Низковольтовые руны высокого напряжения

Марк Салимов (2024)

В середине ХХ века один англосаксонский) учёный свёл всё существующее многообразие параллельных миров к единой системе физических констант и математических уравнений, из которых вывел четырёхуровневую классификацию этих миров. К первому уровню он отнёс миры с привычными законами, ко второму — миры с другими физическими константами, к третьему — возникающие в рамках многомировой квантовой интерпретации, а к четвёртому — миры с иными законами бытия. Предлагаемый вниманию читателя мир образовался ещё в петровскую эпоху как результат пересечения миров третьего и четвёртого уровней, когда в слегка отличный от нашего мир пришла во всех смыслах невероятная вероятностная магия. С тех пор здесь проявляются и эффекты «намоленности» изображений, включая не только лики местного бога подозрительного происхождения, но и руны или, к примеру, условные изображения электрических элементов, чем пользуются попавшие сюда друзья — простой советский электрик и недоучившийся инженер электронной техники…

Глава третья, в которой герои познают магию вероятностей и руно-магических артефактов

Интеллектуальный конфликт, возникающий, когда новая

информация противоречит имеющимся стереотипам

Одно из определений когнитивного диссонанса

Сидящий напротив Виталия с Маликом поджарый седовласый мужчина, облачённый на сей раз, по всей видимости, для пущего разнообразия во вполне классический полосатый костюм-тройку в серых тонах, смотрел на них своими умными прищуренными глазами и многозначительно молчал, периодически переводя взгляд с одного на другого.

Поскольку их новообретённые родственники в лице такого же молчаливого дедули и властной бабули демонстративно устранились от дальнейшего общения с этими, как их назвала бабуля, пакостниками сразу же после их прибытия в довольно обширную усадьбу, то весь первичный инструктаж для них собирался провести именно данный субъект.

Усадьба боярыни Морозовой, как упорно называла себя уже бабуля, кстати сказать, была и правда обширной, но из-за буйства разросшейся зелени, в которой все подворье просто, что называется, утопало, рассмотреть какие-то отдельные детали ее ландшафта ребятам не представлялось возможным хотя бы за недостатком предоставленного для этого времени.

По указанной причине Виталий, нарочито нахально игнорируя их весьма импозантного и молчаливого визави, больше жадно глазел в распахнутое окно, откуда слышались весёлые девичьи голоса и заливистый смех, манящий плеск явно прохладной воды в близком озере или пруду, а также мерное поскрипывание лодочных уключин.

В противовес товарищу, обычно рассеянно-задумчивый Малик, тесно общавшийся в своё время с двоюродным и очень оперуполномоченным братом, в данный момент был собран и внимательно отслеживал все нюансы поведения пригласившего их для беседы субъекта, статус которого был хотя и не ясен, однако конторой от которого несло за версту.

— Итак, молодые люди, — не выдержал первым затянувшегося молчания мужчина, явно не очень-то довольный тем фактом, что первым, вопреки его почти всегда срабатывавшей уловке, пришлось всё-таки заговорить ему самому, — Меня зовут Егор Глебович Силин, а ваши имена мне известны, и потому я предлагаю покончить с расшаркиванием, дабы…

— Дабы напомнить и нам наши собственные имена? — проворчал Виталий себе под нос, явно передразнивая Егора Глебовича, но, впрочем, тут же тушуясь от его выразительного взгляда под ещё более выразительно приподнятыми бровями.

— Дабы до захода солнца успеть провести с вами, милостивые государи, — — продолжил Егор Глебович, слегка хлопнув ладонью по столу, — небольшую беседу по поводу того, чего и как вам дозволяется делать на территории, вверенной мне господами Морозовыми усадьбы, а чего вам категорически никогда не рекомендуется делать…

— Так это получается уже совсем не первичный инструктаж, — деланно возмущённым тоном, заговорил Виталий, пихая Малика под какое-то особо болезное ребро, — Это уже какой-то инструктаж по технике безопасности получается, на который мы с моим братом не давали никакого такого согласия. Ить плавали, знаем! Главный рубильник кто потом у вас отключит или, наоборот, включит, а нам потом за всё отвечай!

