Век чудовищ

Светлана Сергеевна Шемена (2024)

В детстве чудовища жили повсюду — наблюдали из темноты, скрывались под кроватью, поджидали за каждым углом. Я знал, что они реальны. А затем чудовища вдруг исчезли, а вслед за ними и мама, и мой брат Дэни. Теперь я понимаю: чудовища никуда не уходили, они просто стали лучше маскироваться. Спасаться бегством или сражаться? Смогу ли я остановить чудовищ или стану их следующей жертвой? «Век чудовищ» — история о потерях, страхах и тайнах, что скрываются в тени прошлого.

Глава 10

С каждым днём я всё больше замечал, что в лагере ребята начинают группироваться по принципу силы. Те, кто старше и сильнее, легко собирали вокруг себя маленькие свиты. Они даже не угрожали никому напрямую, но было и так ясно — если кто-то не будет следовать их правилам, конфликт неизбежен. Будто второй, невидимый закон, действовал в лагере, и его боялись нарушить сильнее, чем формальные правила. Я старался держаться подальше, но всё равно видел, как воспитатели всё чаще вызывали мальчишек на разговоры. Беседы были напряжённые, а наказаний становилось больше.

Из-за дежурств на кухне мы не попадали на занятия по ремеслам, я по этому поводу ни капли не страдал, но вот за Макса переживал сильно. Чувство вины будто завязывало внутренности узлом. Из-за меня он пропускал то, что ему действительно нравилось. Вместо сбора моделей перед нами стояли ряды столов, уставленные грязными тарелками. Всюду валялись остатки еды и столовые приборы. Запах пота почти полусотни человек смешивался с содержимым кастрюль, хлоркой и лимонным средством для мытья посуды. Тот еще аромат.

Я в очередной раз скривил лицо, но Макс лишь усмехнулся. Мы собрали все тарелки, стараясь ничего не разбить, но каждый раз, когда одна из них с глухим стуком падала на стол, мы притворялись, что это вой сирены.

— Внимание, внимание! Разрушение на фронте столовой! — прокричал Макс, взмахивая руками, как будто он был в центре боевых действий.

— Ты только не прикидывайся героем! Мы просто пытаемся выжить в этой войне против грязной посуды!

— Если мы выживем, сможем справиться с чем угодно, — рассмеялся Макс, взмахнув тряпкой.

Я усмехнулся и с гордостью поднял ведро с водой:

— За наше великое очищение!

— За очищение! — громко повторил Макс.

Собрать посуду было даже не половиной дела, потом ее следовало перемыть (но «великое очищение» звучало куда круче), протереть столы и подмести пол.

— Знаешь, мы могли бы открыть свой бизнес, назвали бы его «Борцы с грязной посудой».

— И заработали бы миллионы! — поддержал Макс. — Мы могли бы даже нанять других ребят из лагеря! Настоящая посудная империя!

Столовая часто напоминала мне корабль, который много лет бороздил океаны, и, похоже, ни разу не заходил в порт. Мы с Максом, одетые в фартуки, чувствовали себя матросами на палубе, всегда готовыми к трудным временам. Иногда, шутки ради, мы складывали из остатков еды забавные фигуры, так сказать, собирали свои собственные модели.

— Смотри, Макс, это — шедевр! — я показал ему кучу, на которой лежала часть окорока, похожая на кролика.

— Не, какой же это кролик — больше похоже на бродячую кошку, — рассмеялся он.

Работа была тяжёлой, но мы шутили, болтали, и порой я даже забывал, что мы отбываем наказание. Во время дежурств я напрочь забывал о проблемах дома, о Дэни и дедушке. И хоть нам нельзя было выходить на улицу прежде, чем все заблестит, я чувствовал себя по настоящему свободным.

В один из дней мы заканчивали уборку, Макс был весь в брызгах и сопел. Он явно устал и двигался резче, будто внутри все кипело. Казалось, он всегда был на взводе.

— Слушай, а где ты драться научился? — вдруг выпалил я, на самом деле, мне уже очень давно было невтерпеж узнать.

Макс хмыкнул, и его рот скривился в странной усмешке.

