Неточные совпадения
Проснувшись, подозвал я Савельича и вместо его увидел перед собою
Марью Ивановну; ангельский
голос ее меня приветствовал.
Под влиянием ее
голоса Вихров как бы невольно опустился на прежнее место перед камином.
Мари же отошла и села на свое обычное место перед рабочим столиком, — она уже ожидала, что ей придется выслушать несколько, как она выражалась, проклятий. Вихров в последнее время действительно в присутствии ее беспрестанно проклинал и себя, и свою жизнь, и свою злосчастную судьбу.
— Ну, так я, ангел мой, поеду домой, — сказал полковник тем же тихим
голосом жене. — Вообразите, какое положение, — обратился он снова к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый день — то я дома, а
Мари здесь, то я здесь, а
Мари дома… Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
— А вы, кажется, были ее приятельницей? — спросила ее
Мари кротким
голосом.
Мари некоторое время оставалась в прежнем положении, но как только раздались
голоса в номере ее мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с своего кресла, подошла к двери, ведущей в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
— Господи, как-то я его застану! — говорила
Мари нерешительным
голосом и вся побледнев при этой мысли.
— Развернись, если так тебе этого хочется, — проговорила
Мари несколько уже и обиженным
голосом.
— И не говори уж лучше! — сказала
Мари взволнованным
голосом. — Человек только что вышел на свою дорогу и хочет говорить — вдруг его преследуют за это; и, наконец, что же ты такое сказал? Я не дальше, как вчера, нарочно внимательно перечла оба твои сочинения, и в них, кроме правды, вопиющей и неотразимой правды — ничего нет!
— Господи боже мой, — как тебе не грех и делать мне подобный вопрос? Если бы я кого-нибудь любила, я бы его и любила! — отвечала
Мари несколько даже обиженным
голосом.
— Я слышала, — начала
Мари тихим и неторопливым
голосом, — что нынче всю зиму жила здесь Клеопатра Петровна.
—
Мари, я совсем уже ухожу и желаю с вами проститься! — воскликнул он чуть-чуть не отчаянным
голосом.
—
Мари любит другого?.. Но кого же? — спросил Павел каким-то глухим и торопливым
голосом.
Мари вся покраснела, и надо полагать, что разговор этот она передала от слова до слова Фатеевой, потому что в первый же раз, как та поехала с Павлом в одном экипаже (по величайшему своему невниманию, муж часто за ней не присылал лошадей, и в таком случае Имплевы провожали ее в своем экипаже, и Павел всегда сопровождал ее), — в первый же раз, как они таким образом поехали, m-me Фатеева своим тихим и едва слышным
голосом спросила его...
— Хорошо, — отвечала
Мари с каким-то трепетом в
голосе. — Пойдем, я велю тебя уложить, — прибавила она и пошла за ребенком.
— Павел Михайлович, попросите Клеопатру Петровну, чтобы она выдала за меня
Марью замуж, — сказал Иван мрачным и, по обыкновению, глупым
голосом.
— Ах, это вы? — произнесла она с своей стороны
голосом, в котором были как бы слышны рыдания. — Вы были у
Мари? — прибавила она.
— Да, — отвечала
Мари. — Но скажите, что же больной наш? — прибавила она дрожащим
голосом.
Будь на месте Павла более опытный наблюдатель, он сейчас бы почувствовал в
голосе ее что-то неопределенное, но юноша мой только и услыхал, что у
Мари ничего нет в Москве особенного: мысль об этом постоянно его немножко грызла.
Но в это мгновение внезапный шум, раздавшийся из передней, и резкий, крикливый
голос, спрашивающий
Марью Александровну, заставил Зину вдруг остановиться. Марья Александровна вскочила с места.
— А, это вы,
Мари? Я не узнал вашего
голоса, — сказал Хозаров, выходя из кабинета.
— А, вы говорите, — сказала Ступицына самым обидно-насмешливым
голосом, — про это глупое предложение этого мальчишки Хозарова? Уж не оттого ли, вы полагаете,
Мари больна, что я вчерашний день отказала этому вертопраху даже от дома? В таком случае я могу сказать вам, что вы ошибаетесь, Варвара Александровна,
Мари даже не знает ничего: я не сочла даже за нужное говорить ей об этом.
—
Мари влюблена в Хозарова? Что это… с чего это пришло вам в голову? Откуда вы почерпнули эти известия? — сказала Катерина Архиповна несколько даже обиженным
голосом.
— Да так-то оно так, сударыня, — сказала, взглянув на
Марью Гавриловну и понизив
голос, Манефа. — К тому только речь моя, что, живучи столько в обители, ни смирению, ни послушанию она не научилась… А это маленько обидно. Кому не доведись, всяк осудить меня может: тетка-де родная, а не сумела племянницу научить. Вот про что говорю я, сударыня.
— Закаркала! — резким
голосом, сурово вскликнул Марко Данилыч. — Чем бы радоваться, что Дунюшка со знатными людьми в компании, она невесть что плетет. Я на
Марью Ивановну в полной надежде, не допустит она Дуню ни до чего худого, да и Дуня не такая, чтоб на дурные дела идти.
Все встали. На
Марью Ивановну «накатило». Она была в восторге, в исступленье, слово ее было «живое слово, святое, вдохновенное, пророческое». Всем телом дрожа и сжимая грудь изо всей силы, диким, но торжественным каким-то
голосом запела она...
— Нет, друг, нельзя, — решительным
голосом сказал Израиль. — Боюсь. Ну, как вдруг владыка узнает?.. Не тебя и не
Марью Ивановну станет тазать. Так али нет, отец Анатолий?
— Здравствуй,
Мари, как это ты добралась? — сказал он
голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд.
Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну
Марью, чем звук этого
голоса.
Борцов.
Голос, движения…
Мари, это я! Сейчас я перестану… быть пьян… Голова кружится… Боже мой! Постой, постой… я ничего не понимаю. (Кричит.) Жена! (Падает к ее ногам и рыдает.)
— А что? Как плоха? — с тревогой в
голосе уставился он на
Марью Петровну.
—
Мари, — сказал он тихо, подойдя к ней, — этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, — повторил он дрогнувшим
голосом, как мальчик, который просит прощения.
— Здравствуй,
Мари, как это ты добралась? — сказал он
голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну
Марью, чем звук этого
голоса.
Няня-Савишна, с чулком в руках, тихим
голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница-княгиня в Кишиневе рожала княжну
Марью, с крестьянскою бабой-молдаванкой, вместо бабушки.
— Всё хлопочут, — с почтительно-насмешливою улыбкой, которая заставила побледнеть княжну
Марью, сказал Михаил Иваныч. — Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь — понизив
голос, сказал Михаил Иваныч — у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти, и которые он называл завещанием.)