Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея

Николай Лейкин (1888)

Антон Павлович Чехов, прочитав новую книгу Николая Александровича Лейкина, писал ему в личной переписке: «„Стукин“ имеет значение серьезное и стоит многого (по моему мнению) и будет служить чуть ли не единственным памятником банковских безобразий нашего времени; к тому же фигурируют в нем… птицы более высшего порядка. Если в „Сатире“ [имеется в виду роман «Сатир и нимфа», уже выходивший в нашем издательстве] хороши частности, то „Стукин“ хорош в общем». Сложно не разделить мнение отечественного классика и не увлечься как многочисленными интригами, так и многочисленными яркими бытовыми деталями, делающими повествование таким интересным и достоверным. Мелкий банковский служащий Стукин получает возможность продвинуться по карьерной лестнице благодаря тому, что директор банка Хрустальников выбирает его, чтобы выдать за него свою беременную любовницу. Однако это не единственная возможность, которой пользуется Стукин…

Глава VIII

Туз, король и двойка

Заседание совета директоров «Общества дешевого торгового кредита» было назначено в два часа дня, директор Лавр Петрович Хрустальников явился в половине третьего часа и был первым. Остальные директоры еще не приезжали.

— Сейчас с завтрака из Милютиных лавок, — сказал Хрустальников управляющему. — Генерал Безмятежнов угощал. Вы знаете генерала Безмятежнова? Седой такой, с щетинистыми волосами. Голова белая, а усы накрашены. Он теперь в отставке… Вышел в отставку и открывает мыловаренный завод, и просит у нас ссуду под векселя. Хочет учесть. Векселишки, правда, дрянненькие, но дать надо. Нельзя… Хороший человек… Тем более что и сумма-то небольшая — всего двадцать восемь тысяч. Каким, батюшка, он нас рейнвейном угостил — ах, черт возьми! В рюмки налили — аромат по всей комнате и пошел. Рейнвейн и сигары были хороши. Восторг что такое! Вы знаете, я сам курю дорогие сигары, но это что-то особенное. Спрашиваю его, где он купил, — не говорит. «Это, — говорит, — мой секрет». Лафит был недурен, но лафит я не особенно люблю. Кстати, отчего вы вчера не были в балете, Иван Алексеич?.. Послушайте, ведь это грешно… Первое представление балета — и вас нет. А как эта крошечка Чмигулина отличилась, так просто прелесть! Знаете, такая черненькая букашка-таракашка, на котенка смахивает? Так вот она. Вчера ей в первый раз ответственное па дали… И я вам скажу: это талант… Это большой талант! Со временем это будет звезда большой величины. В самом деле, отчего вы вчера не были в балете? Ведь это варварство!

— Вчера у меня играли в карты. На двух столах винтили, — отвечал управляющий.

— Винт… Что такое винт? Винт можно бы и до другого раза отложить. Нет, это безбожно! А нам так нужны были руки для этой… Ведь какая хорошенькая-то! Свеженькая, бутончик… Мы согласились ее поддержать. Грех вам, грех… — Хрустальников икнул. — Вот это у меня непременно с омара, — прибавил он. — Не могу я омаров есть. Иван Алексеич… не в службу, а в дружбу… велите, голубчик, артельщику подать мне бутылку содовой воды в директорскую.

— Сейчас я распоряжусь.

— Там еще никого нет? — кивнул Хрустальников на директорскую.

— Никого.

— Странно. А я так торопился. Ну да все равно… Вот что, милейший… Я посижу там, в директорской, полчасика, и если никто не соберется, то я уеду. Пусть без меня решают… Мне хочется сделать визит этой крошке! Ведь какая девочка-то! Теперь в ход пойдет. Вчера князь Лопушников ей корзинку цветов… Глазки как угольки… Меня ей представила Марья Николаевна. Она была как-то у Марьи Николаевны… и я там был… Ах да… А ежели зайдет речь о генерале Безмятежнове… он тут подал заявление… то вы скажите всем, что я прошу за него, очень прошу. Ну что там такое! Пустяки… Двадцать восемь тысяч. Так содовой-то водицы, пожалуйста…

Хрустальников направился в директорскую, находящуюся за кабинетом управляющего, а управляющий вышел в помещение конторы. Там он нос с носом столкнулся с конторщиком Стукиным.

— Вы куда? — спросил управляющий Стукина.

— К Лавру Петровичу.

— Нельзя. Он теперь занят важными делами.

— Но ведь и у меня, Иван Алексеевич, важные дела.

Управляющий поднял голову, нахмурился и сказал:

— Вы, кажется, начинаете мудрить. Идите лучше заниматься.

— Помилуйте, Иван Алексеевич, какая же тут мудрость? У меня с Лавром Петровичем дела серьезные. Я насчет того дела покончил с Матильдой Николаевной, они согласны выйти за меня замуж, и вот теперь хочу объявить об этом Лавру Петровичу…

— После, после вы ему об этом объявите.

— Нет, я после об этом не могу-с.

— Послушайте, Стукин! Что за тон! Вы забываете, что вы разговариваете с управляющим.

— Для меня директорские дела важнее… Ежели я что им обещал…

— Идите, говорят вам, к вашей конторке! — возвысил голос управляющий.