— Я не совсем понял вас, сударь, — как ни в чём ни бывало продолжил оказавшийся и в самом деле безопасником здешнего подворья человек, — Однако же, в свете последних московских событий, каковой и светом-то назвать просто язык не поворачивается…

Егор Глебович протянул руку за лежащей на специальной подставке курительной трубкой и, тщательно продув чубук, принялся неспешно набивать ее чашечку табаком из стоящей рядом с подставкой расписной коробочки, вынуждая Малика лишь нервно сглотнуть.

Затем, сноровисто покончив с набивкой, он так же привычно потер кончиками пальцев над черепаховой пепельницей, стряхивая туда прилипшие на них табачные крошки и золотистую пыль, после чего поднёс указательный палец к трубочной чашке.

— Что же кашаетша вашего предыдущего вопроша, гошподин княжич, — прошепелявил Егор Глебович сквозь сомкнутые на трубочном мундштуке зубы и, выпуская из кончика мизинчика самый настоящий, правда, крошечный огненный факел, — То извольте, я буду рассматривать это как очередную проверку моей профессиональной пригодности, хотя и не вам об этом судить, при всём моем к вашим родителям, равно как и вашим дедушке с бабушкой уважении, пых-пых-пых. Вас, сударь, зовут Виталием Юрьевичем Морозовым, вам шестнадцать лет и всё хорошее, что о вас можно ещё сказать, так это то, что вы, как и ваш братец, этой весной с отличием закончили второй магический лицей. С отличием, впрочем, слишком громко сказано, ибо при такой силе, а точнее, слабости дара, пых…

— Вас же, княжич, — небрежно ткнул безопасник трубкой в сторону жадно следящего за ней Малика, — Зовут Марком Юрьевичем Морозовым, вам, понятно, также шестнадцать лет, и вы тоже недавно окончили со своим братцем тот же лицей, едва не спалив его дотла вместе с прилегавшими к нему постройками, близ расположенным старинным парком и бумагодельной мануфактурой несчастных братьев Троесуевых, что из клана Юсуповых.

— Э, каких ещё таких братьев Троесуевых, — не понял Виталий, заворожено глядя на всё ещё дымящийся палец Егора Глебовича, — Это Электроника с его двойником, что ли? Ну, который белобрысый кудрявый мальчик из чемодана, да? Так их двое, вроде бы, а не трое!

— У тех другая фамилия, — вернул тычок под ребро Малик, которого отныне стоило бы называть Марком и который неотрывно следил не только за дымящейся трубкой, но и, как его теперь уж брат, за пальцем их экзотермического собеседника, — А часовню тоже мы?

— Какую ещё такую часовню? — тревожно вскинулся Егор Глебович, хватаясь за сердце и безуспешно шаря по зелёному сукну стола в поисках чего-то, — Вы что там с братцем в этом самом своем магическом лицее совсем уже с ума посходили?!

— Да и хрен с ней с этой часовней, — небрежно отмахнулся Виталий, словно генерал из бородатого анекдота про Бельгию, стёртую с лица земли одной советской ракетой, — Это у вас типа магия, что ли, Егор Глебович, да? Или всё же таки какой-то прикольный фокус?

С чего-то враз сбледнувший безопасник наконец-то нашёл на своём рабочем столе то, что очень долго искал, и, свинтив у этого чего-то винтовую пробку, запрокинул в свою глотку несколько глубоких и звучных бульков, распространивших над столом аромат недурного, по всей вероятности, коньяка.

— Это же вы типа так неудачно пошутили, милостивые государи, да? — слабым голосом вопросил Егор Глебович, непонятно к кому из них конкретно обращаясь, но совершенно непроизвольно копируя при этом весьма заразный оборот из манеры речи Виталия.

— Во-о-он!!! — раненным зверем заорал тот, в руки которого была вверена безопасность усадьбы бояр Морозовых, когда получил в ответ на свой жалобно прозвучавший вопрос лишь молчаливый кивок донельзя довольного собой Виталия.

Вопя от ужаса и даже не пытаясь уворачиваться от весьма болезненных молний, колющих поочередно оба их тощих мальчишеских зада, обретшие друг друга братья ринулись из кабинета Егора Глебовича, спотыкаясь и падая на бегу.

