Пособник

Дмитрий Ардшин

Город оккупируют пришельцы. Одни горожане (и таких большинство) смиряются под ударом судьбы и пытаются к нему приспособиться. Другие считают, что свобода лучше, чем несвобода и надо оказать сопротивление космическим захватчикам. А вам что нужно: смирения или мужества? Думайте сами, решайте сами. Каждому своё.

30

Скучный голос фиолософа притащил Егора в «НГС». В кабинете за столом клевал носом отец. Вадим Витальевич заснул и увидел Наталью Алексеевну. На кухне у окна она разговаривала по смартфону.

«С Кассандрой что ли? — Предоположил Егор. — А может со своей Парамоновой».

«Похоже, что с черноглазом». — Подумал отец.

Что?! У Егора внутри перевернулось и заныло. Отец с дуба рухнул? Угорел? Нет. Только не мать. Она не такая. Егора обожгла и стала душить ненависть к отцу. Чтоб ты сдох, проклятый некромант. Выстрелом грянул звонок.

Аудитория оживилась и зашумела. Зевая и потягиваясь, все стали собираться и подниматься. Переговариваясь, хлынули в коридор.

— Продолжение следует, — Предупредил Навроцкий. — Вас ждут Гегель и Кант.

Собравшись с духом, Егор подошел к философу.

— Вопросы? — Глядя вниз, Навроцкий аккуратно складывал бумаги в черный потертый портфель.

— Почему вы перестали с ним общаться?

Вскинув косой взгляд на Егора, Навроцкий тотчас опустил глаза.

— Категорический императив. — Навроцкий защелкнул замок портфеля.

Егор направился к двери.

— Ты бы не увлекался митингами. — Остановил философ. Егор растерянно обернулся. — Все это опасно. — Философ глядел в пол. — И совершенно бессмысленно.

— И что теперь? Сложить руки и протянуть ноги?

Посмотрев на Егора, Навроцкий тихо усмехнулся и опять опустил глаза:

— Надо переждать.

— И долго?

— Юстинианова чума длилась два века. И ничего. Пережили.

— Они хуже чумы. — Уперся Егор.

Навроцкий поднял взгляд на Егора:

— Что отец?

— Работает. — Егор криво усмехнулся.

— Может быть, так и надо. Принять то, что невозможно изменить. — Пряча глаза в пол, сказал Навроцкий.

— Ни за что! — Отчеканил Егор и вышел.