Блуждающий

Мария Валерьева (2024)

Дима Жданов не верил в судьбу, но после загадочной встречи все неотвратимо изменилось. Он отправляется в далекое путешествие в Москву, где становится посвященным в страшную тайну исчезновения девушки, и теперь только от него зависят судьбы не одного, а нескольких человек. Загадки, тайные записи, новые знакомые, Москва, скрытая от глаз обыкновенного человека, и работа на известного литературного критика. Что это, стечение обстоятельств или чей-то план? Но кто захотел, чтобы все было именно так? Это история о людях. О вечной борьбе добра и зла. О любви, дружбе и судьбе, которая является под разными личинами. И о том, что может случиться с опьяненным свободой. Теперь Диме придется не только разобраться в себе и других, но и понять, кто же сильнее: судьба или человек. Ведь мы так часто беспокоимся, что может сотворить судьба. Но редко задумываемся о том, на что на самом деле способен человек.

Глава XV: Московские выходные и будни

Первые дни в Москве я убирался дома, устраивался и все пытался выйти из дома, но то дождь начинался, то мама звонила, то Костик приглашал по «Скайпу» поболтать. Дня три я просидел в квартире, смотрел телевизор и искал в интернете, куда бы сходить в Москве. Путь я наметил, все по старинке: Красная площадь, Кремль, ВДНХ, «Москва-сити». Еще хотелось в Планетарий сходить и в Палеонтологический музей. Я в детстве с ума сходил по динозаврам и книжкам про Космос, никак не мог отказать себе в этой слабости.

Но вот, наступил четвертый день, и дядя отправил меня в магазин. Сказал, как дойти до того, в котором он обычно закупается, и сообщением сбросил, что нужно купить. Я собрался, надел что поприличнее, закрыл квартиру и вышел на улицу.

В тот день в Москве было жарко, но стоило мне подойти к месту, где еще недавно меня оставила Тоня, как, казалось, похолодало. Я поежился, отвернулся к дому и посмотрел вверх. Ни облачка, а небо такое же голубое, как и на юге. Я натянул кепку пониже, чтобы глаза не слепило, и пошел по обговоренному маршруту мимо таких же пятиэтажек, отличавшихся только количеством заплаток. В каждом московском дворе было по детской площадке, пусть и небольшой, но достаточно ухоженной, несколько деревьев и дорожки. У подъездов на лавочках кое-где сидели бабушки и разговаривали, а по проезжей части то и дело проезжали машины.

Я заблудился. Поплутал по дворам, достал из кармана телефон, вбил название магазина в навигатор и только так вышел на другую улицу. Она оказалась оживленнее, у дальнего светофора даже виднелся значок метро.

Я вдохнул аромат московской жизни. Асфальт, бензин и сухая земля.

Московские магазины не удивили, даже немного расстроили: у них не продавалось моего любимого шоколадного мороженого в большом и хрустящем рожке. Я закупился, сохранил чек и решил прогуляться.

Мама рассказывала, что дядя Миша жил в самом что ни на есть хорошем районе: станция метро от дома дяди была в десяти минутах неторопливой ходьбы, вокруг полным-полно разных магазинов с одинаковым ассортиментом и где-то неподалеку даже должен был быть парк. Вот за ним-то я и охотился.

Я сел на лавочку, поставил легкий пакет рядом и залез в навигатор. Крутил, вертел карты и наконец нашел что-то похожее на парк. Сквер имени кого-то и, судя по синему кружочку, там даже был пруд. Я уже размечтался, придумал, что в парке делать буду, как начну бегать по утрам, но стоило подняться и увидеть мокрое пятно под пакетом, стало ясно: масло с молоком моих планов не разделяют. Я было пошел домой, но вдруг увидел прямо за спиной кафе, на двери которого прилеплено объявление, написанное большими буквами: «В МОЛОДОЙ КОЛЛЕКТИВ ТРЕБУЕТСЯ БАРИСТА С ОТЛИЧНЫМ ЗНАНИЕМ РУССКОГО ЯЗЫКА, МОЖНО БЕЗ ОПЫТА РАБОТЫ. ТРЕБОВАНИЕ: БЫТЬ ОТВЕТСТВЕННЫМ И ПУНКТУАЛЬНЫМ, СОБЛЮДЕНИЕ НОРМ САНПИНА. ЗВОНИТЕ И ПИШИТЕ», а дальше написан номер. Кофейня находилась прямо в жилом доме, лестница к ней вела деревянная, а на крылечке стояли деревца в кадках. Мне она показалась вполне милой, и я сфотографировал объявление. Но зайти не решился.