— Я всегда дрался, — ответил он, не отрываясь от работы. — С самого детства. Взрослые постоянно меня за это ругали. Да только я не понимаю, за что. Они сами дрались, ну, и я дрался.

Я замолчал, чувствуя, что Макс готовится к чему-то большему, чем обычный разговор.

— Отец у меня, — начал он, — пьет сильно. Он всегда дрался с друзьями своими, а потом домой приходил и с мамой дрался. Я сначала просто смотрел, а потом сам влез. С отцом драться начал. Ну, он, конечно, был сильнее. Один раз мне ключицу сломал. Ещё руку и нос.

Я вздрогнул от неожиданности, хотя пытался не подавать виду.

— И что потом? — тихо спросил я.

— В больницу попал. Несколько недель там лежал. Врачам сказал, что упал с лестницы. Ну, а потом… Потом стало легче драться. В школе, знаешь, там ребята надо мной смеялись. Знаешь, как это бывает. Смеются, дразнят, пытаются задеть. Сначала я пытался что-то объяснять, говорить, что не так… но они всё равно не слушали. А если бьёшь — они перестают. Просто сразу.

— А учителя? — спросил я.

— Ругают за драки, конечно. Все думают, что не драться легко. Но вот ты попробуй, когда каждый день пристают. Слова редко помогают.

Макс остановился, вытер свои руки о фартук и посмотрел на меня с серьёзностью, которую я видел у него впервые.

— Знаешь, Лео, — сказал он. — Мне нравится драться. Это проще, чем объяснять, когда никто не хочет слушать.

Я кивнул, не зная, что сказать. Макс был прав в чём-то, хотя мне не хотелось этого признавать. Мне все чаще казалось, что дома мои слова не значили ничего.

— Мы — команда, — вдруг сказал он и повернулся ко мне, вытирая лоб от пота.

— Да, команда, — повторил я.

В моей жизни снова появилось «мы». Мне нравилось быть частью «мы», наконец-то в мою жизнь вернулось что-то привычное, что-то правильное.

***

День, когда нас повели купаться на реку, стал одним из самых ярких моментов за всё лето. Протекала она совсем близко, но одним нам к воде ходить запрещали. От территории лагеря реку даже отгораживал забор с калиткой, но не такой уж и высокий, что бы при желании не суметь перелезть. Утром, после завтрака, воспитатели выстроили нас в колонны и повели на берег. Макс, как всегда, был взбудоражен заранее, он подталкивал меня локтем, постоянно размахивал руками и рассказывал, как круто будет нырять с берега. Я смеялся в ответ, хотя внутри немного волновался. Вода всегда вызывала у меня смешанные чувства — радость и лёгкий страх. Я плохо плавал.

Я стоял на берегу реки и смотрел, как ребята резвились в воде. Их крики и смех разносились по всему лесу, будто трещала стая птиц. Солнце так жарило, что даже сосны казались припорошенными золотом, вода сверкала, и вся картина выглядела так, будто была вырезана из какого-то старого, выцветшего комикса.

— Лео, ну чего ты, как бабуля? Давай сюда, хотя бы по колено! — Макс выбрался на берег, мокрая кожа блестела.

Я вздохнул и, оглянувшись ещё раз на остальных, сделал пару шагов к воде. Холод пробежал по коже, когда мои ноги погрузились в речную гладь. Макс, конечно, торжествующе улыбался, будто затянул меня в воду силой своей воли.

— Видишь? Не так уж страшно, да?

Я остановился на мелководье, пока Макс не стал уговаривать меня идти дальше:

— Давай, давай, ещё немного! Ты же не хочешь весь день на берегу торчать?

Я пошёл глубже, пока вода не дошла мне до пояса. Макс уже плыл где-то впереди, а Роман рядом с ним нырял и выбрасывал руки, будто был дельфином. Я сделал пару неуверенных гребков, когда вдруг почувствовал, как что-то ухватило меня за ногу. Ток пробежал по позвоночнику, от неожиданности я резко вдохнул и тут же набрал полный рот воды. Захлёбываясь, я пытался выплыть, а ребята рядом хохотали. Я наконец сплюнул, вытер глаза и увидел, как Денис, хитро усмехаясь, отплывал в сторону.

