Тёмный Клан. Предатель. Части II и III

Юлия Румянцева (2024)

Свет и Тьма ведут извечную борьбу, но кто сказал, что Тьма — обязательно зло, а Свет — непременно добро? Что, если и Темные, и Светлые способны на подлость и благородство, умеют любить и ненавидеть? Райан Ривз, глава одного из Тёмных Кланов, за ловкость и отвагу прозванный Беркутом, ищет предателя, снабжающего информацией Цитадель врага. Будто слепец, он ходит по кругу, не находя ответа. Прозрение придет опаляющим пламенем боли: в самом страшном сне он не мог представить, что ищет самого себя! Каково это, когда читаешь в глазах друзей и соратников ненависть и презрение? Каково понимать, что та, которую безумно любишь, отныне будет тебя презирать? Давний враг подло подставил его, превратив в предателя и убийцу. Он потерял все, кроме жажды мести и невозможной мечты вернуть утраченное. Птице никогда не взлететь в небо с перебитым крылом. Но для того, кто, сорвавшись с гребня на дно, продолжает рваться к вершине, нет ничего невозможного.

Глава 12

Пламя свечей горит ровно. Отрешенные лица державшихся за руки императора и императрицы бледны и сосредоточены. Сейчас правители империи кажутся очень похожими, будто брат и сестра. Алые плащи с капюшоном скрывают фигуры и отбрасывают тени на лица, которые в неверном свете огненных языков настолько безжизненны, что напоминают восковые маски.

Их сплетенные пальцы обагрены кровью, она медленно, по капле течет по рукам из рассеченной на запястьях кожи и, смешиваясь в сжатых ладонях, падает в угли стоящей на алтаре жаровни. Угли шипят, и жадные языки пламени слизывают багровые капли, принимая дар и помогая превращать энергию жизни в Зов. Среди тянущихся в пространстве миллиардов нитей, соединяющих всё живое, одна начинает дрожать и вибрировать, как струна, и голос крови звучит все громче, все увереннее. Он повелевает ответить и не повиноваться ему невозможно. Как камень, брошенный в колодец, всегда отзовется всплеском, коснувшись воды, так Зов неизбежно касается родственной души, и те, кто его послал, чувствуют волны энергии, рожденные этим прикосновением, видят их подобно тому, как люди видят круги на водной глади.

Зов звучит мощно, неотвратимо, подобно музыке, достигнув самой высокой ноты, но ему отвечает лишь тишина, будто и нет в этом мире души, для которой он предназначен. Тяжелая капля вновь срывается и летит вниз. Багряное на черном. Затихающая песнь Зова и холод пустоты в ответ.

Императрица пошатнулась, разжала руку и со стоном опустилась на холодные камни пола.

— Мирта! Мирта, что с тобой?

Он подбежал, схватил жену на руки, приподнял, пачкая кровью одежду.

— Его нет, Адриан. Кровь не отвечает на Зов.

Из закрытых глаз по лицу текут слёзы.

— Мы просто сделали что-то не так, надо пытаться снова. — Он изо всех сил старается, чтобы голос звучал твердо.

— Я больше не чувствую его Адриан, — едва слышно шепчут бледные губы. — Его нет. Нашего мальчика больше нет…

— Это не так. Я уверен, слышишь! — Он слегка встряхивает ее, стремясь привести в чувство. — Этому есть объяснения. Мы найдем его! Найдем, обещаю!

— Боюсь, уже слишком поздно. Мы ничего не можем сделать, ничего не можем изменить. Это, наверное, под силу лишь богам. Но Ильтаир не ответит на наши молитвы. — Горькая усмешка кривит её губы. — У любого простолюдина больше шансов добиться его благосклонного взгляда. Светозарный не нарушит Равновесия и не снизойдет до помощи Хранителям, ведь это нарушает Договор. Мы можем рассчитывать только на себя, а у нас ничего не получилось. Твои гвардейцы найдут его слишком поздно, время уходит…

— Ты не должна отчаиваться. Я помирюсь с отцом и попрошу его о помощи. Уж ему Ильтаир поможет, не сомневайся.