Я вернулся домой, разложил продукты по холодильнику и захотел уже пойти в парк, как в зале раздался шум звонка «Скайпа». Костик. Я успел только руки помыть, даже не разделся, и ответил. Костик за несколько дней, ни разу дома не бывал, потому что постоянно присылал фотографии с прогулок и звонил только из машины. В этот раз он все же оказался дома и, стоило нам перекинуться парой слов, решил показать квартиру, в которой теперь жил.

Это была небольшая квартира с евроремонтом на одной из главных улиц Рязани. Окна выходили на улицу и из кровати можно было наблюдать красивый фасад соседнего дома. До университета Костику недалеко. Я, помню, восхитился его жилищу. Уедут родители, и все квадратные метры будут принадлежать только ему. Но когда мы поговорили еще немного, и Костик смылся погулять с каким-то Борей, которого повстречал на какой-то университетской встрече, я что-то загрустил. Всего-то несколько дней прошло, а он уже нашел знакомых. И мне в Москве надо бы обзавестись хоть кем-то, но как это сделать, я не знал.

В расстройстве просидел до вечера, даже в парк не пошел. А когда вернулся дядя Миша, так вообще опешил. Оказалось, он уже нашел мне работу.

— На складе, у меня там друг работает, Николай Арсеньевич. Конечно, главным грузчиком тебя не возьмут, но так, подработать, согласны, — сказал он, когда разувался.

Я стоял в дверях гостиной и не знал, что ответить. Конечно, должен был радоваться. Я все-таки парень крепкий, к физическому труду приученный, но так быстро? Я никогда нигде не работал.

— А мне что-то нужно? Там, не знаю, трудовую книжку или еще что-то? — Я почесал голову.

— Ничего не нужно, тебя не устроят официально. Ты просто в день за работу будешь получать. Пока поработай, хотя бы попробуй, какого это. Потом посмотрим. Ты ел? — Я помотал головой. — Ну и отлично. Иди, ставь чайник, я на ужин пожарю котлет.

Кажется, я выглядел совсем растерянным, потому что весь вечер дядя Миша рассказывал мне, как начинал работать и уверял, что поначалу не очень понимал, что от него требовалось. А со временем приноровился. Он много работ сменил: и охранником был, и на погрузках трудился, и водителем, и ларек пытался открыть, но разорился, потом долго в школе физруком работал, а недавно, наконец решившись, открыл с университетским другом автомастерскую. Дядя Миша пил чай и улыбался, когда рассказывал, как ему нравилось всегда чинить машины. Когда в школе работал, всем коллегам автомобили перечинил. Я мысленно завидовал. Найти бы тоже какое-то дело, которым бы так приятно было заниматься.

Времени на подумать дали до сентября, но мне казалось, что куда меньше. Стоило поговорить с дядей, как невиданное прежде желание поработать и, конечно, заработать, проснулось. Работа виделась как шанс стать взрослым и полезным поскорее. Чем раньше начну, тем быстрее пойму, нравится или нет, решил я. Да и родители мной бы гордились, особенно папа.

За ночь я столько обдумал, что на утро, стоило дяде Мише пожелать мне доброго утро, как высказал: хочу работать, и чем быстрее, тем лучше. Он, конечно, удивился, но ничего не ответил. А вечером вернулся с официальным заявлением от друга — меня принимали. Оставалось два выходных до первого рабочего дня.

За ужином в тот день мы что-то разговорились. То ли погода была хорошая то ли дяде понравилось, как я убрался в квартире, но мы разговаривали долго. Дядя Миша, как оказалось, почти год на Красной площади не был. Я когда услышал это за субботним завтраком, так удивился, что не поверил.