Стукин поднял голову и приосанился.

— Нет-с, не пойду, — отвечал он. — Ежели теперь нельзя видеть Лавра Петровича, то я останусь здесь караулить его выхода. Укараулю и передам ему, что вы меня к нему не допускаете.

Управляющий нахмурился.

— Какой вы дерзкий, однако… Ну хорошо, я вам припомню! — произнес он, сдаваясь, и прибавил: — Погодите, я сейчас доложу об вас Лавру Петровичу. — Он отправился в директорскую, вернулся оттуда и сказал:

— Ступайте.

Стукин вошел в директорскую. У большого стола, покрытого пунцовым сукном, сидел, расстегнувши жилет, Хрустальников.

— А! Стукин! — воскликнул он. — Ну, что скажешь хорошенького?

— Много хорошенького, Лавр Петрович… Был у Матильды Николаевны с визитом. Они вам кланяются. Вчера я был. Очень они скучали, что вы у них два дня не изволили быть. Ах, Лавр Петрович, как они вас любят! Боже мой, как любят! Вчера только и разговоров, что об вас: «Где-то теперь Лавр Петрович? Что-то он теперь делает?»…

— Ну, ты бобы-то не разводи, а говори толком, — перебил его Хрустальников.

— Я и то толком-с. Вы не верите? А я вам наисущую… Они вас, Лавр Петрович, ревнуют, а это значит, что очень любят.

— Ну, однако, что же ты у ней делал?

— Во-первых, вручил им коробку конфет. Это я, Лавр Петрович, от себя. Потом выпил рюмку мадеры. Они меня угощали. Выпил рюмку мадеры и сделал им предложение руки и сердца. Они, Лавр Петрович, дали свое согласие, и я уже теперь жених.

— Поздравляю, поздравляю. Очень рад.

— Жених-с… Теперь, Лавр Петрович, мне нужно к ним почаще являться, — продолжал Стукин. — Надо уговориться. Судите сами, женитьба — вещь важная. Они дама прекрасная, и мне очень нравятся, но все-таки я должен к ним привыкнуть, и они ко мне тоже. Фрак нужно шить, Лавр Петрович. Нужно шить фрак, а деньжонок нет.

— Ну, на фрак я тебе дам… Шей…

— Ежели уж будет милость, Лавр Петрович, то дайте сейчас… Пораньше заказать, так лучше. Да и бельишка надо купить, Лавр Петрович… А то, судите сами, эдакая изнеженная дама Матильда Николаевна, сами они в батистовых сорочках ходят, а у меня белье в дырьях. Не под пару я им буду.

— А почему ты знаешь, что у ней батистовые сорочки? — вскинул на него глаза Хрустальников. — Где ты их видел?

— Я не видал-с, но так полагаю… Потому эдакая дама — и все… — опешил Стукин. — Только вы, Лавр Петрович, бога ради, не подумайте что-нибудь… А уж как они вас любят! Боже милостивый! Законная жена так не любит мужа, как они вас.

— Ну, довольно, довольно… Ты там у ней никого не видал постороннего?

— Никого не видал. Видит бог, никого… — поспешно заговорил Стукин. — Посидели они со мной и начали в театр собираться.

Хрустальников вынул из кармана бумажник.

— Сто рублей тебе на фрак довольно? — спросил он.

— Прибавьте, Лавр Петрович, еще сотенку… Тут уж будет и на фрак, и на белье… Сапоги надо новые, галстук, шляпу…

— Да ведь ты жалованье получаешь.

— Велико ли жалованье, Лавр Петрович… Шестьдесят рублей в месяц. Вот и насчет жалованья, Лавр Петрович… Нельзя ли прибавить?

— Да ведь ты числишься у меня секретарем домашним и будешь еще за это получать из правления сорок рублей.

— Нельзя ли уж и эти деньги сейчас же получить, Лавр Петрович… Я вперед прошу. Вы мне их выдадите от себя, а сами из кассы получите.

— Так ты просишь двести сорок рублей? Это, брат, много.

— Ничего не много, Лавр Петрович… Ведь дело-то очень обширное. Шутка сказать — жениться на такой даме. Я человек маленький… Мне теперь к ним почаще ходить надо. Надо ходить женихом… А ходить женихом разве можно без подарков? Надо и коробку конфет снести, иногда вместо конфет — груш… иногда винограду…

Хрустальников вынул из кармана двести сорок рублей и подал их Стукину.

— Много вам благодарен, Лавр Петрович… — проговорил Стукин. — Ничего больше не прикажете, Лавр Петрович? — спросил он.

— Ничего. Можешь идти.

— Я, Лавр Петрович, думаю и сегодня зайти к Матильде Николаевне.

— Нет, сегодня не заходи. Сегодня я у ней буду и хочу быть один.

— Хорошо-с, Лавр Петрович, как угодно. Действительно, вам нужно побывать у них и утешить их, потому они вас так любят, так, что даже обожают. Доброго здоровья, Лавр Петрович, — поклонился директору Стукин и, пряча деньги в карман, вышел из директорской. Выходя оттуда, он встретил управляющего и с важностью сказал ему: — Вот видите, как меня Лавр Петрович принимают. Они что угодно для меня готовы сделать, а вы меня к ним не допускаете.