— Ты сделаешь это? Правда? — Мирта подняла на него удивленные, мокрые от слез глаза.

— Ради Лукаса я сделаю все что угодно, — мрачно кивнул император и с облегчением увидел, как в глазах его Даны вновь оживает надежда.

Он аккуратно помог ей подняться:

— Пойдем, ты очень устала, нужно немного поспать. Я отправлю гонца в Цитадель. Тьма рассеется, скоро рассвет, он принесет нам добрые вести.

По потайному ходу он на руках донес ее до спальни, почти бесчувственную, положил на кровать и еще долго сидел рядом, пока она металась в полубреду, на грани между реальностью и сном. Он ласково гладил ее волосы, шептал ничего не значащие успокаивающие слова, пока она наконец не погрузилась в глубокий сон. Глаза под закрытыми веками перестали двигаться, но по щекам время от времени продолжала сбегать слеза, а из груди вырывался тяжелый вздох, похожий на стон. Адриан нежно поцеловал жену в лоб и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

У дверей кабинета его ждал капитан Дрейк — командир императорской лейб-гвардии, отвечавшей за охрану дворца. Адриан бросил беглый взгляд на его осунувшееся мрачное лицо и понял, что хороших вестей он сейчас не услышит. Пройдя мимо вытянувшегося в струнку капитана, император жестом приказал ему следовать за собой и молча вошел в кабинет. Капитан, прикрыв за собой дверь, первым делом наткнулся взглядом на разлетевшиеся по полу остатки табурета и, побледнев, поспешно отвел глаза.

— Я слушаю тебя, Дрейк, — тяжело произнес Адриан, заметивший реакцию капитана, несмотря на попытки последнего держать себя в руках.

— Ваше Императорское Величество… — Говоривший запнулся, собираясь с духом. — Все наши силы брошены на поиски, но принца найти пока не удалось.

Адриан, уже готовый услышать сообщение, что сына нашли мертвым, внутренне выдохнул: значит еще есть надежда найти Лукаса живым.

— Но, при тщательном обыске дворцового парка было обнаружено вот это. — Дрейк приблизился и с поклоном положил на стол фарфорового солдатика, одну из двадцати искусно выполненных и разукрашенных фигурок, которые император подарил сыну два года назад. Кажется, именно этого конного гвардейца Лукас почти сразу потерял, очень расстроился и заставил прислугу перевернуть его покои вверх дном в надежде отыскать пропажу, но солдатика тогда так и не нашли.

Адриан взял фигурку в руку и недоуменно поднял бровь, собираясь поинтересоваться, какое отношение потерянная игрушка имеет к исчезновению его сына, да так и замер на месте. Предмет, лежавший на его ладони, был энергетическим носителем, содержавшим управляющее плетение и полным почти до краев. Полным энергии Тьмы!

Рука императора дрогнула, и он едва не выронил фигурку. Задавленный усталостью и отчаянием гнев всколыхнулся в душе упавшей в солому искрой.

«Что?! Темные посмели поднять руку на императорский дом?!» — огненным росчерком вспыхнуло в голове. Он судорожно сжал пальцы. В ладони пульсировала и билась Сила — чужая, колючая, неподвластная. Артефакт сопротивлялся вторжению, заработала защита, но того, что Адриан увидел, было достаточно. Он держал в руке «внушалку» — легко узнаваемый, несложный по структуре, но очень функциональный артефакт, как правило, содержавший плетение, активирующееся при контакте с конкретной аурой, для носителя которой оно было предназначено. То есть, когда фигурку держал в руках любой человек, это был просто кусок фарфора, но, когда она попадала к тому, на кого было нацелено плетение, оно активировалось и внушало жертве некую программу действий, угодную ее создателю. Конечно, Одаренный, как и Адриан, сразу заметил бы идущий от предмета энергетический фон, который был достаточно активным и почти не маскировался защитой, но для этого нужно было взять фигурку в руки. А зачем взрослому детская игрушка?

