого позднелетнего зноя и как-то узнаваемо весело взъерошил волосы на её хорошенькой голове.

— Ленка?!! — неверяще уставился на неё изумлённый молодой человек, — Елена Ткач?!!

— Н-нет, — почему-то сначала запнулась явно смутившаяся девица, но затем неожиданно подтвердила, слегка присев в кокетливом книксене, — Но если желаете, можно и так, ведь вообще-то, меня зовут Меира Веберман. Ну а как же зовут моего героического спасителя?

— Вита… кха-кха, — поперхнулся совершенно растерянный юноша, у которого из-за этой удивительнейшей встречи чуть не вылетела из головы вся его с таким трудом сработанная легенда, — Витамины, говогю, пога пить, иммунитет-то ослаб. А меня зовут Хаим Насих!

— Хаим означает жизнь, — по-хозяйски беря своего спасителя под руку, стала рассуждать спасённая им девица с красивым еврейским именем Меира, — То есть вас, в таком случае, я могу называть Виталием, что с латыни и означает примерно то же. А Насих…

— Да насих насиха, — поспешно прервал Хаим поток опасного красноречия, — В смысле, нафиг нафига, тьфу ты, в общем, ну его нафиг этого насиха! Но вы мне таки не объяснили, почему вы с полным пгавом можете называться и Еленой Ткач?

— А вы с какой целью интересуетесь? — ревниво прищурилась Меира, — Почему для вас так важно, чтобы меня, Меиру Веберман, звали именно Еленой Ткач и никак иначе, Хаим?

— Для Меня?! Важно?! — с преувеличенным удивлением переспросил Хаим, старательно выпучив славянские глазки, в коих таилась вся многовековая печаль русского народа, — С чего вы взяли? Пгосто так зовут сестгёнку моего одноклассника, на котогую вы немножко чем-то похожи. Ничего особенного, в общем, знаете ли. Всего-навсего салажня босоногая!

— Салажня, говорите? — обиделась Меира, так же старательно выпячивая свою ещё не до конца оформленную подростковую грудь, — Ну да ладно, у нас ещё будет время обсудить и этот вопрос. А пока я всё расскажу вам о тайне своего происхождения, аха-ха-ха, раз уж вы на этом настаиваете. Ну а если серьёзно, то Меира с иврита означает то же, что и Елена с греческого, то есть «светлая». Вебер же переводится с идиша примерно как «ткач».

Слушая до боли знакомый чувственный голос с завораживающими женскими обертонами, ненароком поглядывая на не высокую, но ладную девичью фигурку и любуясь прелестной открытой улыбкой, Хаим Насих никак не мог сообразить, почему ж он раньше не обращал внимания на такую интересную во всех отношениях девчонку?!

Сиськи-масиськи, — насмешливо подумал он, косясь на выпяченные сквозь белую блузку полушария девичьих прелестей, — И какого фига девчонки мечтают об арбузных грудях?

— Как интересно тасуется её колода, — пробормотал уже вслух он, косясь на девичий зад.

— Любите играть в карты? — тут же неподдельно оживилась Меира, — О, в таком случае, вы довольно быстро найдёте общий язык и с моим папенькой, с которым я вас уже совсем, совсем скоренько познакомлю! Да вот, кстати, мы уже наконец-то пришли.

Прямо как в анекдоте про находчивого француза, который деликатно объяснил своей даме в ресторане, что хотел бы пописать, — вспомнил Хаим Насих, — Мадам, мне надо выйти, чтобы помочь своему маленькому другу, с которым уже очень скоро я познакомлю и вас!..

И только тут Хаим Насих несколько запоздало дотумкал, что всё это время его откровенно забалтывали мало значащими разговорами и с завидной целеустремлённостью вели если и не прямо к свадебному алтарю, то определённо куда-то совсем уж поблизости.

«Виктор Веберман», — с нарастающим недоумением прочитал он рельефную золочённую надпись на солидной двери из красного дерева, — «Изготовление ювелирных изделий для состоятельных дам и господ, магические артефакты, накопительные кристаллы и пр».