— А ты часто на море плавать ездишь? Два часа, не далеко же, — усмехнулся дядя и подул на ложку манной каши.

— Да как-то нет. Мы раза два ездили, — ответил я. — А на Красную площадь вы часто ездите?

— Только по телевизору во время парада на Девятое мая вижу. Такова жизнь.

— Давайте вместе сходим. Вы в ГУМе, кстати, мороженое ели? Мама говорила, оно там вкусное.

Дядя Миша улыбнулся, задумчиво взглянул на полопавшуюся и покрывшуюся пленкой ложку манной каши и сказал:

— Если не боишься часок в очереди за мороженым постоять, почему бы и нет. У меня выходной, покажу тебе Москву.

Я так быстро никогда не собирался. Мне хватило всего минут пять, чтобы умыться, одеться и даже собрать рюкзак. Я вылетел из зала еще до того, как дядя успел домыть посуду. Он усмехнулся. Понял тогда, наверное, что я не намерен отказываться от радостей жизни. Да куда там — я только их и ждал.

Весь день мы шатались по Москве. Сначала поехали на метро до Кремля. Если бы вы только знали, как восхитило меня московское метро! Никогда в жизни не думал, что оно настолько красивое. Я на каждой новой станции поворачивался, влеплялся в окно и рассматривал мозаики, облицовочный камень, названия других станций на табличках. Сердце приятно дрожало. А когда мы вышли на «Охотном ряде», кажется, впервые по настоящему обрадовался тому, что оказался в Москве: мы вышли напротив Красной площади. В тот день было тепло, градусов двадцать пять, ни единого облачка. Я так засмотрелся, что чуть не свалился с лестницы, когда поднимался. Дядя Миша шел рядом, посмеялся, кажется, даже не надо мной, а просто так, от радости солнечному дню, и пообещал провести экскурсию по самым красивым станциям метро.

Мы гуляли допоздна. На Красной площади я изумлялся толпам туристов. Впервые я видел мавзолей, похожий то ли на танк, то ли на печку, но внутрь не пошел, а потащил дядю Мишу к ГУМу. Он оказался красивый, но мороженное — обыкновенным. Я даже расстроился, благо, в очереди простояли не долго. Потом мы зашли в Кремль, погуляли между храмов, нашли «Царь-колокол» и «Царь-пушку», сфотографировались. Я отправил фотографии маме, а она ответила, что я молодец, и пообещала позвонить вечером.

До вечера гуляли по центру, посмотрели памятник Петру Первому, дошли до Арбата, и потом уже, уставшие, поехали домой.

Тот день до сих пор вспоминается мне как что-то волшебное, словно выдуманное. Москва в тот день была прекрасная, сладкая, сочная, как огромный кусок пирога, покрытый глазурью, который хотелось съесть до последней крошки. Я столько фотографировал, что телефон заряжал дважды, столько улыбался, что вечером щеки болели. А дядя Миша, кажется, был доволен не меньше моего. Весь день он рассказывал мне о Москве и о том, какой она была в его молодости. Мы шли по Арбату, а дядя говорил, как в студенческие годы там встречал рассветы с друзьями. Гуляли по Кремлю, а он вспоминал, как попал в Москву и первым делом тоже побежал посмотреть, какой он, Кремль, на самом деле. Дядя вспоминал, какие дома стояли на месте новых, как выглядели скверы и как сладко пахло на улочках, когда в Москве еще не было столько машин и пробок.

Даже не помню, о чем говорили с мамой. Кажется, говорили долго, но ни слова не скажу сейчас. Я готов был разрыдаться от счастья: все-таки я в Москве! В настоящей, с метро, Кремлем и мороженым. Я был лучше остальных хотя бы в том, что переехал в столицу, и это, казалось, — главное достижение любого человека. Многие мечтают о Москве, а я — уже там. И этого было достаточно для счастья.