Фигурка была похищена, а потом подброшена в комнату Лукаса. Мальчик, найдя потерянную игрушку, конечно, первым делом начал с ней играть, активировав тем самым носитель, и плетение, поработив его волю, заставило ребенка что-то сделать — возможно, самому прийти к похитителям.

Все это вихрем пронеслось у императора в голове, и Дрейк, следивший за выражением его лица, почти перестал дышать.

— Где вы нашли это? — свистящим шепотом произнес Адриан, впившись в капитана горящими бешенством глазами.

Тот от неожиданности отступил на шаг, но быстро взял себя в руки и отчеканил на одном дыхании:

— В западной части парка, сир. Мы выяснили также, что потайная калитка открывалась сегодня ночью. Гвардейцы, стоявшие на страже, задержаны, но первичный допрос не выявил новых фактов, свое соучастие они отрицают.

— Кто их допрашивал? — спросил император, продолжая буравить Дрейка взглядом.

— Я лично поговорил с ними, сир, — произнес капитан, стоически заставляя голос звучать ровно. — Они утверждают, что за время их караула никто не входил и не выходил из замка, но сторожевое плетение периметра показывает обратное.

— Тогда почему с ними беседовал ты, а не палач? — вкрадчивым голосом поинтересовался император. — Или, может быть, вас нужно отправить в пыточную всей компанией, чтобы быстрее докопаться до истины?

— Как будет угодно Вашему Императорскому Величеству, — тихо произнес капитан, плотно сжав ставшие бескровными губы, и склонил голову.

— Привести их сюда! — коротко распорядился Адриан и рявкнул, заметив замешательство Дрейка: — Немедленно!

Когда за вылетевшим пулей капитаном закрылась дверь, Адриан принялся нервно вышагивать по кабинету.

«Если в похищении действительно замешаны Темные, а найденный артефакт является серьезным доказательством их вины, подобное деяние, имеющее целью навредить императорскому дому, вполне может быть расценено как попытка нарушения Равновесия», — подумал он.

Власть Хранителей, поставленных над Великими Кланами волей обоих богов, была священной, и преступления против нее карались жестоко и беспощадно. Император и императрица олицетворяли мир, наступивший после того, как между Силами двух Начал был заключен Договор о Равновесии. И пусть мир этот не был абсолютным и извечная борьба между Светом и Тьмой исподволь продолжалась, он удерживал стороны от открытого противостояния, способного утопить империю в крови, как уже бывало однажды. Конфликт этот уходил корнями даже не просто в седую древность, а в предначальную эпоху сотворения мира. Предания о его истоках передавались поколениями из уст в уста, впитывались с молоком матери в душу каждого смертного, рожденного на этой земле.

Легенда гласила, что однажды в безвременье бесконечного Ничто вспыхнули две Искры, породившие созидающее Пламя, и разделилось Ничто на Свет и Тьму, и родилось из безвременья время. Так пробуждался новый мир. Начала, творившие его, были различны, как огонь и лед, и все же были частью целого, породившего когда-то их самих. Противоположности, потерявшие единство, создавали этот мир вместе, и творение их причудливо сочетало противоречия в удивительную гармонию.

Двум непримиримым Началам было дано вдохнуть жизнь в мертвое вещество, лишь вместе им было под силу создать Живое, и из пустоты потянулось, ростком к солнцу, бытие нового мира. Он был молод и прекрасен, но венцом его красоты стало рождение одухотворенного создания — человека. Эта сущность поразила оба божественных Начала тем, насколько похожа она оказалась на них самих. Человек был мыслящим, чувствующим, а главное, имеющим способность и желание творить. И каждый из богов пожелал стать светом познания для этого удивительного создания и не хотел уступить это право другому. Тогда боги решили дать человеку выбор и подвергли его испытанию.

Они погрузили свое творение в кромешный мрак безвременья и зажгли каждый свой светоч, решив, что путь к одному из них он должен найти и выбрать сам. И тот, кого выберет человек, станет дневным светилом, а тот, чей огонь будет гореть напрасно, уйдет во Тьму, без права дарить людям Свет.