Так, — снова включил свою верхнюю голову Хаим Насих, — Можно было бы не обратить внимание на дорогу, по которой тебя всё это время вели. Можно было бы даже довести её до нужного ей подъезда. Затем расшаркаться, может быть даже поцеловать ручку, типа, на этом наш маленький, но опытный экипаж прощается с вами, приятного полёта и всё такое. Но незаметно для себя подняться на последний этаж? Ты ничего не забыл? Ах да, конечно же позабыл! Квадрат зданий в этом дворе, на минуточку, исключительно пятиэтажный…

Встал как вкопанный, укоризненно взглянул в её виновато опустившиеся глаза, удручённо покачал головой и хотел было уже развернуться, чтобы уйти, но, будто ожидавшая от него именно этих намерений, коварная дверь торжественно перед ним распахнулась.

Вот это монтаж, — пронеслось у него в голове, — Осталось включить марш Мендельсона!

— Здгаствуйте, молодой человек! — с дверного порога приветливо улыбнулся ему другой невозможный для этого мира знакомец, — Что ж вы стоите, не на погоге же нам говогить!

А чего ещё я здесь ожидал увидеть? — задал себе вопрос Хаим Насих, — Понятно же, что каков поп, таков и приход, а дочь должна походить и на своего отца, в том числе. Было бы странно, если бы отец так похожей на Ленку девчонки не походил бы на дядю Витю.

— Здгасьте, дядь Вить, — совершенно растеряно произнёс Хаим Насих, что прозвучало из его уст какой-то дразнилкой, а не приветствием, — А что означает «пыг» на вашей двеги?

— Мы знакомы? — недоумённо холодной дугой приподнялась правая бровь «дяди Вити», даже не затруднившего себя ответом на идиотский вопрос прикидывавшегося евреем гоя.

— Нет! — коротко мотнул смоляными кудрями струхнувший в душе Хаим Насих, хорошо помнивший о достаточно сложном характере отсидевшего за бытовое убийство Лениного отца, — Незнакомы, но ваше имя начегтано на вашей двеги, и я взял на себя смелость…

— Ах вот оно что! — не дослушав Хаима Насиха, с облегчением рассмеялся русоволосый мужчина, похожий на пожилого еврея не больше, чем походила на еврейку его юная дочь.

Продолжая легонько посмеиваться, отец спасённой девицы приглашающе махнул рукой и, настороженно выглянув на опустевшую после их захода лестничную площадку, аккуратно прикрыл за собою оказавшуюся изнутри целиком бронированной тяжеленную дверь.

— Мне кажется, — уже почти серьёзно продолжил мужчина, после того как они прошли в привычную гостиную с высоким потолком и неизменным шаром магического светильника под ним, — Было бы неплохо, молодые люди, если б мы попгобовали начать всё с самого, так сказать, начала. Доченька, ты не могла бы пгедставить мне нашего догогого гостя?

Проговаривая всё это завораживающим, обволакивающим сознание густым баритоном, не похожим и одновременно столь узнаваемо схожим с голосом Лениного отца, который был у того как-то грубее и проще, что ли, отец Меиры одновременно достал из стенного бара и выставил на сервировочный столик средних размеров бутылку с прозрачной жидкостью.

— Да, папенька, — кротко кивнула послушная дочка, метнув из-под чёлки озорной взгляд на их гостя, — Позволь представить тебе моего нежданного сегодняшнего спасителя, ну и, по всей видимости, нашего соплеменника Хаима Насиха! Хаим, позволь представить тебе моего любимого папеньку-ювелира Авигдора Соломоновича Вебермана!

— Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса! — не выдержав приторного пафоса творящегося политеса, пробормотал электромонтёр, — Вас только познакомили, а ты на него с ножом!

Неопределённо хмыкнув, сокрушённо покачав головой и не говоря более ни одного слова, Авигдор Соломонович вышел из гостиной, чтобы уже через минуту вернуться с тарелкой, на которой аппетитно высилась живописная кучка унизанных шпажками канапе.