— Вот же, — буркнул я, едва сдерживая раздражение.

— Да ладно тебе, не переживай, — крикнул Макс. — Это просто шутка. Пойдём!

Мы с Максом, Романом и ещё парой ребят стали плескаться и толкаться в воде, даже название для игры придумали — водный рестлинг. Я постепенно расслабился. Солнечные лучи припекали голову, вода освежала, и всё напряжение медленно растворялось в речной прохладе.

После купания нас повели мыться. До этого мылись мы через день только в тазиках с тёплой водой, наскоро подогретой на костре, да и то больше для приличия. Но когда нас повели в баню, всё оказалось совсем другим. Внутри было темно, свет едва проникал сквозь маленькое окошко. Меня сразу накрыло волной густого пара, смешанного с запахом раскалённых деревянных стен. Пар был плотный, горячий, будто дышать приходилось сквозь что-то вязкое, как через плед, только невидимый.

Макс первым делом начал жаловаться:

— Фу, как тут душно! Знаешь, Лео, это вообще не моё. Пахнет, как у бабушки на чердаке.

Он задержался всего минуту, после чего, не дождавшись, когда пар окончательно захватит всё помещение, быстро выбежал наружу, едва натянув полотенце. Я остался стоять, плечи медленно расслаблялись, мышцы сами собой растекались под воздействием жара. Я присел на нижнюю полку, дерево обжигало кожу и прогревало до костей. Я прислушивался к звуку шипящей воды и к тому, как мои собственные мысли постепенно стихали, словно их тоже накрывало этим тёплым, ленивым паром.

***

Дни в лагере превратились в рутину: подъём, спорт, еда, дежурства, снова спорт. Три раза в неделю мистер Алекс приходил читать нам лекции, он звал их наставничеством. Мы должны были слушать, а потом хором повторять разные фразы.

«Я буду делать мудрый выбор!»

«Я буду поступать как настоящий мужчина!»

«Я буду брать на себя ответственность!»

Мистер Алекс говорил, что мы должны изменить свое мышление, начать смотреть на мир иначе, помнить, что каждое наше действие имеет последствие. Большинству мальчишек было откровенно плевать, они слушали в пол уха, а потом открывали рот в такт со всеми. Сначала я действительно пытался вникать, улавливать хоть какой-то смысл, но уловил я лишь одно — слова мистера Алекса меня жутко раздражали, даже злили. Все взрослые в моей жизни считали, что проблема была именно во мне, а будь я мудрее, мужественнее, ответственнее, все бы непременно наладилось. В ситуации с Дэни мудрее всего было бы не жить с ним под одной крышей. И от ответственности я никогда не отказывался, поэтому и находился сейчас в этом лагере. Проблема заключалась лишь в том, что больше я был не намерен нести ответственность ни за Дэни, ни за деда. Вот им бы эти лекции пригодились. Если честно, я сомневался, что сами воспитатели следовали этим установкам, и однажды у нас появился шанс протестировать их уровень ответственности.

В среду перед очередным наставничеством мы с ребятами наматывали круги по полю, воспитатели болтали между собой, периодически нажимая на кнопку счетчика. Цифры говорили двенадцать, но я был уверен, что уже шел шестнадцатый круг. Макс поравнялся со мной и огляделся по сторонам:

— Слушай, Лео, а давай сбежим? Пока все бегают, мы можем пойти к реке. Никто не заметит!

Я замялся. Сбегать было не в моём духе, но в глазах Макса горел огонёк приключений, которому трудно было противостоять. И, в конце концов, скука тоже брала своё.

— Ну… если никто не заметит, — сказал я, ещё сомневаясь.

