Пособник

Дмитрий Ардшин

Город оккупируют пришельцы. Одни горожане (и таких большинство) смиряются под ударом судьбы и пытаются к нему приспособиться. Другие считают, что свобода лучше, чем несвобода и надо оказать сопротивление космическим захватчикам. А вам что нужно: смирения или мужества? Думайте сами, решайте сами. Каждому своё.

6

— Да вы чего? — Пролепетал он

— Тсс… — Приложив палец к губам, старуха кивнула на окно.

Из окна в комнату, замерев в воздухе, заглядывало летающее «око». Оно взмыло вверх и исчезло.

Торопливо вкатившись в комнату, толстуха задернула шторы и сказала:

— Придется задержаться.

— Придется. — Нахмурившись, Егор поморщился. — Проклятые черноглазы.

— Чтоб им пусто было. — С усмешкой подхватила старуха.

— А можно мне в уборную?

— Спросила Настя.

— Да, конечно, конечно. — Сказала старуха.

— Извините. — Настя сорвалась с места.

Зайдя в гостиную, Егор замер у двери с обескураженным видом. Вдоль дивана вытянулся заставленный вкусностями стол. Перемячи, шанежки, ватрушки, сочники, пончики, печеные и жареные пирожки. Сахарное, песочное и слоеное печенья, бисквитные пирожные. Подсолнечная, арахисовая и кунжутная халва, рахат-лукум. Сливовое, вишневое, крыжовное, клубничное варенья, вареное сгущенное молоко. В большой плоской тарелке с куропатками на ободке стояла кулебяка

— Вы кого-то ждете?

— Уже дождалась. — Старуха с усмешкой посмотрела на Егора.

— Вот это интуиция. — Глядя на обильный стол, кривя рот и покачивая головой, проговорил Егор. Надо уходить.

Толстуха заколыхалась от смеха. Широкий вздернутый нос зашевелился кожистым зверьком.

— Она самая. — Подхватила старуха. — И еще был сон

— Что еще за сон? — Егор с тревогой посмотрел на старуху и вспомнил тетю Свету, которую донимали сны Кассандры. Спину осыпали холодные мурашки.

— Ко мне заходил мой Сергей Александрович.

— Александр Сергеевич. — Машинально поправил Егор. Старуха заговаривается что ли? Не все дома?

— Да-да. Сашенька мой ненаглядный. — Наморщив лоб, старуха скривилась, словно собираясь всплакнуть, но тотчас расплылась в улыбке. — Он-то и известил о вас. Велел укрыть от пришельцев, накормить и…

— Спать уложить? — С усмешкой брякнул Егор

Улыбка замерла на оплывшем жабьем лице, глаза потемнели и сузились.

Егору стало не по себе. Он тихо извинился.

— И отпустить с миром. — С ожившей улыбкой сказала старуха. — Вот я и подсуетилась. Наделала вкусностей, накупила сластей.

— Я не голодный. — Сказал Егор, глядя на горку румяных пирожков в глубокой фарфоровой тарелке с тетеревами на ободке. Живот заурчал, возражая. Смешавшись, Егор нахмурился.

— А живот перечит. — С усмешкой заметила старуха приторно-сладким как арахисовая халва голосом.

Хмуро улыбнувшись, Егор покачал головой.

— Но разве можно доверять снам? — Егор с недоумением уставился на сгущенное молоко в стеклянной вазочке.

— Можно и даже нужно. — Встрепенулась старуха. — Особенно вещим.

— А как понять, что это вещий сон?

— Какой ты въедлевый. — С кривой улыбкой поддела старуха. — Будешь занудой, не видать тебе Насти.

Вспыхнув, Егор бросил сердитый взгляд исподлобья на старуху.

— Ладно, ладно. Не обижайся. Ведь у меня не все дома. Так? — Ухмыляясь, старуха подмигнула Егору.

Оторопев, он вытаращился на старуху. Она читает его мысли?

— А зачем? У тебя все на лице написано. — Она с елейной улыбкой всматривалась в Егора, заглядывала в глаза. Словно пытаясь проникнуть в душу.

