Неточные совпадения
— Ну
да так, братец, нельзя же — соседи!.. И Александра Григорьевна все вон говорит, что очень любит меня, и поди-ка какой почет воздает мне супротив всех!
—
Да так, братец, что!.. Невелико счастье быть военным. Она, впрочем, говорит, чтобы в гвардии тебе служить, а потом в флигель-адъютанты попасть.
—
Да! — возразила Александра Григорьевна, мрачно нахмуривая брови. — Я, конечно, никогда не позволяла себе роптать на промысл божий, но все-таки в этом случае воля его казалась мне немилосердна… В первое время после смерти мужа, мне представлялось, что неужели эта маленькая планетка-земля удержит меня, и я не улечу за ним в вечность!..
—
Да, поди, взыщи; нет уж, матушка, приучил теперь; поди-ка: понажми только посильнее, прямо поскачет к губернатору с жалобой, что у нас
такой и сякой исправник: как же ведь — генерал-адъютантша, везде доступ и голос имеет!
—
Да чего тут, — продолжал он: — поп в приходе у нее… порассорилась, что ли, она с ним… вышел в Христов день за обедней на проповедь,
да и говорит: «Православные христиане! Где ныне Христос пребывает? Между нищей братией, христиане, в именьи генеральши Абреевой!»
Так вся церковь и грохнула.
Так прошел еще день, два, три… В это время Павел и Еспер Иваныч ездили в лес по грибы; полковник их и туда не сопровождал и по этому поводу сказал поговорку: «рыбка
да грибки — потерять деньки!»
—
Да так, дурак, сам виноват, — отвечал Симонов, усмехаясь: — нахвастал будочнику, что он сапожник, а тот сказал частному; частный отдал сапоги ему починить…
— Теперь-с, станем размеривать, — начал Плавин, — для открытой сцены сажени две,
да каждый подзор по сажени?.. Ровно
так будет!.. — прибавил он, сосчитав шагами поперек залы.
— Когда вот дяденьке-то бывает получше немножко, — вмещалась в разговор Анна Гавриловна, обращаясь к Павлу, —
так такие начнут они разговоры между собою вести: все какие-то одеялы,
да твердотеты-факультеты, что я ничего и не понимаю.
—
Да что же вы, матушка барышня, прежде-то не сказали, что вам
так хочется в Москву? — проговорила та.
Павел находил, что это все превосходно, и принялся вместе с тем заниматься латинским языком до неистовства: страницы по четыре он обыкновенно переводил из Цицерона [Цицерон Марк Туллий (106-43 до нашей эры) — древнеримский оратор, философ и политический деятель.] и откалывал их Семену Яковлевичу,
так что тот едва успевал повторять ему: «
Так,
да,
да!»
—
Да,
так, для формы только буду, — отвечал тот.
«
Да, нелегко мне выцарапаться из моей грязи!» — повторял он мысленно, ходя по красному двору и глядя на поля и луга, по которым он когда-то
так весело бегал и которые теперь ему были почти противны!
«Все дяденькино подаренье, а отцу и наплевать не хотел, чтобы тот хоть что-нибудь сшил!» — пробурчал он про себя, как-то значительно мотнув головой, а потом всю дорогу ни слова не сказал с сыном и только, уж как стали подъезжать к усадьбе Александры Григорьевны, разразился
такого рода тирадой: «
Да, вона какое Воздвиженское стало!..
—
Да, десятым — то же, что и из лавры нашей! — подтвердил настоятель. — А у вас
так выше, больше одним рангом дают, — обратился он с улыбкой к правоведу, явно желая показать, что ему небезызвестны и многие мирские распорядки.
—
Да, он мне очень предан; он меня обыкновенно провожал от Имплевых домой; я ему всегда давала по гривенничку на чай, и он за это получил ко мне какую-то фанатическую любовь,
так что я здесь гораздо безопаснее, чем в какой-нибудь гостинице, — говорила m-me Фатеева, но сама, как видно, думала в это время совсем об другом.
—
Да, — отвечала Фатеева, как бы стыдясь и отворачиваясь от него. — Позвольте, вы ведь мне друг, —
так,
да?.. — прибавила она, вставая и протягивая ему руку.
—
Да, подите, — люди разве рассудят
так!.. Никто этого не знает,
да и знать не хочет!.. Я здесь совершенно одна, ни посоветоваться мне не с кем, ни заступиться за меня некому! — проговорила m-me Фатеева и заплакала горькими-горькими слезами.
—
Да, вы!.. И даже очень неравнодушны, —
так?
— Весь он у меня, братец, в мать пошел: умная ведь она у меня была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду сама в Геннадьев монастырь пешком!..» Сходила, надорвалась,
да и жизнь кончила,
так разве бог-то требует того?!
—
Да ведь всему же, братец, есть мера; я сам человек печный, а ведь уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется что в голову,
так словно на пруте их бьет.
— Надо быть, что вышла, — отвечал Макар. — Кучеренко этот ихний прибегал ко мне; он тоже сродственником как-то моим себя почитает и думал, что я очень обрадуюсь ему: ай-мо, батюшка, какой дорогой гость пожаловал;
да стану ему угощенье делать; а я вон велел ему заварить кой-каких спиток чайных, дал ему потом гривенник… «Не ходи, говорю, брат больше ко мне, не-пошто!»