Мы дождались удобного момента, когда все ребята были заняты тренировками, и тихонько ускользнули на берег. Кровь стучала в висках, я старался не пыхтеть, дышать потише, но удавалось с трудом. Плавать мне понравилось, и было уже не так страшно, как в тот раз. Мы плескались и дурачились, наслаждаясь каждой минутой. Мир вокруг замер. Но, на самом деле, события закручивались достаточно быстро и принимали неприятный для нас оборот. Когда мы вернулись, нас уже ждали. Воспитатели не были дураками — наше отсутствие заметили, намного позже, чем следовало бы, но заметили. И вот перед нами стоял мистер Алекс с горящими от ярости глазами. Я чувствовал, как пот заливает мне спину, хотя на улице было не так уж жарко. Макс, напротив, держался спокойно, будто его вообще не касалась данная ситуация.

— Вы что, думаете, что вам всё можно? Правила не просто так придуманы. Вы нарушили дисциплину, покинули территорию без разрешения. Что если бы с вами что-то случилось? В лесу водятся дикие звери, и потеряться даже с картой здесь проще простого.

Я молчал, чувствуя, как внутри всё сжимается. Макс не испытывал никаких угрызений совести.

— Мы просто хотели освежиться, — спокойно ответил он, глядя прямо на мистера Алекса.

— Освежиться? А что, если бы вы утонули? Или поранились? Одна единственная судорога, и из реки мы бы вечером вылавливали труп. Ты думаешь, я позволю тебе нарушать правила только потому, что тебе стало скучно?

Макс пожал плечами, словно это был пустяк.

— Мы не утонули, всё нормально.

— Нормально? — Мистер Алекс сделал шаг назад и глубоко вздохнул. — Хорошо. Тогда вот что: с этого момента, вы оба будете дежурить в столовой. И не одну неделю. Не месяц — до конца срока, до самого выезда из лагеря. Я хочу, чтобы вы поняли — у каждого действия есть последствия. И в этом лагере все должны следовать правилам. Вы думаете, что это несправедливо? Жизнь вообще не справедлива. И если будете продолжать в том же духе, то последствия будут намного хуже, чем дежурство.

Я посмотрел на Макса. Он не выглядел расстроенным, напротив, на его лице была та же привычная усмешка. Когда мы вышли из кабинета, он только фыркнул.

— Я бы ещё раз сбежал. Дежурить все равно долго придётся… Но ничего, это всё равно лучше, чем сидеть на месте.

Я вздохнул. Дежурить в столовой почти полтора месяца. Но внутри я чувствовал, что Макс прав — иногда свобода стоила любых наказаний.

Кажется, в лагере каждый из нас был хоть раз за что-то наказан: не застелил кровать, проспал зарядку, нагрубил, сорвал занятие и много еще нелепой ерунды. Но наказывали только за то, за что поймали с поличным. Никто из мальчишек не хотел быть стукачом. Поэтому если у кого-то обнаруживался разбитый нос, губа, глаз, все давали одинаковый стандартный ответ — упал. Парня из второго домика воспитатели наказали за неуклюжесть — заставили на руках перестирать кучу чужой одежды, для развития внимательности, чтобы не упустить ни одного пятнышка. Пацаны с четвёртого домика продолжали издеваться над всеми, кого считали слабее: били, «одалживали» вещи, заставляли выполнять «мелкие поручения». Мы с Максом старались держаться в стороне, мы и так проштрафились, и мистер Алекс пристально за нами наблюдал. Но начать войну всё-таки пришлось.

После дневного дежурства мы вернулись в домик, чтобы переодеться. Роман сидел на полу у самого порога и плакал, размазывая слёзы по чумазому лицу. Он был старше меня, но выглядел лет на десять, низкий и щуплый. Я вообще никак не мог понять, за что родители отправили его в исправительный лагерь. Что в нём исправлять? Он всегда был весёлым, очень громко смеялся и обожал играть в игры.

Ромин рюкзак был вывернут наизнанку, а содержимое раскидано по периметру комнаты. Он смотрел на свои руки и теребил в пальцах шнурок от обуви.

— Это был подарок от отца, — тихо сказал он, словно боясь, что его услышат. — Он мне его подарил перед отъездом. Мой робот.

— Может, когда он вернётся, подарит тебе ещё более крутого робота! — тут же выпалил Макс.

— Не вернется он. — Губы у Романа снова задрожали. — Он в тюрьме сидел, потом его убили там.