Несчастный человек брел во мраке целую вечность и никак не находил дорог, искусно спрятанных богами. Его глаза незряче смотрели во тьму. Он так ослабел от долгих скитаний, что едва переставлял ноги, жизненные силы стали покидать его, он умирал.

Тогда один из богов, не в силах видеть гибель своего творения, зажег во мраке Утреннюю Звезду; ее свет коснулся умирающего живительным пламенем, и силы вернулись к человеку. Он поднялся на ноги и прозревшими глазами увидел ближайший к нему светоч, по иронии судьбы принадлежавший другому божеству, и пошел к нему. Так тот огонь, к которому вышел смертный, стал дневным светилом, символом Ильтаира Светозарного, подарившего людям Силу Светлого Начала, а другой огонь погас, и создавший его ушел во Тьму. Но случилось так, что Искра от пламени, вернувшего человека к жизни, осталась в его душе навеки и со временем стала пробуждаться в его потомках пламенем другой Силы, получившей название Темного Начала. А по ночам, когда гасло дневное светило, ярче других звезд сияла на небосклоне звезда Аусеклиса, Утренняя звезда, засиявшая до срока.

Так вышло, что венец творения двух Начал, человек, выбирая свой путь, пошел одной дорогой, неся в сердце другую, и в результате смог сохранить обе. Шло время. Людское племя стало почитать и Свет, и Тьму, и конфликтовать между собой, оспаривая их значимость и величие. Борьба продолжалась веками, и боги исподволь поощряли ее, стремясь упрочить свое влияние, пока однажды противостояние не накалилось настолько, что едва не уничтожило созданный ими мир. Увлеченные сражением своих созданий, Силы двух Начал напрямую схлестнулись друг с другом, и в тот же миг ткань мироздания задрожала, их творение начало разрушаться безвозвратно. Тогда боги поняли, что для существования этого мира необходимы оба Начала — и Светлое, и Темное — и, если одно из них победит, все сущее сгинет вместе с побежденным. И был заключен Договор, закрепивший Равновесие Сил, и люди должны были его соблюдать и прекратить войну, едва не погубившую все живое. Следить же за выполнением воли богов были поставлены Хранители, не принадлежащие ни Свету, ни Тьме. Хранители, жизнью отвечающие перед богами за соблюдение справедливости. Хранители, стоящие над обоими Великим Кланам, и наделенные правом и властью покарать любой из них, осмелившийся преступить волю Высших и пошатнуть Равновесие мира.

Адриан и Мирта еще ни разу этим правом не воспользовались, но, имея на руках доказательство причастности Темных, они могли получить освященные волей обоих богов полномочия, жестоко расправиться с преступившими Закон и казнить виновного, даже если им окажется Верховная Жрица, уничтожив таким образом своего главного потенциального соперника. От этих мыслей у Адриана вспотели ладони, но он тут же остудил себя.

«Это будет сладкой местью, но она не вернет нам Лукаса. Пусть лучше Темные будут ни при чем, но мой сын останется жив!» — мысленно взмолился он, сжав кулаки.

От раздумий императора отвлек стук в дверь. Он тряхнул головой, возвращаясь к реальности, и произнес:

— Войдите.

Конвой ввел в кабинет двух безоружных гвардейцев со связанными за спиной руками. Адриан окинул взглядом понурые обреченные лица и хмуро спросил:

— Вы несли караул у потайной калитки сегодня ночью?

— Да, сир, — не сразу ответил один из гвардейцев, выглядевший значительно старше своего товарища.

— Во сколько вы приняли пост?

— В десять часов, сир.

— Кто входил и выходил во дворец во время вашего дежурства? — продолжил допрос Адриан.

— Никто, сир, — ответил все тот же гвардеец, не поднимая глаз с пола.

— Весь период своего дежурства вы неотлучно находились на посту, добросовестно выполняли свои обязанности и можете с уверенностью утверждать, что ничего не прошло мимо вашего внимания? — спросил император, тщательно наблюдая за допрашиваемыми.

