Век чудовищ

Светлана Сергеевна Шемена (2024)

В детстве чудовища жили повсюду — наблюдали из темноты, скрывались под кроватью, поджидали за каждым углом. Я знал, что они реальны. А затем чудовища вдруг исчезли, а вслед за ними и мама, и мой брат Дэни. Теперь я понимаю: чудовища никуда не уходили, они просто стали лучше маскироваться. Спасаться бегством или сражаться? Смогу ли я остановить чудовищ или стану их следующей жертвой? «Век чудовищ» — история о потерях, страхах и тайнах, что скрываются в тени прошлого.

Глава 8

В комнате было очень темно, хоть глаз выколи. Темно и холодно. Пахло сигаретным дымом и очень резким мужским одеколоном. В носу засвербило, я хотел почесать, но не смог пошевелить рукой — обе мои кисти были крепко привязаны в металлическому стулу. Кто-то сел прямо напротив меня, человек, от которого так воняло дымом и одеколоном.

— Лео, — начал спокойный голос, — давай поговорим о том, что произошло. Только честно, правда и ничего, кроме правды.

Я кивнул, потому что не смог издать ни звука.

— Ты ведь был дома, когда у Дэни началась мигрень?

Я кивнул еще раз. Конечно, утром, перед школой, мы все были дома.

— Молчание — знак согласия, — голос казался очень довольным. — А когда ты вернулся, его уже не было? Ты не заметил ничего странного? — голос детектива был тягучим, как будто он пытался выудить скрытую информацию.

Я снова попытался открыть рот: нет, Дэни не было. Да, все казалось странным, я же весь дом перевернул, чтобы его найти! Но язык присох к небу, а губы будто слиплись между собой. Я не издал ни звука.

— У вас с Дэни были непростые отношения в последнее время. — Голос скорее утверждал, а не спрашивал. — Очень непростые. Бедный Лео обделен вниманием, ничего ему не достается. Тогда ты и придумал план?

Я яростно замотал головой и попытался освободить одну из рук. Ничего.

— Безобидный с первого взгляда план — сыграть в игру. Дети постоянно во что-то играют. Просто игра. Молчание — знак согласия, Лео. С глаз долой. Нет брата — нет проблемы. Какое же ты все-таки чудовище. Самое настоящее чудовище. — Голос нарастал, приближался, пока не превратился в жуткий, пронзительный крик.

ЧУДОВИЩЕ!

И я проснулся.

***

С наступлением утра кошмары не прекращались, потому что дальше всегда была школа — самый реальный кошмар из всех. Я чувствовал на своей коже настороженные и подозрительные взгляды каждый раз, как заходил в класс. Кто-то шептался, кто-то сразу отворачивался. Все всё знали, то есть думали, что знали. На меня будто постоянно был направлен яркий прожектор — учителя пристально следили за каждым моим шагом. Мне казалось, что я хожу по тонкому льду, готовому вот-вот треснуть и провалиться прямо под моими ногами. Больнее всего было то, что все сразу же, по умолчанию, встали на сторону Дэни. Его оберегали как хрустальную фигурку, хрупкую фазу, жалели и сочувствовали, постоянно повторяли, что он, конечно же, не виноват в том, что произошло. Виноват был я, так все решили. Никому не была интересна моя версия событий. Мне не задали ни одного вопроса.

Как-то в столовой за обедом пацан, стоявший в очереди передо мной, просто обернулся и бросил:"Твой брат чуть не умер из-за тебя, урод". Он не шептал, а специально сказал это достаточно громко, чтобы все услышали. Я ничего не ответил, просто смотрел на него. Бесполезно. Говорить, оправдываться, все было бесполезно.

Может, я надумывал, но учителя тоже стали ко мне строже, будто я лишился права на ошибку, исчерпал лимит. Отличником я не был, но и тупицей себя не считал. Как бы я ни старался, мои работы, тесты, ответы постоянно не дотягивали. Сперва на физкультуре, когда начался черед баскетбола, никто не хотел брать меня к себе в команду, а играл я хорошо. Мне нравилось забрасывать мяч в корзину. Тогда вмешался тренер и, наверное, прямо тогда и стал моим любимым учителем, — ему было совершенно все равно на то, что происходило за рамками его занятий. Возможно, он и новости никогда не смотрел, если они не были связаны со спортом. Тренер был ко мне строг, но он всегда был строгим, мне нравилась хотя бы эта стабильность. Моя команда всегда выигрывала, поэтому и дни с физкультурой тоже стали моими любимыми, а еще потому, что на физкультуре никогда не было Дэни.

Дома Дэни тоже появлялся редко — после возвращения дед постоянно возил его по разным клиникам и больницам и даже ночевал с ним в одной палате в городском госпитале, когда того оставили на обследование. Я не возражал. Мне нравилось быть одному дома, то есть не совсем одному, с Тигром, конечно. Он окончательно поправился и сильно вырос. Без дедушки и Дэни мы с Тигром могли свободно ходить по дому, сидеть, где вздумается, шуметь и играть. Я уже не мог дождаться лета! Летом мы с Тигром построили бы свой собственный форт в лесу, ночевали в палатке и проводили дни напролет на улице. Оставалось каких-то два месяца.