У многих ребят здесь один или оба родителя сидели в тюрьме, тут таким было никого не удивить. И я не был исключением. Но я почувствовал, как внутри что-то защемило. Игрушка была не просто игрушкой, а последним связующим звеном, и вот теперь и его не было.

— Мы что-то придумаем, — сказал я, больше для того, чтобы хоть как-то утешить.

А у Макса тем временем уже был готов свой план.

— Нет, дурацкий план. И опасный. Больше опасный, чем дурацкий. — Такой была моя первая реакция на слова Макса. — Мы уже наказаны. Если подеремся, я вообще не представляю, что с нами сделают. Блин.

Макс лишь фыркнул. Он вообще не воспринимал правила как нечто серьёзное, скорее как преграду, которую нужно умело обойти.

— Я не собираюсь драться, — усмехнулся он, глядя на меня из-под лба. — Но если они нападут первыми, это ведь уже не драка, верно? Это самозащита. Дам им влупить себе пару раз. Все получится, что тут может не получиться?

Переубедить Макса была невозможно. На следующий день, во время спортивных игр, он с первых минут начал целенаправленно задирать парней из четвертого, их было трое, и они повсюду ходили вместе. Он специально отпускал в их сторону комментарии, но не настолько громко, чтобы услышали воспитатели, гулявшие неподалеку. Парни только делали вид, что не обращали внимания на слова Макса, а их лица тем временем наливались пунцом. Макс будто знал, на какие кнопки нажать, чтобы довести их до белого каления. Каждая шутка прилетела ровно в цель.

— Тебя точно в нужный лагерь отправили? — крикнул Макс, когда один из них промазал по мячу. — Должны были к девчонкам, крестиком вышивать и кексы печь, случайно не в тот автобус посадили.

Наконец, один из них не выдержал и ринулся на Макса. Началась потасовка — грязь летела во все стороны, футболки растягивались, а кулаки мелькали перед глазами. Макс явно был готов к этому, он ждал удара. Все трое навалились на него сверху и повалили. Макс ловко прижал колени к груди и обхватил руками голову. Били его не в первый раз.

Мистер Алекс появился из ниоткуда. Всё происходило как в замедленной съемке: воспитатели разбегались, разнимая дерущихся, а Макс, с разбитой губой и синяком под глазом сидел в оседающей пыли.

— В мой кабинет, немедленно, — голос мистера Алекса был таким ровным, что даже мне стало не по себе.

Потребовалось пятеро воспитателей, чтобы усмирить парней и сопроводить в нужном направлении. Медсестра осмотрела Макса, покачала головой и просто смазала опухшую губу йодом.

— Ну, ты и вляпался, — сказал я, садясь напротив.

— Да брось, оно того стоило. Они теперь точно отстанут от Романа, — Макс усмехнулся, и из его губы потекла тонкая струйка крови. — Ты робота нашел?

— Угу, под кроватью старшего. Надеюсь, меня никто не видел.

— А даже если и видели? Ты же не воровал, просто забрал вещь назад. Они же одалживают, а одалживать это брать на время.

Роман был так счастлив, что снова расплакался. Робот, правда, оказался сломан — руки и голову ему вывернули с корнем, пришлось поставить на место при помощи супер клея. Больше ничего не сгибалось и не поворачивалось, но Ромке было абсолютно все равно, больше он с игрушкой не расставался ни на минуту.

Вечером, прямо перед отбоем, мистер Алекс пришел к нашему домику. Он отправил меня внутрь, а сам остался стоять с Максом на улице. Голоса звучали приглушенно, я приложил ухо к стене и прислушался.

— Макс, — говорил мистер Алекс, его голос был глубоким и твёрдым, но в нём проскальзывала нотка усталости. — Ты отличный парень. Но так больше не пойдёт. Макс, как я мог представить, вероятно, стоял перед ним, как всегда упрямо сжав кулаки, готовый к обороне.

— Я ничего не сделал. Я никого не ударил, никого не побил, даже пальцем не тронул. — голос Макса был немного резким, будто он и сам устал объяснять очевидное. — Я не нарушил правил, они нарушили. И никакой справедливости тут нет.