— Вам надо играть в покер. — Опустив глаза, пробормотал смущенный Егор и поежился

— Я в карты не играю. Я на них гадаю. Хочешь?

Поморщившись, Егор покачал головой:

— Не очень. Может, в другой раз.

— А со сном в руку или ручным сном все проще простого. Увидишь его и сразу поймешь: это он. Покажется, что все это было, было и прошло. Но он про то, что будет. В ручном сне время перевернуто, как в зеркале стороны предметов. Понятно?

Егор пожал плечами:

— Понятно, что ничего не понятно.

— Расслабься. — Старуха махнула пухлой пятнистой рукой. — В голове проясниться, когда съешь воздушный пирожок с мясом. Или вот кулебяка с капустой и яйцом. Мой Сашенька от нее тащился. Съест в один присест, а потом голубей пускает и ворчит: мол, накормила, как борова на убой, старая ведьма. Это он ласково так меня. Ведь я еще была на загляденье. — Старуха заговаривала зубы, обволакивала словами, как наперсточники и цыганки.

Егор потерянно огляделся. Напротив стола к боковой стене прижимался темный советский сервант. Верхнюю полку облюбовали фарфоровые статуэтки: балерина, немецкая овчарка, старик со старухой, плясунья, китайский божок. За стеклянными дверцами, множась в задней зеркальной стенке, тускло поблескивал хрусталь. На угловой полке, навалившись друг на друга, как будто спали вповалку, пылились книги. Внушительно чернело полное собрание сказок и легенд в одном томе Братьев Гримм. Невольно вспомнилась хлебная избушка с пряничной крышей и леденцовыми окнами. Яблоки, орехи и посыпанные сахаром оладьи с молоком. Хозяйка избушки с красными близорукими глазами и звериной чуйкой.

— Гензель и Гретель. — С усмешкой рассеянно пробормотал Егор.

— Что-что? — Паутина сладких вкрадчивых слов оборвалась.

— Да нет. Ничего. Я вас перебил, кажется.

— А разве я что-то говорила? — Старуха вытаращилась на Егора. Красноватые близорукие глаза округлились.

Растерявшись, Егор переглянулся с ней. Старуха заколыхалась от смеха. Натянуто улыбнувшись, Егор отвел глаза от старухи.

Над диваном рядом с «Утром в сосновом бору» висела черно-белая фотография человека похожего на героя фильмов нуар. Под темно-серой шляпой квадратился лоб. А под ним чернели густые брови домиком. В углу полных губ торчала сигарета

— Это он. — Старуха с грустным благоговением вскинула взгляд на шляпу. — Мужчина был обаятельный. Душевный. Страстный. Женщины любили его. Так и липли. Так и вешались на шею. А он увлекался ими. Но рано или поздно возвращался ко мне. Говорил, что жизнь не мила без моей кулебяки. Не той, что на этом столе. Я про другую… Ну, ты понял. — Старуха многозначительно посмотрела на Егора и осклабилась

Невольно представив ее в костюме Евы, Егор внутренне содрогнулся, побледнел. Замутило. Подобру-поздорову надо смываться.

— Что? Воображение расшалилось? — Насмешливые в красных прожилках глаза впились в Егора.

— Да нет. — Поежившись, буркнул он и вгляделся в фотопортрет. — Он похож на какого-то актера.

— Может на клоуна? — В раздражении вскинулась старуха.

— А чем он занимался?

— Он держал ресторан «У Саши». А когда появились черноглазы, все пошло прахом. Сашенька запил. Финансы запели романсы. Он совсем отчаялся и скис. Впал в уныние и ничтожество. От него остались одни руины. И вот он продал душу, наглотался снаксов, нажрался водки и повесился.

— Повесился?!

— Прямо здесь. — Старуха посмотрела на настенный карниз и вздохнула. — Отсюда и удрал на тот свет.

За зашторенным окном зажужжал летающий «глаз».

— Прячься. — Прошипела старуха. Егор на корточках нырнул под стол. — Улетел.

Выныривая из-под стола, Егор ударился о его край. Тот сердито звякнул посудой и столовыми приборами. Морщась, Егор потер затылок.

— Разлетался тут. — Проворчала старуха. Мешает спокойно поесть.