По поводу школы был еще один момент, в котором я не хотел самому себе признаваться — мне было страшно, а из-за страха еще и стыдно. Я боялся, что на перемене или после уроков компания Дэни или других сочувствующих попытается меня избить. Первый раз, осенью, у них отлично получилось. Я старался быть у всех на виду и держаться толпы, а в висках вместе с кровью отдавалось единственное слово: «трус». Я вел себя как трус.

***

После нескольких десятков анализов и врачей Дэни окончательно вернулся домой. Специалисты твердили, что он пошел на поправку, что ему повезло, что дезориентация скоро пройдет, и ни в коем случае нельзя перенапрягаться. Но я не мог смотреть на Дэни как раньше, будто мы находились в двух разных параллельных реальностях, как в фантастических фильмах про космос. Почему он так себя вел?

С каждым днем Дэни становился все более общительным. Он мог подойти ко мне и просто так заговорить о чем-угодно — о школе, о книгах, о том, что он хотел бы научиться собирать какую-то особенную модель робота. Дедушка был рад, просто счастлив: он хвалил Дэни и улыбался ему с такой теплотой, что я иногда чувствовал злость. Даже не знаю, на кого я злился сильнее, на Дэни или на деда. Почему он мне не поверил? Может, жизнь Дэни и возвращалась в норму, но вот моя собственная была от нее дальше некуда.

Дни тянулись медленно. Весна вступала в свои права, и в воздухе пахло свежей землей и первыми листьями. В апреле Дэни почти не жаловался на мигрень — дед только и говорил об этом за ужином, каждый раз не скрывая своего облегчения:"Ну вот видишь, Лео, всё наладилось! Всё будет хорошо!". А я лишь кивал в такт как болванчик. Я совсем не верил Дэни, не верил ни единому его слову. Я знал, что он врёт. Откуда? Просто знал. Я был уверен, что мигрени были, а он просто научился их скрывать. Я продолжал вести свое исследование, два симптома неизменно выдавали состояние Дэни: красный цвет и интерес к коту. Только после мигрени он носил красную футболку с красной толстовкой, пил из красного стакана и брал красный контейнер с бутербродами. Только после мигрени он мог не мигая следить за тигром, куда бы тот ни пошел. В редкие моменты, когда Дэни забывался, я замечал, как он зажмуривался и стиснув зубы, терпел боль. Но как только дед смотрел в его сторону, он снова превращался в веселого и беззаботного мальчика.

Оборотень — это слово я повторял про себя каждый раз, когда его видел. Оборотнем мог быть не обязательно тот, кто превращался в волка при полной луне, но и тот, кто менял свою личину, становясь чем-то пугающим и чужим.

Большую часть времени я проводил в своей комнате, прислушиваясь к шагам Дэни, которые раздавались по коридору, и к стуку дедовых тяжелых ботинок. В доме пахло старым деревом, пахло пылью, травой с улицы и какой-то сыростью. Я старался лишний раз не попадаться никому на глаза, даже не представляю, сколько бы все так дальше и тянулось, если бы не Тигр.

Мы ужинали на кухне, как обычно за большим столом. Дед нажарил картошки, а соседи, то ли из жалости, то ли из искреннего желания позаботиться, понаотдавали нам коробки каких-то консервов и банки с соленьями, которые заготовили на зиму, но не съели. Мы ели молча. Обычно я съедал все первым, чтобы уйти обратно наверх, но сегодня вечером в этом не было смысла — все равно мой черед мыть за всеми посуду и подметать пол. Было вкусно, и я даже положил себе немного добавки овощного рагу от Марии и Филиппа. На следующий день я собирался зайти к ним в гости и поиграть с Барсом.

— Ты устал. — Я не сразу понял, что Дэни обращался ко мне. — Ты устал, — повторил он. — Давай я сам сегодня все помою. Будет моя очередь.

Дед широко улыбнулся и потрепал Дэни по волосам:

— Молодчина! Просто молодчина. Но ты сам смотри, чтоб не устать, хорошо?

Дэни тоже заулыбался и закивал в ответ. Я действительно устал, жутко устал, а впереди еще маячила пятничная контрольная и нормативы по физкультуре, которые мы теперь сдавали два раза в месяц. Я не стал спорить, оставил свою тарелку и вышел из-за стола. Тигр тут же завертелся у ног, он терся головой о штанину, мяукал и поглядывал на тумбу, где хранился пакет с его кормом.

— Я накормлю, не переживай. Помою посуду и покормлю его. — Широко улыбаясь Дэни порхал по кухне, собирал посуду и надевал клетчатый передник, чтобы не забрызгать одежду водой.

— Да не надо, я сам. — Я потянулся, чтобы открыть дверцу тумбы, но дед меня остановил.