Мистер Алекс вздохнул, но не перебил. Пауза повисла в воздухе, будто он подбирал слова.

— Я знаю, что ты сделал Макс. Меня не обманешь. Такой парень как ты не позволил бы всухую себя отметелить. Я говорил с тремя твоими наставниками из прошлых лагерей и личное дело тоже читал внимательно. За прошлый учебный год ты участвовал в драках пятьдесят четыре раза, и это только те, что попали во внимание учителей, чем ты занимаешься за пределами школы одному Богу известно. Проблема в том, Макс, — продолжил он спустя мгновение, — что однажды найдётся кто-то сильнее, и тебе просто проломят голову.

Я замер. Макс долго молчал.

— Ты умный парень, добрый, что огромная редкость, — тихо добавил мистер Алекс. — Но если строить свою жизнь только на кулаках, она может оказаться короче, чем ты думаешь.

Я быстро вернулся на свою койку, притворяясь, что давно сплю, но в голове вертелись слова мистера Алекса. То, что Макс не ответил, тревожило меня сильнее, чем сама беседа.

***

Время в лагере пролетело быстро, и вот уже август. Лето пахло хвоей и рекой, а тёплый ветер лениво колыхал верхушки сосен, будто тоже решил взять себе каникулы. Мы с Максом больше не влипали ни в какие истории. Да и зачем? Мы и так уже дежурили в столовой целую вечность — шутка ли, ещё месяц тарелки за всеми таскать.

А потом наступило 12 августа. День, который казался отголоском из прошлой жизни, раньше означал бы торт и подарки. Теперь он означал другое — первую годовщину пропажи мамы. Мне было стыдно, потому что за лето я о ней почти не вспоминал, я не забыл, но специально о ней не думал. Больше мне не хотелось праздновать свой день рождения. Никогда. Я ненавидел число двенадцать, ненавидел август, ненавидел, что этот день больше никогда не будет моим. Теперь он всегда мамин.

Я ничего и не ожидал, но на завтрак мне вручили колпак из цветной бумаги. Макс долго ржал, когда я его надел, но я и так прекрасно знал, что выглядел нелепо. Все спели мне песню — фальшиво, вразнобой и оглушающе громко. Повар, который всегда ходил с таким видом, будто был приговорён к пожизненной готовке, торжественно вынес кекс с одной свечкой. Я дунул на свечу, загадал желание, но не успел даже подумать, что оно сбудется, как нам уже велели убирать посуду. День рождения — не день рождения, а дежурство никто не отменял.

После обеда ко мне подошёл мистер Алекс:

— Лео, сегодня у тебя есть привилегия. Можешь позвонить домой.

В лагере можно было звонить домой раз в месяц, но наказанным это право временно отменяли. Видимо, сегодня для меня сделали исключение. Я набрал номер. В трубке раздавались длинные гудки. Раз, два, три… десять. Ничего. Снова набрал. Тишина. И третий раз, упрямо, хотя знал, что не дозвонюсь. Мистер Алекс стоял рядом и слегка качал головой, будто всё понимал. Словно это происходило не впервые.

Макс стоял рядом, как всегда, молчаливо поддерживая. Потом, когда мы возвращались к нашим тарелкам и половникам, он вдруг сказал:

— Прости, что не могу подарить тебе ничего. У нас дома вообще подарков никогда не дарят.

— Мне не нужны никакие подарки.

Макс посмотрел на меня с искренним сожалением, и я знал, что он не лукавит. В его семье, похоже, всё было слишком туго, чтобы заботиться о днях рождения. Мы немного помолчали, но тишина совсем не казалась неловкой. Я думал о том, что деду разрешалось звонить в лагерь, но он этого ни разу не сделал. Макс, заметив, что я погрузился в свои мысли, хлопнул меня по плечу.

— Эй, ты же загадал желание, когда свечку задувал?

— Загадал, — усмехнулся я.

— Тогда жди, может, оно сбудется, — сказал Макс и подмигнул. — Уж лучше в это верить, чем ждать дурацкого звонка.