— Да, сир, — почти сразу выпалил тот, что взялся отвечать на вопросы. Второй же гвардеец продолжал стоять молча, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Подумайте еще раз, над вопросом, который я вам задал. Он был последним, больше я ничего спрашивать не буду. Для вас будет лучше, если вы все же ответите мне правдиво.

Молодой гвардеец скосил глаза на товарища, но тот уныло молчал, уставившись в пол. Он закусил губу, отчаянно борясь с самим собой, и наконец выпалил:

— Ваше Императорское Величество, я не мог бы под присягой утверждать, что отвечаю за все время своего дежурства, так как в какой-то момент времени… — Он замялся и закончил совсем тихо: — Кажется, я уснул на посту.

Его товарищ бросал на говорившего красноречивые взгляды, но тот, поглощенный собственными переживаниями, их просто не заметил.

— Значит, ты уснул и мог не видеть, как второй караульный открыл калитку? — невинно поинтересовался император, изучая говорившего вторым зрением.

— Я не знаю, сир, вряд ли такое возможно… — испуганно пробормотал гвардеец.

Его товарищ, рухнув на колени, затараторил:

— Ваше Императорское Величество, я ничего такого не делал, я бы никогда…Я, кажется, тоже заснул, просто признаться не решился, что вот так, на посту…

Адриан поморщился и сделал знак рукой.

— Уведите!

— Как прикажете с ними поступить? — спросил Дрейк, когда за конвоем закрылась дверь.

Адриан задумчиво постучал пальцами по столу.

— Что ты думаешь о том, что услышал? — ответил он вопросом на вопрос и испытывающе посмотрел на капитана.

— Этот общий сон кажется мне более чем странным, сир, — осторожно произнес Дрейк, тщательно подбирая слова. — Я предположил бы, хотя это и совершенно невозможно, что они просто набрались на посту, но оба трезвые как стеклышко. А это значит, что либо караульные лгут и являются соучастниками похитителей, либо им «помогли» на время отключиться, что видится мне более вероятным.

Адриан едва заметно кивнул, словно отвечая своим собственным мыслям, и на минуту в комнате воцарилась тишина.

— В их ауре остаточные следы воздействия энергетического плетения, — наконец произнес он, размышляя вслух. — Слабые, едва заметные, значит, вмешательство было довольно кратковременным и точечным. Скорее всего, использовали заранее созданный энергетический носитель.

«И этот носитель абсолютно точно был Темным!» — добавил он про себя и сжал кулаки так, что хрустнули костяшки пальцев.

С минуту император не замечал ничего вокруг, а потом, словно очнувшись, в упор посмотрел на капитана.

— Твое предположение верно, их действительно усыпили на короткий промежуток времени. Только что помешало тебе прийти к этому выводу раньше?

Дрейк опустил голову:

— Я неправильно задавал вопросы.

Адриан снова кивнул, и капитан опустил голову еще ниже.

— Мне нужны результаты, Дрейк, время дорого. Что же касается этих двоих, тот, который сознался, может продолжить службу, а того, который соврал, высечь на плацу и отправить в пограничный гарнизон, — вынес вердикт император.

— Да, сир. — Дрейк склонил голову и замер, ожидая продолжения.

Однако, Адриан начавший что-то писать, полностью погрузился в свои мысли и уже не обращал на него никакого внимания. Капитан постоял некоторое время, переминаясь с ноги на ногу, и наконец, решившись привлечь внимание правителя, негромко кашлянул. Император удивленно поднял на него глаза.

— Вы еще здесь капитан? У вас есть какие-то вопросы?

— Ваше Императорское Величество, я… — Дрейк замялся.

Адриан, увидев его замешательство, вдруг вспомнил о переданной через лейтенанта угрозе и понимающе усмехнулся.

— Я жду ваших дальнейших распоряжений, касающихся меня лично, — наконец негромко произнес капитан.

— Идите, Дрейк, и сделайте так, чтобы мне не пришлось назначать нового командующего моей гвардии. Найдите их!

Капитан поклонился, пряча облегчение, и торопливо покинул кабинет.