— Помнится мне, что кто-то из нас мечтал о близнецовых родинках на полузадиях наших, о краснокожий брат мой? — чуть ли не плача простонал Виталий, едва они удалились от начальника службы безопасности на безопасное, по мнению Виталия, расстояние, — Ну и таки вот, Мася, я вам не скажу за банальные родимые пятнушки из наивных, как северный юноша, индийских фильмов, а вот за одинаково чудные электроожоги на наших ещё более чудных от этого тухесах, полученные к тому же ещё и таким вот контрабандным путём…

— Всю контрабанду делают в Одессе на Малой Арнаутской, — перебил его Марк, — Кха, как же курить хочется! Кстати, чего это я вдруг стал Масей, о бледнолицый брат мой, а?

— Мася, о краснорожий брат-наркоша, — поучительно начал Виталий, — Э, хорош уже там пинаться на бронепоезде! Короче, это производный вариант от твоего нового имени. Скучно как-то, ты не находишь? Да нет, это я уже про свою погремуху, которая почему-то осталась такой же, как и была. Ну что, пойдем, что ли, поищем столовку или как это здесь у них ещё называется? Не рыгаловка же, в конце-то концов, гы-гы!

Уже почти окончательно заблудившихся среди многочисленных коридоров, проходов и переходов этой огромнейшей усадьбы, уже почти отчаявшихся и совсем даже не почти проголодавшихся близнецов нашел очередной краснопиджачник, который молчаливо поманил их за собой и наконец-то проводил в отведённые для них покои.

Покои, потому как эти просторные комнаты, включавшие в себя хорошо обставленную гостиную, богатую библиотеку, две уютные спальные комнаты и опять же две неплохо оборудованные отдельные ванные, назвать иначе было просто нельзя.

Не обратив какого-либо особого внимания на сложенный посреди гостиной багаж, братья по несчастью ли там, по духу или по крови, что прежнего значения уже действительно не имело, не сговариваясь, с торжествующим рёвом ринулись в ванные комнаты.

Выйдя из своей ванной в роскошном банном халате, как оказалось, только вторым, более обстоятельно отмывавший себя от дорожной пыли Марк обнаружил Виталия сидящим в таком же халате на диване за низеньким столиком и внимательно изучавшим лежащие там же свеженькие газеты, до сих пор ещё вкусно пахнувшие типографской краской.

— На вот, — пододвинул Виталий Марку один из номеров какой-то газеты, не отрываясь от лихорадочного чтения захватившего его материала, — Прочитай-ка для начала вот это!

«Тырновский вестник» — прочитал про себя название печатного издания Марк. «Как нам сообщает заслуживающий нашего доверия источник», — продолжил он читать ниже уже в передовице, — «Сегодня из Москвы и к величайшему сожалению большинства наших читателей, отнюдь не проездом, в благословенное Тырново прибыли двое, не побоимся сказать это даже в глаза, величайших бузотёров, каких только рождала наша земля. Да-да, речь о тех самых В.Ю.М. и М.Ю.М., кои прекрасно известны нашим читателям по»…

— Нет-нет, — мотнул головой Виталий, проследив направление взгляда своего, теперь уж так и придется называть его, брата, — Ещё ниже читай, но только на дату сначала глянь.

«Понедельник, 13 августа 1990 года», — прочитал дату брат не без некоторого удивления и продолжил, как ему посоветовал Виталий, ниже передовицы, — «Вчера, в присутствии приглашённых по столь знаменательному поводу представителей местного и волостного начальства, в нашем городе деревенского типа в торжественной обстановке была открыта новая лавка магических, полумагических и диамагических артефактов»…

— Не понял! — озадаченно взглянул Марк на Виталия, — Я ни фига не понял, Виталь! Ни про дату, скорее всего сегодняшнюю, да ещё и с девяностым годом как у нас, не понял, ни про шутку с салоном магических артефактов я тоже ни фига не понял, Виталь! И, вообще, какого такого соевого соуса с хреном здесь творится, Виталь?!!

— Извольте отобедать, вашбродь! — откровенно пренебрежительно кивнул им ещё один хамоватый обладатель красного пиджака, без стука вломившийся в их гостиную — А то ить Боярыня с боярином вас давно к ужину просют, а ждать оне ох как не любют!