— Пусть Дэни покормит, раз он вызвался. Хорошо, что он хочет подружиться с Тигром.

— Я покормлю, я всегда кормлю, и Тигр меня просит.

— Пусть. Дэни. Покормит. — Слова деда напоминали чугунные гири. — Иди, займись делами.

Меньше всего мне хотелось спорить с дедушкой, я пожал плечами и пошел читать книгу в гостиной. Я бы предпочел что-нибудь про ковбоев или искателей приключений, но для контрольной мне нужно было прочитать двадцать страниц о процессе добыче угля и обработки руды. Жутко нудно, но теперь на географии мы больше не рассматривали карту мира, а слушали про работу фабрик и полезные ископаемые. Текст был сам по себе невероятно скучный, но еще тяжелее мне было сконцентрироваться на домашке из-за поведения Дэни. Пару месяцев назад он кричал, что в коте бесы, шарахался от него в ужасе, пытался ловить, а теперь вдруг беспокоится, чтобы тот поел? Я хотел поверить, что Дэни говорил искренне, но не верил. И пропали они с Тигром тогда одновременно, подозрительно, что котенок ни с того, ни с сего вдруг решил уйти далеко от дома и залезть в чужой погреб. История не клеилась.

Я дождался, когда Дэни вернулся в свою комнату. Мне нужно было проверить, я тихо проскользнул на кухню и заглянул в кошачью миску. Там была еда. Тигр никогда не оставался с Дэни один, поэтому горка была нетронута. Вроде бы всё нормально — сухие гранулы корма. Но между ними было что-то еще. Я наклонился ближе, и сердце замерло. Порошок — едва заметный, беловатый. Меня будто дернуло током, я уже видел такой порошок: раньше дед хранил в сарае крысиный яд. Такая пузатая алюминиевая банка. У меня подкосились ноги, и всё внутри разом сжалось. Тигр радостно замяукал у меня за спиной, и я тут же бросил миску в мусорное ведро.

— Извини, друг, извини. — Я вцепился в кота, что есть мочи. — Прости меня. — Тигр мурчал и пытался обнюхивать мои руки в поисках еды.

Дальше происходящее я помню будто бы через линзы красных очков. Я ворвался в комнату Дэни без стука. Он сидел за столом, что-то рисовал. Казался совершенно спокойным и даже не повернул головы.

— Ты больной совсем! Ты коту в миску яд насыпал! — Я пытался глубоко дышать, считать до десяти, но уже не мог не кричать.

Дэни медленно поднял глаза и улыбнулся. Широкая, неискренняя улыбка, которую я видел насквозь.

— Что? Ты чего такого говоришь, Лео?

— Я видел, что ты сделал. Я проверил корм. Ты добавил яд для крыс — белый порошок.

Он рассмеялся мне прямо в лицо, вот смех был вполне искренним и неподдельным:

— Ты чушь говоришь. Какой яд? С ума что ли сошёл, Лео.

Я шагнул ближе, сердце бешено колотилось.

— Я все видел. И ты знаешь, что я прав. Прекрати притворяться!

Лицо Дэни вдруг исказилось в странной гримасе. Он вскочил со стула, карандаши полетели в разные стороны.

— Ты всегда всё портишь! Всегда портишь! Ты… ты не понимаешь ничего! — его голос становился всё громче и пронзительнее, и через секунду он уже истошно вопил. — Не понимаешь и портишь! Думаешь, ты лучше меня? Думаешь, я дурак? Думаешь, я дурак? Я дурак? Дурак?

Я не успел никак среагировать, потому что в этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался дед.

— Что здесь происходит? — его голос звучал так, каким я его никогда не слышал прежде. Гневный, тяжёлый. Он посмотрел на меня, а не на Дэни.

— Дедушка, он пытался… — начал я, но дед прервал.

— Хватит, Лео. Я больше не потерплю никаких обвинений. Ты уже не в первый раз начинаешь ссориться с братом. Сколько можно? Зачем ты опять затеял скандал?

— Но это не я… Это он…

— Достаточно! — голос деда загремел, как гром, и я замолчал.

Прежде он так на меня не кричал. Я стоял перед ним, как преступник, которого застали с поличным. Он повернулся к Дэни, погладил его по голове и что-то сказал. Дэни всё ещё дрожал, его руки сжимались в кулаки. Для деда я снова был проблемой, а Дэни — снова беззащитным маленьким мальчиком.

Всё было кончено.

Ночью я не мог уснуть и решил спуститься на кухню за водой. Тихо, чтобы не разбудить никого. Но, когда я проходил мимо комнаты деда, услышал его голос. Он говорил по телефону. С кем-то, кого я не мог узнать. Голос был низким, спокойным, но каждое слово звучало остро.

— Знаешь, с ним становится все сложнее справляться, его агрессия… Будто разом все гены проснулись. Весь в отца.

Даже не нужно было гадать, чтобы понять, о ком шла речь.