Неточные совпадения
— У меня нет; но у папаши есть, — отвечал Павел с одушевлением и сейчас же
пошел к ключнице и
сказал ей: — Афимья, давай мне скорей папашино ружье из чулана.
— Я, папаша,
пойду с ним сидеть на медведя, —
сказал Павел почти повелительным голосом отцу.
— Едемте! —
сказала Александра Григорьевна, обращаясь ко всем, и все
пошли за ней.
— Хорош уж подарок, нечего
сказать! — возразила Анна Гавриловна, усмехаясь, сама впрочем,
пошла и вскоре возвратилась с халатом на рост Павла и с такими же сафьянными сапогами.
— Симонов пошел-с! —
сказал он, как-то прячась весь в себя.
— Теперь, главное дело, надо с Симоновым поговорить.
Пошлите этого дурака — Ваньку, за Симоновым! —
сказал Плавин.
—
Пойдем, сходим сейчас же, смеряем, —
сказал Плавин, не любивший ничего откладывать.
Другие действующие лица тоже не замедлили явиться, за исключением Разумова, за которым Плавин принужден был наконец
послать Ивана на извозчике, и тогда только этот юный кривляка явился; но и тут
шел как-то нехотя, переваливаясь, и увидя в коридоре жену Симонова, вдруг стал с нею так нецеремонно шутить, что та
сказала ему довольно сурово: «
Пойдите, барин, от меня, что вы!»
— Добре, —
сказал он и
пошел.
— А вот это я сделаю, —
сказал Николай Силыч, вставая и
идя в уборную.
Одно новое обстоятельство еще более сблизило Павла с Николаем Силычем. Тот был охотник ходить с ружьем. Павел, как мы знаем, в детстве иногда бегивал за охотой, и как-то раз,
идя с Николаем Силычем из гимназии,
сказал ему о том (они всегда почти из гимназии ходили по одной дороге, хотя Павлу это было и не по пути).
— Ну, так что же — заходи как-нибудь;
пойдем вместе! —
сказал ему Николай Силыч.
— Нет-с, не был, да и не
пойду! —
сказал Павел, а между тем слова «l'homme d'occasion» неизгладимыми чертами врезались в его памяти.
— Я сейчас же
пойду! —
сказал Павел, очень встревоженный этим известием, и вместе с тем, по какому-то необъяснимому для него самого предчувствию, оделся в свой вицмундир новый, в танцевальные выворотные сапоги и в серые, наподобие кавалерийских, брюки; напомадился, причесался и отправился.
— Я уж
пойду к кузине, —
сказал он, — прощайте дядя.
— Ну,
пошел, ступай! —
сказал он Ваньке сердитым уже голосом.
— Нас затем и
посылают в провинцию, чтобы не было этого крючкотворства, — возразил правовед и потом, не без умыслу, кажется, поспешил переменить разговор. — А что,
скажите, брат его тоже у вас служит, и с тем какая-то история вышла?
— Ну, так я
пойду за своими вещами, —
сказал ему Павел.
— Какой славный малый, какой отличный, должно быть! — продолжал Замин совершенно искренним тоном. — Я тут
иду, а он сидит у ворот и песню мурлыкает. Я говорю: «Какую ты это песню поешь?» — Он
сказал; я ее знаю. «Давай, говорю, вместе петь». — «Давайте!» — говорит… И начали… Народу что собралось — ужас! Отличный малый, должно быть… бесподобный!
— А вот тут поглядеть надо, как ехать! —
сказал он уклончиво. — Сбегай, поди-ка, —
сказал он Ивану, — посмотри, где дорога побойчее
идет.
— Ах, сделайте одолжение, —
сказал Павел и сейчас же
пошел в залу.
— Я тебе сейчас это устрою, —
сказал Павел и, не откладывая времени,
пошел к m-me Гартунг.
Когда они
сказали Павлу (опять уже сидевшему у себя в номере с Фатеевой), что вещи все внесены, он
пошел, сам их все своими руками расставил и предложил своей названной сестрице перейти в ее новое жилище.
— А может быть, и выдадут, —
сказал Павел, чтобы поуспокоить их, и велел затем Ивану
идти и привести Клеопатре Петровне лошадей.
— Так я пойду-с, —
сказал Кирьян и потом опять насильственно поцеловал у Павла руку и ушел.
— Пора, однако,
пойдем обедать! —
сказала она.