— Таки тогда к обеду или таки к ужину, голубчик? — явно издеваясь над возомнившем о себе хамом, спросил у того Виталий, безо всякого стеснения переодеваясь перед ним во что-то из своего платяного шкафа, — Как это, какая разница, милейший? Обед — это первое, второе и третье, а ужин — это только второе и третье, но без первого, в то время как я уже несколько дней без первого, а мой брат ещё и без второй порции второго! Ить сам понимашь, иной раз такое третье подадут, что наружу просится и первое, и второе, и собственно, само третье, которым просто сделали чуть подслащённое первое, во как!

Сон это там или что ещё другое, — рассуждал Марк, пробуждая в себе былого победителя школьных физических олимпиад и следуя вместе с Виталем за их сбитым с толку и вконец смутившимся проводником, называть которого слугой даже внутренне, им не позволяли ни воспитание, ни образование, ни весь советский жизненный уклад, хотя горбачёвскую перестройку оба не задумываясь приняли на ура.

Сон это там или что ещё другое, — думал Марк, — Но независимо от своей природы это, похоже, надолго. А потому, пусть даже это будет, не дай бог, какая-то длительная кома, полученная, например, в результате крушения нашего поезда, но всё равно придется во всём этом основательно разобраться и как-то более-менее приспособиться.

Сон это там или что ещё другое, — рассуждал одновременно с ним Виталий, — Но вся эта хрень, похоже, надолго, а потому надо по-любому во всей этой хрени как-то более-менее разобраться и основательно приспособиться. В нашей ситуации главное, это, как говорят китайцы, надо сначала зацепиться, а там можно и раздуться…

Магическая, а не электростатическая, как на поверку оказалось, очистка оконных стекол в нашем последнем поезде, — продолжал размышлять Марк, — Магическая электрическая дуга на кончике пальца безопасника и прочие не объяснимые с точки зрения современной мне науки явления, которые встречаются здесь буквально на каждом шагу… Вот и сейчас, извините за неровный почерк, как писала анекдотическая блондинка, которую заласкал её собственный муж. Вот мы идем по длинному коридору с портретами, если не ошибаюсь, наших новоявленных предков, а матовые сферы над головами медленно зажигаются при нашем к ним приближении и так же неспешно гаснут при отдалении уже у нас за спиной.

Вообще говоря, — пытался объяснить сам себе необъяснимые вещи Марк, — Возможно, на мой дилетантский взгляд, единственное научное толкование всей этой малонаучной фэнтезятины, основанное на парадоксах теории вероятностей. Тот же демон Максвелла, к примеру, или кот Шрёдингера. Никто ведь не удивляется ещё менее понятной квантовой физике, а приборами на полупроводниках или даже на электронных лампах пользуются за милую душу! Вот и магия эта, подумаешь, в каком-то произвольно локализованном месте пространства мы на пару секунд организовываем более высокую концентрацию молекул воздуха с более высокой энергией. Да, разумеется, вероятность подобного явления крайне мала, но, как говорят математики, отлична от нуля, хотя и стремится к нему. В физике же, в отличие от той же математики, ничего невозможного нет в принципе, и вот такой магии, основанной на манипулировании ничтожными вероятностями, а не высокими энергиями, не станут препятствовать даже законы сохранения энергии. Так что, если некто или нечто в одном из бесчисленного множества обитаемых миров окажутся способными управлять вероятностью событий своего материального мира в достаточно широких пределах…

Итак, — продолжал строить в голове свои наполеоновские планы Виталий, — Во-первых, Разобраться, во вторых, зацепиться и, наконец, в-третьих, раздуться. Три источника и три составных части маркси… Тьфу ты, блин, этот задолбавший марксизм до сих пор где-то в печёнках моих глубоко сидит! И да, кстати, о печёнках, а чем это так вкусненько пахнет?

— Ваши внуки, матушка-боярыня! — провозгласил распахнувший перед ними очередные двустворчатые двери проводник тоном английского дворецкого, сообщившего хозяину о поданной к его утреннему столу овсянке, каковую, хочешь не хочешь, а надо съесть.