Стоило моргнуть, и наступил день отъезда. Домой мне совсем не хотелось, как и многим другим мальчишкам тут. Нам раздали коробочки с едой, чтобы можно было перекусить в автобусе, и дали больше свободного времени для сбора вещей и прощания с друзьями. Мы с Максом в последний раз улизнули на берег и залегли в зарослях высокой травы. Стебли щекотали кожу, над головой лениво кружили птицы, и вода журчала где-то внизу.

— Думаешь, будем созваниваться? — спросил я, зевнув. — Но междугородние звонки дорого стоят. Вряд ли дед согласится платить.

Макс перевернулся на бок, подперев голову рукой.

— Да ну, у меня дома всё равно телефона нет, — сказал он с какой-то странной смесью гордости и равнодушия, будто телефон был чем-то ненужным, как телевизор без пульта.

Я попытался подыскать другой способ связи и вдруг предложил:

— Может, письма будем писать друг другу?

— Письма? — Макс зажёгся, как спичка. — Ого, да! Крутяк! Представляешь, как круто будет получать письма? Я раньше никогда никому не писал. Даже не знаю, что вообще пишут. Как думаешь, надо говорить о погоде? Или лучше сразу про драки?

— Да о чём угодно, — усмехнулся я. — Можно и про погоду, если скучно станет.

Макс смутился, потёр нос, его глаза бегали по траве.

— Слушай… сможешь прислать мне несколько марок? — наконец выпалил он. — У меня просто денег нет, чтобы самому купить, и если ты не пришлёшь, я не смогу ответить.

— Конечно, без проблем, — сказал я, стараясь, чтобы он не заметил, как меня тронуло его признание. — Я найду способ.

Макс широко улыбнулся, от загара его лицо казалось красно-коричневым, а веснушки потемнели еще сильнее.

— А ты нормальный парень, — сказал он. — Думал, ты такой тихоня, а оказывается, ты крутой.

Мы оба засмеялись, хотя я не был уверен, что именно его так рассмешило. Потом Макс снова лёг на спину и уставился в небо.

— Слушай, а ты как? Школа начинается, да? — Макс пытался переключить разговор на другую тему. — Твой брат, ну этот… Дэни, как он там?

Я закрыл глаза, почувствовал, как солнце щекочет веки. Дэни… В лагере я мог отвлечься, но теперь всё это снова стояло передо мной, как неразрешимая задача.

— Он… — начал я, не зная, как правильно ответить. — Не знаю.

Макс помолчал, потом бодро хлопнул меня по плечу.

— Эй, ну ты не переживай. Всё наладится. Может, ему просто нужно время. Он странный, конечно, но ты ж его брат-близнец, как-никак.

Я лишь кивнул, Макс правда пытался поддержать как умел.

— А эти задиры в школе? — он снова заговорил, переключаясь на следующую тему, будто мысли в его голове прыгали через скакалку. — Да забей на них. Серьёзно, Лео, если они полезут — просто дай им отпор. Всегда можно вспомнить пару приёмов. Я тебе показал, как правильно, помнишь?

Я усмехнулся.

— Да, помню. Но я всё же надеюсь, что до этого не дойдёт.

— Не дойдёт, если ты покажешь, что ты не слабак, — настаивал Макс. — А если дойдёт — пиши мне. Я приеду. Сразу. Скажу им пару ласковых, по-максовски.

Мы оба засмеялись. Было что-то нелепое и смешное в этом моменте. Два подростка, лежащие на берегу реки, говорящие о жизни, как будто её понимали.

— Давай адресами обменяемся, — предложил я.

Мы достали по клочку бумаги, накорябали цифры и буквы и долго рассматривали написанное, будто этот момент имел какую-то особую важность. Может, и имел.

Когда пришло время ехать, нас с Максом посадили в разные автобусы. Он прислонился к окну и махал мне рукой. Я тоже махал, пока его фигура не исчезла за поворотом дороги. Лагерь всё уменьшался и уменьшался и окончательно исчезал за горизонтом, словно всё, что произошло этим летом, было лишь сном, который таял под ярким августовским солнцем.