Так он болтал тут что-то
такое, что свадьба-то была.
—
Да так, потому она была барыня настоящая, христианка… из роду тоже настоящего, хорошего, богатого.
— Не знаю, — отвечал Макар Григорьев, как бы нехотя. — Конечно, что нам судить господ не приходится, только то, что у меня с самых первых пор, как мы под власть его попали, все что-то неладно с ним пошло,
да и до сей поры, пожалуй,
так идет.
—
Так,
да, — подтвердил эти слова Павла и Еспер Иваныч.
—
Да нашу Марью Николаевну и вас — вот что!.. — договорилась наконец Анна Гавриловна до истинной причины,
так ее вооружившей против Фатеевой. — Муж ее как-то стал попрекать: «Ты бы, говорит, хоть с приятельницы своей, Марьи Николаевны, брала пример — как себя держать», а она ему вдруг говорит: «Что ж, говорит, Мари выходит за одного замуж, а сама с гимназистом Вихровым перемигивается!»
— Я ругаюсь?.. Ах, ты, бестия этакой!
Да по головке, что ли, тебя за это гладить надо?.. — воскликнул Макар Григорьев. — Нет, словно бы не
так! Я, не спросясь барина, стащу тебя в часть и отдеру там: частный у меня знакомый — про кого старых, а про тебя новых розог велит припасти.
«
Да это в самом деле не монах!» — подумал Павел, услыхав
такого рода ответ.
— А, это уж, видно,
такая повальная на всех! — произнес насмешливо Салов. — Только у одних народов, а именно у южных, как, например, у испанцев и итальянцев, она больше развивается, а у северных меньше. Но не в этом дело: не будем уклоняться от прежнего нашего разговора и станем говорить о Конте. Вы ведь его не читали?
Так,
да? — прибавил он ядовито, обращаясь к Неведомову.
—
Да так, кое-кто из знакомых играют в шашки, а у меня их не было; вот я их и приобрел.
Мы тоже с своей стороны, разумеется, поставили бутылку, и пошла потеха,
да так всю ночь…
Мы с братом,
так как нечего делать было нынче вечером, взяли
да и приехали.
— Я,
так досадно, сегодня проспала; проснулась и спрашиваю: где Маша? — «
Да помилуйте, говорят, она с час как уехала к обедне».
Так досадно.
— Пьют,
да все, видно, поумней и поскладней твоего, не
так уже очень безобразно, — проговорила становая.
«Примите мое глубочайшее высокопочитание!» —
так что я, наконец, говорю ему: «Мой милый, то, что глубоко, не может быть высоко!..» Ах,
да, полковник! — прибавил вдруг Коптин, обращаясь уже прямо к Михайлу Поликарповичу.
—
Да что
такое этот ваш юмор — скажите вы мне, бога ради! — снова закричал он. — Но фраз мне не смейте говорить! Скажите прямо, что вы этим называете?
— Были у нас в городе вольтижеры, — говорила она ему, — только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то в середину-то бочки не попал, а в край ее головой ударился,
да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..
— А то знаете еще что, — продолжала она, расходившись, — у папаши работал плотник и какой ведь неосторожный народ! — рубил
да топором себе все четыре пальца и отрубил;
так и валяются пальцы-то в песке! Я сама видела.
— О, нисколько!.. — воскликнула с благородным негодованием Гартунг. — Но и другие мужчины — все они плуты!.. Я бы взяла их всех
да так в ступке и изломала!..
— Ничего я его не убедила… Он последнее время
так стал пить, что с ним разговаривать даже ни о чем невозможно было, — я взяла
да и уехала!..
—
Да вы не прижимайте
так уж очень, — говорила горничная, когда Иван, внося с нею чемодан, совсем и вряд ли не нарочно прижал ее к стене.
—
Да, но я все-таки должен ехать, — проговорил Павел, заметив недовольное выражение ее лица.
—
Так уж случилось; черт, видимо, попутал, — произнесла Анна Ивановна и развела ручками, — тот грустный
такой был
да наставления мне все давал; а этот все смешил… вот и досмешил теперь… хорошо сделал?
— Сделай милость, не догадался! — произнесла Фатеева, покачав головой. — Ни один мужчина, — прибавила она с ударением, — никогда не показал бы женщине
такого большого участия без того, чтобы она хоть на капельку, хоть немножко
да не нравилась ему.
«Хорошо, — говорит начальница, — стойте же
так всю ночь!» —
да до утра нас без белья и продержала на окнах, холод
такой — ужас!
—
Да, я
так рада, что мы переехали сюда, — отвечала тоже не совсем впопад m-me Фатеева.
—
Да если бы даже разорвало меня пополам,
так я сделаю это!
—
Да кто он
такой, что он
такое? — спрашивали Вихрова все его приятели.
— Да-с, они самые, кажется!.. И как плакать изволили — ужас: пошли с последним-то лобызанием,
так на гроб и упали; почесть на руках отнесли их потом оттуда.