Очередным потрясением этого дня после вездесущих магических проявлений для братьев стала, впрочем, не показная боярская напыщенность и помпезность, а никак не вязавшаяся с ними в их представлении наддверная табличка с короткой надписью «Столовая», тут же повеявшая на них чем-то чуть ли не до желудочных колик знакомым.

— Таки наша ридная рыгаловка, Мася! — шепнул вновь донельзя довольный Виталий на ухо точно также улыбнувшемуся этой табличке Марку, — А то ишь ты, развели тут мне «извольте откушать», «вас просють» и прочее там «кушать подано», блин!

Ребятам пришлось молча проследовать на указанные им уже другим краснопиджачником места, расположенные не рядом, а напротив друг друга через прямоугольного вида стол, между бабулей и дедулей таким образом, что дальнейшее приватное общение меж ними, то есть меж Виталием с Марком, оказалось теперь ну совсем невозможным.

Подумаешь, — досадовал Марк, с показным безразличием и неторопливостью поднося ко рту серебряную ложку с какой-то вкуснейшей ухой, а то, быть может, и просто с каким-то аналогичным рыбьим супом, умудряясь при этом ещё и незаметно оглядывать интерьер нового для него помещенья столовой, — А мы ещё наболтаемся: не больно-то и хотелось!

Интерьер же, в свою очередь, ничем таким примечательным для него похвастать не мог, в особенности, если учитывать тот факт, что советских и зарубежных фильмов с похожим и не очень похожим антуражем он успел насмотреться в преогромном количестве.

Благо, что эра видео в Советском Союзе к девяностому году уже не просто наступила, а в натуре цвела буйным цветом как воровская малина: видеомагнитофоны появились, если и не в каждой семье, то у многих, а всё происходящее с ним, пребывающий в шоке Марк до сих пор воспринимал как некий фантастический фильм с его непосредственным участием.

Ну подумаешь, потолки под четыре метра, полезная площадь за полусотню метров, окно огромное вместо одной из стен, деревянные, скорее всего дубовые, резные панели прочих стенных поверхностей, троноподобные стулья, уже упомянутый стол немалых размеров с белоснежной скатертью и мудрёной буржуйской сервировкой…

Короче, ничего такого особенного, потому как и не такое видали. В кино. Однако, что их и впрямь несколько удивило, так это странный иконостас из развешанных вдоль стен икон с одним-единственным и стилизованным практически до пиктограммы одноцветным ликом.

Какому из персонажей библейской или какой там ещё мифологии принадлежит настолько лаконично исполненное изображение в нескольких штрихах, ни Виталий, ни Марк, в силу своего антирелигиозного воспитания и соответствующей дремучести, просто не знали.

Ещё одной связанной с этим странностью стало и отсутствие полагавшейся при подобном внушительном, несмотря на всё своё однообразие, иконостасе, какой-либо предобеденной молитвы, как поначалу не без оснований предполагали ребята.

— Кхе-кхе-кхе, раков, молодые люди, между прочим, едят руками! — проскрежетал вдруг над огромным столом противный старушечий голос, — Немедленно прекращайте пытать вилками несчастных тварей Единого даже после их умерщвления! Ну хотя бы по причине их и без того мучительной смерти в кипящем огуречном рассоле живьём!

Непроизвольно вздрогнувшие от совершенной неожиданности братья-близнецы, до того и в самом деле рассеянно ковырявшие несчастных беспозвоночных обычными столовыми вилками, неохотно оторвались от своего бесчеловечного занятия, медленно подняли глаза, недоумённо глянули на бабулю, друг на друга, на растерзанных раков и, зажав ладошками рты, бросились к выходу, сметая всё на своём пути.

— Уф!!! — шумно выдохнул Виталий, выходя из своей ванной комнаты после завершения подобающих в такого рода случаях санитарно-гигиенических процедур, — Э-э-э, Малик, а что, раков действительно бросают в кипящую воду живыми? Блин, я хоть и не из зелёных, но всё равно никогда больше не буду их жрать даже в огуречном рассоле! Тем более, что я где-то слышал, что они там у себя на дне реки тоже жрут всякую падаль типа начинающих разлагаться утопленников… Эй-эй-эй, Малик, ты куда это там опять рванул?!!