— Вообще-то, Хаим, — по-отечески добродушно обратился к гостю хозяин, подавая тому дохнувшую неплохим самогоном и карамелью рюмку, — Пейсаховку обычно закусывают цимесом или фогшмаком, но наша кухагка сегодня выходная, так что… в общем, Лехаим!

И, виновато разведя руками с рюмкой и канапе, Авигдор Соломонович выпил и закусил.

— Да, Авигдог Соломонович? — с похвальной готовностью откликнулся Хаим Насих, так и не пригубивший рюмку с еврейским изюмным первачом, — Я вас внимательно слушаю!

— Мм?! — недоумённо промычал Авигдор Соломонович, спешно дожёвывая и сглатывая порцию канапе, — Да я, вгоде, всё сказал, Хаим. Но почему вы не пьёте нашу пейсаховку?

Ощутимо дрогнув от мощного пинка дочери, сумевшей проделать это даже под низеньким сервировочным столиком, отец поперхнулся и чуть было не подавился очередной порцией заглатываемого канапе, однако вовремя спохватился и задал гостю полагающийся вопрос.

— Впгочем, молодой человек, один вопгос у меня к вам сегодня таки остался незаданным. Что ж на этот газ пгоизошло с моей дочегью? Куды она сегодня опять вляпалась? Лехаим!

Быть может, — лихорадочно соображал Хаим Насих, переводя свой озадаченный взгляд с поперхнувшегося после очередного пинка отца на изображавшую саму святую невинность дочь, приставка «ле» перед моим именем означает то же что и «де» перед де Тревилем или «д» с апострофом перед д’Артаньяном? Ну, типа, владетельный маркиз Карабас-Барабас и тому подобное? Дык ведь у меня щас не только ни кола ни двора, но и в карманах пусто…

— А чё тут гассказывать? — включил дурака Хаим Насих, — Сидел, услыхал, пгибежал!

— Не скгомничайте, не скгомничайте, молодой человек, — поощрил гостя хозяин, — Мне ли не знать свою дочь, котогая всегда находит себе пгоблемы там, где их отгодясь никогда ни бывало! Но почему вы не пьёте, Хаим? Я ведь за ваше здоговье уже две гюмки закинул в себя, а вы всё чего-то ждёте. Алкоголь безусловно вгеден, но мы ж по чуть-чуть!

Он что, издевается, что ли? — мысленно вскинулся Хаим Насих, — Я уж давно нажраться хочу и да сдохну я от алкогольной интоксикации, а он марлезонский балет устраивает с де Тревилями и ле Хаимами! Мозоли на языке натгу ского, тьфу, уже и в мыслях с акцентом!

— Как же я могу выпить, уважаемый Авигдог Соломонович, — с лёгким внешним укором и сдерживаемой внутренней яростью ответствовал спаситель хозяйской дочки, — Если вы всякий газ после поднятия своей гюмки пгямо таки выкгикиваете моё имя и тгебовательно смотгите на меня? А ещё, я хоть и благогодного пгоисхождения, но владений у мине нема!

— Ах вот вы о чём! — после продолжительной паузы, в течение которой все молчали, уже второй раз за сей день произнёс Авигдор Соломонович, — Скажите, молодой человек, вам не надоело корчить еврея? Даже меня уже задолбало картавить с вами, а я это могу делать, уж поверьте, много талантливей вас! А «лехаим» — это всего лишь заздравный еврейский тост. Что-то похожее на русское «Будем!», а если буквально, то примерно «За жизнь!».

Ещё не дослушав до конца ювелира, означенный молодой человек как-то резко сбледнул с лица, кинул несколько быстрых взглядов в сторону оконной решётки, двери и, почему-то, и в сторону подпотолочного магического светильника с шёлковым абажуром.

— Тьфу ты, блин! — в сердцах сплюнул Хаим Насих, — То есть, я хотел сказать, тьфу ты, боже Единый мой! Вот говорили же мне умные люди в танцевальном кружке, что актёр из меня как из кривоногого Малика балерина, а я не верил! Пить вредно, но всё же… лехаим!

