Неточные совпадения
— У вас
есть гувернер? —
спросил Сережа, вспомня, вероятно, приказание матери.
— Где жить
будет у тебя Паша? —
спросил Еспер Иваныч полковника.
— Ты сам меня как-то
спрашивал, — продолжал Имплев, — отчего это, когда вот помещики и чиновники съедутся, сейчас же в карты сядут играть?.. Прямо от неучения! Им не об чем между собой говорить; и чем необразованней общество, тем склонней оно ко всем этим играм в кости, в карты; все восточные народы, которые еще необразованнее нас, очень любят все это, и у них, например, за величайшее блаженство считается их кейф, то
есть, когда человек ничего уж и не думает даже.
— А это что такое у вас, дядя? —
спросил Павел, показывая на астролябию, которая очень возбуждала его любопытство; сам собою он никак уж не мог догадаться, что это
было такое.
— А что, скажи, —
спросил его Николай Силыч, — если бы ты жил на тропиках,
пил бы али нет?
— Может
быть, затем, — продолжал Николай Силыч ровным и бесстрастным голосом, — чтобы
спрашивать вас на экзаменах и таким манером поверять ваши знания? — Видел это, может?
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий человек». По словесности Вихров тоже
был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и
спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный человек»?
— А ты
будешь ли слушаться? —
спросила Мари с улыбкою.
— Но тебе, может
быть, это трудно
будет? —
спросила даже несколько удивленным тоном Мари.
— Что ж ты
будешь там одна в глуши делать? —
спросила ее Мари с участием.
— А Постен тоже переедет в деревню? —
спросила она, но таким тихим голосом, что ее едва можно
было слышать.
— А что, от Еспера Иваныча
есть известия? —
спросил удивленный всем этим Павел.
— Что же, вы
будете в Москве бывать у Еспера Иваныча и у молодых, когда их свадьба состоится? —
спросила она, глядя на него с участием.
— Грамоте-то, чай, изволите знать, — начал он гораздо более добрым и только несколько насмешливым голосом, — подите по улицам и глядите, где записка
есть, а то ино ступайте в трактир,
спросите там газету и читайте ее: сколько хошь — в ней всяких объявлений
есть. Мне ведь не жаль помещения, но никак невозможно этого: ну, я пьяный домой приду, разве хорошо господину это видеть?
Он чувствовал, что простая вежливость заставляла его
спросить дядю о Мари, но у него как-то язык на это не поворачивался. Мысль, что она не вышла замуж, все еще не оставляла его, и он отыскивал глазами в комнате какие-нибудь следы ее присутствия, хоть какую-нибудь спицу от вязанья, костяной ножик, которым она разрезывала книги и который обыкновенно забывала в комнате дяди, — но ничего этого не
было видно.
Возвратившись домой, по обыкновению, немного
выпивши, он велел Ваньку, все еще продолжавшего спать, тому же Огурцову и тем же способом растолкать, и, когда Ванька встал, наконец, на ноги и пришел в некоторое сознание, Макар Григорьев
спросил его...
— Муж мой, может
быть, захочет
быть у тебя, но пожелаешь ли ты этого? —
спросила она его несколько даже гордым тоном.
— Почему же это он лишен
будет этой чести? —
спросил Салов насмешливо.
— А этот Ваня ваш —
будет у вас? —
спросил Замин.
— Чем же дурно? —
спросил полковник, удивленный этим замечанием сына. — Так же, как и у других. Я еще больше даю, супротив других, и месячины, и привара, а мужики
едят свое, не мое.
— А
есть ли запас у нас, и
будет ли чем накормить гостей? —
спросил с беспокойством Павел.
— Какие же это могут
быть дамы? —
спросил Павел с волнением в голосе и, не утерпев долее дожидаться, вышел на крыльцо, чтобы поскорее увидеть, кто такие приехали.
— Непременно
буду! Но вы разве не ночуете у нас? —
спросил Павел.
— По крайней мере,
будете ли вы писать ко мне? —
спрашивал Павел.
— Разумеется, пустит; номер
есть свободный, и
спрашивать ее об этом нечего, — отвечал Вихров.
— Что же, все это
есть по-русски? —
спросила Фатеева.
— Что же тогда с нами, помещиками,
будет? —
спросила Фатеева.
— И Шиллер — сапожник: он выучился стихи писать и больше уж ничего не знает. Всякий немец — мастеровой: знает только мастерство; а русский, брат, так на все руки мастер. Его в солдаты отдадут: «Что,
спросят, умеешь на валторне играть?..» — «А гля че, говорит, не уметь — губы
есть!»
— Кто это такой у тебя
был? —
спросила с любопытством вышедшая из своей комнаты Фатеева.
— Кто же
будет играть? —
спросила Клеопатра Петровна.
— Фу ты, боже мой! Парад какой! Вы, может
быть, полагали, что у меня
будет бал? —
спросил его Павел.
— Где же этот театр у вас
будет? —
спросила она.
— Разве Анна Ивановна
будет с нами играть? —
спросил Неведомов дрожащим голосом.
— А разве ты
будешь играть? —
спросил он ее.
— Почему надобно
было ожидать? —
спросил Павел с ударением.
— Да в чем же мне с тобой
быть откровенной? —
спросила Мари, как будто бы ей, в самом деле, решительно нечего
было скрывать от Павла.
— Кому ж вы
будете еще читать? —
спросил он.
— А вот выгода самому
быть писателем: под благовидным предлогом чтения всегда можно
спросить себе бутылку шампанского, — проговорил он и начал читать.
Но Ванька это дело для себя поправил, он
спросил у официанта еще четвертый стакан пунша, и этот уже не понес в гостиную, а
выпил его в темном коридоре сам.
— Да в чем же сумнительно-то может
быть в делах? —
спросил Вихров.
— А знаешь ли ты, Макар Григорьевич, —
спросил его уже Неведомов, — что барин твой — сочинитель и
будет за это получать славу и деньги?
— Видал-с в трактирах, но не глядывал в них. Мы больше газеты смотрим — потому те нам нужней: объявления там разные и всякие
есть… Что же вы сочинять
будете изволить? —
спросил он потом Вихрова.
— Что такое?.. Кто приехал? —
спрашивала та, немного даже покраснев от такой ласки Клеопатры Петровны, которая не в состоянии
была даже, от слез и радости, рассказать, а подала письмо Прыхиной.
— Где же ты видела его? —
спросила Юлия, которая отчасти уже слышала, кто такой
был Поль Вихров, давно ли он приехал и сколько у него душ; о наружности его она только ни от кого не слыхала таких отзывов.
— А скажите, за что, собственно, вы
были расстрижены? —
спросил Вихров.
Кергель все это время
напевал негромко стихотворение Бенедиктова, начинавшееся тем, что поэт
спрашивал какую-то Нину, что помнит ли она то мгновенье, когда он на нее смотрел.
— Что он
будет делать теперь, интересно, живя в деревне один-одинешенек? —
спросила она как бы самое себя.
— А что Вихров,
будет у вас на бале? —
спросила она Юлию.
— Отчего же? —
спросил Вихров, вовсе не желая
быть с ней откровенным.
— Вы знаете, что такое доктор тут
был, какую роль он играл? —
спросила Прыхина.