Некоторое время из-за не успевших захлопнуться плотнее дверей второй ванной комнаты, куда Марку опять понадобилось зачем-то срочно наведаться, доносились некие и не очень ясные звуки, напоминавшие неумелую имитацию рёва свирепого льва в далёкой саванне, издаваемые начинающим папашей для своего заигравшегося в охотника первенца.

— И вот что, Виталий, но я больше не Малик, — сердито буркнул «не Малик», покончив с повторными процедурами и высунув из ванной мокрое, близоруко сощурившееся лицо, — Пора бы уж и запомнить, что меня теперь зовут Марком или, хрен с тобой, Масей, если на то пошло, но никак не Маликом. Иначе мы с тобой просто вконец спалимся!

— Да не Малик ты, конечно же, не Малик! — с подозрительной готовностью замахал на него руками Виталий, — Ты у нас вообще теперь русский, с красивой русской фамилией, красивым русским именем и даже внешне ты теперь стал совсем русским. Правда, жгучий брюнет почему-то в отличие от меня, твоего теперь родного брата, но это уже абсолютно не важно. Самое главное, так это то, что наконец-то исполнилась твоя, так сказать, голу…

Не успев до конца озвучить точное название светло-синего оттенка цвета братской мечты, Виталий только в самый последний момент едва успел уйти стремительным перекатом за спасительную диванную спинку, с трудом уворачиваясь от запущенной в него пушечным ядром, магической настольной лампы.

Ни на секунду не переставая светиться ровным и тёплым солнечным светом, шар долетел до стены, упруго отскочил от её шёлковой обивки и, упав на ковёр напольного покрытия, уже гораздо медленнее покатился обратно к ногам своего вспыльчивого бомбардира.

— Жениться тебе надобно, барин! — укоризненно покачал головой слегка успокоившийся Марк, отпинывая подкатившийся шар в сторону Витальевского убежища, — Ты мне там кончай с цветными подколками и побыстрее решай нам проблему с особами слабого пола, каковых я в сей усадьбе пока почему-то просто не наблюдаю. Такими темпами мы с тобой скоро начнём тискать по тёмным углам и нашу биологически родную бабульку.

— Бедный Йорик! — картинно схватил себя за лоб Виталий правой рукой, держа в левой докатившийся до него, и подобранный им артефакт, — Я знал его, Горацио, правда, у него в то время были ещё, как минимум, электрический шнур и штепсельная вилка, не говоря уж о кнопке выключателя, абажуре и подставке с электронно-цифровыми часами.

— Чудо враждебной техники! — ошалело пробормотал Марк, безо всяких там политесов выхватывая у Виталия по-прежнему светящийся шар и несколькими движениями разбирая казавшийся поначалу цельным сфероид, на три разнородные части.

Самой объёмной из деталей разобранного магического светильника по вполне понятным обоим причинам оказалась, конечно же, пустотелая сфера из некоего тонкого, но, тем не менее, достаточно прочного материала матово-молочной прозрачности, по ощущениям напоминавшего им ни то плексиглас, ни то целлулоид, ни то органическое стекло.

Следующей и такой же мало примечательной деталью была небольшая круглая крышечка, ввинчивающаяся в шарик заподлицо с его внешней поверхностью, с широким шлицем под ноготь большого пальца для пущего удобства откручивания или, наоборот, закручивания и с уголковым держателем для третьей, по всей видимости, самой интересной детали.

Деталь представляла собой удлинённую прямоугольную пластину из чего-то похожего ни то на эбонит, ни то на карболит, с одной стороны которой был выгравирован непонятный рисунок с несколькими такими же непонятными значками и соединявшими их линиями, а с другой стороны красовалась вся та же надпись Поставщик двора Е.И.В. Ю.В. Морозов».

Отсутствие каких бы там ни было известных Марку источников питания, проводов, ламп накаливания или других светоизлучающих элементов типа газоразрядных приборов или совсем уж слабеньких советских светодиодов, его не просто крайне удивило, а надолго погрузило в самый настоящий кататонический ступор.

Несомненно установленной истиной становилась пока только очевидная причастность их новой семьи к разработкам,, производству и массовым поставкам магических артефактов самого широкого потребления, как говорили в оставленном ими Советском Союзе.