— Лехаим! — охотно повторил гостеприимный хозяин, опрокидывая свою третью рюмку, мягкой изюмной пейсаховки, но теперь уже вслед за долгожданной первой у гостя, — Вот это другое дело, вот это по-нашему, по-еврейски, но только не увлекайся… зятёк!

Проголодавшийся молодой человек, как раз решивший в это время основательно закусить, услышав из уст отца спасённой девицы подобную форму адресованного ему родственного обращения, поперхнулся от неожиданности, закашлялся, засипел и требовательно замахал руками, бегая глазками по столу в поисках любого подходящего запивона.

Силясь всею душою помочь, но после третьей рюмки толком уже не совсем понимая, чего же хочет от него его гость, хозяин не нашёл ничего лучшего как плеснуть в его рюмку ещё граммов так шестьдесят очень вредной пейсаховки, то есть примерно шкалик.

Поскольку более адекватных вариантов на сервировочном столике и в интерьере гостиной просто не наблюдалось, бедному юноше тоже не оставалось ничего иного как опрокинуть в свою широкую глотку любезно всученную гостеприимным хозяином рюмку.

— Вот скажите мне, Авигдор Соломонович, только честно, как еврей еврею, — едва лишь отдышавшись и смахнув набежавшие на глаза слёзы, спросил Хаим Насих, — А вы еврей?

Вопрос молодого человека, надо сказать, риторическим отнюдь не являлся, потому как, по большому счёту, ни типовой профиль с тёмными вьющимися волосами и горбатым носом, ни картавый выговор с характерным мягким грассированием или даже обрезанная крайняя плоть не являются обязательными отличительными признаками каждого еврея.

Светловолосых евреев у европейских ашкеназов чуть ли не треть, изредка попадаются они даже среди горских и бухарских евреев. Горбоносость у евреев может и встречается чаще, чем у европейцев, к примеру, но большинство европейских евреев нос имеют прямой. Что же касается картавости, то врождённого характера она не имеет и присуща только для тех, для кого иврит является родным языком или кого в детстве просто не заметили логопеды.

Остаётся ещё один стойкий стереотип о поголовной профессиональной ориентации евреев по насаждению исключительно ростовщических, ювелирных, адвокатских, артистических, медицинских и научных династий, что верно, но лишь только отчасти.

На самом же деле, абсолютное большинство евреев Российской Империи были обычными ремесленниками: портными, столярами, стекольщиками, сапожниками, шапочниками или простыми торговцами. Каин с Авелем, например, так и вообще пасли овец и растили хлеб.

Сидевшая на диване рядом с молодым человеком Меира Авигдоровна Веберман и её отец, представленный обозначенному молодому человеку как Авигдор Соломонович Веберман, сидевший в данный момент в кресле напротив, были русоволосы, имели прямые носы и не имели каких-то особых проблем с произношением р-р-рычащего звука.

— Все мы немножко евреи, — уклончиво ответил Авигдор Соломонович, — Это я вам как еврей еврею скажу. Ну а по поводу не очень уместной шутки о зяте вы в голову не берите, Хаим. Или мне вас лучше называть Виталием Юрьевичем Морозовым, ваше сиятельство?

Виталий, а это и был вне всякого сомнения Виталий Морозов из клана Морозовых, только внешне оставался спокоен, чему в немалой степени способствовала успокаивающе лёгшая на его предплечье девичья ладонь и демонстративно расслабленная поза её отца.

Внутренне же Виталий, которого более нет нужды называть Хаимом, хотя в принципе это то же самое и означает, весь как-то подобрался и посмотрел собеседнику прямо в глаза, но не куда-то в сторону его переносицы, ибо именно движение глаз отражает веленья души, а не мимическое шевеление каких-то там кожных складок на человеческой переносице.

— Позвольте представиться, ваше сиятельство, — вскочил и вытянулся во фрунт Авигдор Соломонович, — Барон Вебер Виктор Семёнович, отставной майор и начальник охранной службы третьей артефакторной мануфактуры вашего, э-э-э, покойного батюшки!