— В люди у нас из простого народа выходят тоже разно, и на этом деле, так надо
сказать, в первую голову
идет мошенник и плут мужик!
— Дай мне лошадь самую лучшую; меня барин спешно
посылает в Перцово! —
сказал он.
— Как же она у тебя еле
шла, коли ты в три часа сорок верст обернул? —
сказал Петр.
— Ах, она тебя ужасно любит,
пойдем!.. Посмотри, какой стал! —
сказала Фатеева, вводя Вихрова в гостиную и показывая его Прыхиной.
Казначей-то уж очень и не разыскивал: посмотрел мне только в лицо и словно пронзил меня своим взглядом; лучше бы, кажись, убил меня на месте; сам уж не помню я, как дождался вечера и
пошел к целовальнику за расчетом, и не то что мне самому больно хотелось выпить, да этот мужичонко все приставал: «Поднеси да поднеси винца, а не то
скажу — куда ты мешок-то девал!».
Пойдем в горницу…» — «Нет, говорит, как я
сказал, что здесь буду, так и буду!» Ушла наша барыня мужу за водкой.
—
Пойдем, водки выпьем, хозяин тебя приглашает! —
сказал он, мотнув Вихрову головой. Тот с большим удовольствием встал и
пошел за ним.
— Но, извините меня, — перебил Вихров священника, — все это только варварство наше показывает; дворянство наше, я знаю, что это такое, — вероятно, два-три крикуна
сказали, а остальные все сейчас за ним
пошли; наш народ тоже: это зверь разъяренный, его на кого хочешь напусти.
— Adieu! —
сказал он жене и, поправив окончательно хохолок своих волос,
пошел блистать по Невскому.
— А какой случай! —
сказал он. — Вчера я, возвращаясь от тебя, встретил Захаревского с дочерью и, между прочим, рассказал им, что вот мы с тобой
идем богу молиться; они стали, братец, проситься, чтобы и их взять, и особенно Юлия Ардальоновна. «Что ж, я говорю, мы очень рады». Ну, они и просили, чтобы зайти к ним; хочешь — зайдем, не хочешь — нет.
—
Пойдем, однако; мне тебе надо много передать, —
сказала Мари и увела его к себе в комнату.
— На пятой и седьмой главе изволь выйти, там черт знает, он сам говорит, какие еще вольности
пойдут, —
сказал он ей.
Так меня, знаете, злость взяла, думал требовать дополнения по делу — пользы нет, я и говорю этому мальчику-то (он
шел в губернский город — хлопотать по своему определению): «Ступай, говорю,
скажи все это губернатору!» Мальчик-то, вероятно,
пошел да и донес.
— Ну,
слава тебе господи, и я уж орудовал! —
сказал как бы со смехом высокий мужик.
— Видел я, судырь, то:
иду я раз, так, примерно
сказать, мимо колодца нашего, а он ее и бьет тут… отнял от бадьи веревку-то, да с железом-то веревкою-то этою и бьет ее; я даже скрикнул на него: «Что, я говорю, ты, пес эдакий, делаешь!», а он и меня лаять начал… Вздорный мальчишка, скверный, не потаю, батюшка.
— Что говорить? Я
сказал ей, чтобы
шла лошадь мне подсобить отпрячь.
— Я все-таки
пойду, пусть они меня убьют, —
сказал Вихров и, надев фуражку,
пошел.
—
Шлет уж — не терпится! —
сказала Груня с гримаской, увидя горничную Юлии Ардальоновны.
Вихров
сказал тому, что он завтра с ним чуть свет
пойдет, но куда именно — не пояснил того.
Староста усмехнулся только на это, впрочем, послушался его и
пошел за ним в избу, в которую священник привел также и работника своего, и,
сказав им обоим, чтобы они ложились спать, ушел от них, заперев их снаружи.
Вихров
послал другой раз старосту
сказать, что он не зайдет к ней, потому что ему некогда, и чтобы лошади подъехали к его избе.
— Теперь так это и
пойдет; вероятно, даже будет нарочно выискивать и подучать, —
сказал тот.
— Я пойду-с теперь, —
сказал непременный член и как-то ужасно неловко вылез из тарантаса.
Находившиеся на улице бабы уняли, наконец, собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только с этим орудием слез с бревна и
пошел по деревне. Вихров тоже вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял с собой, так как в земском суде ему прямо
сказали, что поручение это не безопасно.