Но даже один только этот открывшийся факт уже настоятельно требовал от них какого-то минимального представления о магии как явления, вообще, и артефакторике, в частности.

Однако ж, как раз вследствие относительно недавно хлынувшего в их страну зарубежного ширпотреба самого различного назначения, происхождения и качества, а также, что самое важное, совершавшейся непосредственно на их глазах цифровой революции, разбираться в новых образцах электронной техники им становилось всё трудней и сложней.

Да, вообще говоря, вторая половина двадцатого века выдалась неимоверно суматошной не только и не столько для огромнейшей армии специалистов в области радиоэлектроники, сколько для ее не менее многочисленных, верных и самоотверженных любителей.

Едва только успели изучить и освоить релейную автоматику, электровакуумные и ионные приборы, как бурное развитие и широкое распространение получили полупроводниковые приборы ещё более широкой номенклатуры.

Только-только освоили довольно обширное семейство полупроводниковых диодов в его многочисленных разновидностях и ещё более обширное семейство полупроводниковых триодов, то бишь транзисторов, как попёрли всякие разные микросборки и микросхемы.

В свою очередь, появление микросборок и микросхем спровоцировало дальнейшую волну научно-технической и, в особенности, производственно-технологической революции, на гребне которой в мир хлынули микропроцессоры и прочие микроэлектронные приборы с всё более и более возраставшей степенью интеграции.

Таким образом, к девяностым страна пришла с самым настоящим изобилием электронной техники бытового назначения на руках населения и технологического назначения в цехах пока не разрушенных производств, но буквально всех поколений технической эволюции.

И это, кстати сказать, ни чуть не являлось каким-то красивым преувеличением, поскольку в Маликовской части памяти Марка хранились сведения о применении техники двадцатых годов в производстве почти безопасных бритвенных лезвий «Балтика», с одной стороны, и о нереально нашпигованных полупроводниковыми приборами и электронными датчиками указателях потери зерна в зерноуборочных комбайнах, с другой стороны.

Потому-то, Марку больше ничего и не оставалось, кроме как сидеть на ковре и перебирать в памяти всё известное многообразие условных графических обозначений международной электротехнической комиссии МЭК и нескольких отечественных гостов в Единой системе конструкторской документации ЕСКД во всей их диалектической ретроспективе.

Последнее, опять же, тоже отнюдь не могло быть отнесено к тривиальным задачам, в виду практически непрерывного эволюционирования этих условных графических изображений, начиная со времён зарождения электротехники, радиотехники и электроники и заканчивая значительной частью послевоенных советских лет.

Даже человеку далёкому от электроники должно быть вполне очевидно, что самые первые схемы соединения электрических компонентов друг с другом возникли одновременно с их появлением, однако поначалу эти схемы представляли собой всего лишь рисунки с натуры и чаще выполнялись профессиональными художниками-графиками, а то даже и граверами (если в будущем требовалась их печать в качестве иллюстративного материала к статьям).

Как-то однажды, уже по окончании школы, Малик сделал подарок их с Виталием учителю физики Виктору Николаевичу, потратившему на них огромное количество своего личного времени на занятиях радиотехнического кружка и на подготовке к олимпиадам по физике.

В качестве наиболее подходящего, по замыслу ученика, подарка было выбрано роскошное издание физической энциклопедии, отпечатанное в конце девятнадцатого века на русском языке в какой-то немецкой типографии города Лейпцига.

И вот там-то, за роскошной обложкой телячьей кожи, на хорошо сохранившихся и отнюдь не пожелтевших страницах прекрасной рисовой бумаги его с Виталием поразило качество и художественное мастерство исполнения тех полноцветных схематических иллюстраций.

Однако по понятным причинам процесс подобного иллюстрирования был довольно долог, дорог и, самое главное, неоправданно трудоёмок, а потому со временем изображения этих электрических схем становились всё более абстрагированными и простыми.

А уже начиная примерно с начала двадцатого века, электрические принципиальные схемы и условные графические изображения элементов на них изменялись достаточно редко да и то только в сторону ещё большего абстрагирования и дальнейшего упрощения.