После того, как все присутствовавшие троекратно осенили свои приоткрытые рты косыми крестами, саморазоблачившийся ювелир Авигдор Соломонович Веберман, обернувшийся бравым отставным майором Виктором Семёновичем Вебером, ещё некоторое время стоял, поедая глазами начальство, но затем как-то сник и виновато понурил седую голову.

— Бывший начальник, ваше сиятельство, — глухо поправился бывший майор и добавил с ожесточённой горечью в разом охрипшем голосе, — Бывшей артефакторной мануфактуры вашего дражайшего покойного батюшки, о коем все мы безмерно скорбим.

— А мне говорили, — заметил Виталий с фирменной ехидцей в голосе, превосходящей по силе воздействия на неокрепшие души даже скрип по стеклу пенопластом, — Что бывших лесных егерей Императорского корпуса спецопераций просто не существует!

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — невозмутимо склонился Виктор Семёнович, на лице которого не дрогнул ни один мускул, — Но вы меня определённо с кем-то спутали. К моему глубокому сожалению, я никогда не имел чести служить в Императорском корпусе специальных операций, поскольку не смог поступить в военную академию лесных егерей, хотя и мечтал об этой благородной стезе, почитайте, чуть ли не с самого детства.

Незаслуженно забытая всеми девушка, хорошо знавшая всю, или почти всю, подноготную родного отца и всё это время растеряно переводившая взгляд с одного на другого, в какой-то момент просто не вытерпела столь явного пренебрежения и снова кого-то пнула.

— Ах да! — картинно стукнул себя ладонью по лбу вздрогнувший папенька, будто только что вспомнил нечто очень забавное, — Позвольте, ваше сиятельство, ещё раз представить вам мою дочь Елену Викторовну Вебер, баронессу фон Вебер! Елена, позволь представить тебе его сиятельство князя Морозова Виталия Юрьевича, единственного наследника клана Морозовых! Де факто от клана ничего не осталось, но де юре он всё ещё существует.

Недовольно ворча про себя по поводу всех этих замшелых расшаркиваний, молодые люди вынужденно встали напротив друг друга и церемонно раскланялись, слепив полагавшиеся данному случаю благостные физиономии, причём Елена Викторовна умудрилась при этом изобразить ещё и некое усечённое подобие полагавшегося случаю придворного реверанса.

Прикладываться к девичьей ручке сиятельство, ясное дело, не стал, ибо ручки, во-первых, согласно светскому этикету целуют только замужним дамам, а во-вторых, едва услышав о печальной судьбе его клана, юная баронесса поспешно спрятала свои ручки за спину.

И дело было не в какой-то там меркантильности, каковая Елене никогда не была присуща, и не в обесцененном княжеском титуле, который как раз бы никак ей не помешал, а в том, что будучи дочерью отставного майора, она не понаслышке знала о воинском долге и ни в коем случае не хотела мешать юному мстителю в надлежащем его исполнении.

«Мой долг платежом красен!» — белым по красному было начертано на дворянском гербе рода Морозовых, и никто ещё за всю пятисотлетнюю историю этого благородного рода не оставлял за собой неоплаченных крепким русским рублём, ответной дружеской помощью либо же щедро пролитой вражеской кровью долгов.

Вот и сейчас, наконец-то осознав всю непомерную тяжесть так нежданно свалившегося на него долга родовой кровной мести, Виталий выпрямился и взглянул на отставного майора.

— Позвольте-позвольте, барон! — спохватился он с несвойственной ему тормознутостью, присущей скорей его брату, — Как это, единственного наследника? Ведь и Марк ещё есть!

— Ваш брат Марк, ваше сиятельство, — мрачно начал Виктор Семёнович, — Принял на…

— Да он вообще не принимает на грудь! — искренне возмутился Виталий, — Так что, тем более не имеет права отлынивать от обязанностей по возврату кровного долга Юсуповым!

— Ваш брат Марк, ваше сиятельство, — бесстрастно повторил барон Вебер, — Принял на днях героическую смерть из рук членов запрещённой в Российской Империи Инквизиции!