На следующий день я даже выбрался в парк, который оказался пусть и не большим, но вполне уютным: с прудиком, уточками, новыми лавочками и тишиной. Я прогулялся и вернулся домой: нужно было рассказать Костику обо всем, но он не смог выйти на связь: гулял где-то, сказал, что до вечера. Я не обиделся, думал, что и на следующий день смогу позвонить. Но потом оказалось не до этого. Я пошел на работу.

Конечно, «пойти» на работу в Москве — не то же самое, что у меня на родине. Я вышел за полтора часа, вооружился картой метро, на которой дядя Миша отметил нужные станции и на обороте даже написал, где и куда пересесть, и отправил меня с распиской. Чтобы не перепутали.

В метро я заплутал, но, к счастью, люди указали мне путь, и без опозданий я был на нужной станции.

Пока приближался к серому, кое-где подкрашенному белым, зданию, которое обступили большегрузы, гонял в голове текст с представлением, которое всю ночь выдумывал. Я начитался советов в интернете, так и вбивал в поиске «Как представиться в первый рабочий день», выписал себе основные вопросы, набросал по два-три варианта ответа и потом долго выбирал, заучивал. За завтраком так громко бубнил текст под нос, что дядя Миша даже спросил, не заболел ли я и предложил звякнуть Николаю Арсеньевичу и доложить, что сегодня не выйду. Я все отнекивался, но когда до скопления незнакомых мужчин осталось всего несколько метров, сразу же пожалел, что отказался. Они почему-то напомнили мне тех, с заправки.

Я перешагнул через большую лужу, аккуратно обошел машину и наткнулся на одного из водителей, который миролюбиво покуривал и поглядывал на меня из кабины большегруза как с небольшого подъемного крана.

— Здравствуйте! Меня зовут Дмитрий Жданов, я ищу Арсения Николаевича. Я у вас работать буду, — оттарабанил я заученный текст.

Водитель на меня даже не взглянул. Вытащил из кармана спортивных штанов телефон, уперся в экран и ответил, когда вытащил сигарету изо рта:

— Внутри посмотри.

Спрашивать, как Арсений Николаевич выглядит, я побоялся. Слишком занятым показался этот водитель.

Дядя Миша тоже уже ехал, и, наверное, не ответил бы: за рулем он не отвлекается, так что искать неизвестного начальника пришлось самостоятельно.

Внутри склада было светло и пахло помидорами. Кажется, кто-то перевернул ящик и случайно прошелся по ним. Людей между ящиками и дверьми было немного, человек десять, но каждый — за двоих. Наверное, все худенькие оставались на улице, а внутрь впускали только матерых. Из тьмы послышались крики. Может, кому-то все-таки уронили ящик на ногу.

— Ты кто? — прокричал кто-то из темноты. Я обернулся, но не понял, кто кричал. — Да ты. Ты к кому?

— Я к Арсению Николаевичу!

— Он в кабинете, не стой на проходе!

Мимо меня вдруг прошелся богатырь с двумя ящиками помидоров. По одному на плече, как девушка с коромыслом, только страшнее. Я в полумраке даже лица не рассмотрел, и побыстрее ушел к одной из дверей. Благо, они освещались.

— Извините, вы Арсений Николаевич? — спросил я.

— А ты кто? — ответили мне.

Арсений Николаевич был из тех, на кого достаточно разок взглянуть, чтобы понять: таким лучше под горячую руку не попадать. Сутулый, но прилично возвышавшийся над столом мужчина средних лет в белой футболке поло и очках. Тогда я навскидку прикинул, какой рост у моего нового начальника, и догадкам не обрадовался: метра два, наверное.

— Я Дима, Дмитрий Жданов. Меня Михаил Васильевич к вам направил.

— А, Миша. Точно, он говорил про кого-то. — Арсений Николаевич оторвался от проверки каких-то бумажек и посмотрел на меня. — Только я тебя как-то не так представлял. Ты ящик-то поднимешь?

— Подниму! Я на юге жил, там знаете, какие ящики фруктов таскать приходится?

Арсений Николаевич как-то неодобрительно хмыкнул, но ничего не сказал. Пригладил волосы, поправил очки на носу и кивнул в сторону другого стола, что был в углу полупустой светлой комнаты.

— Там бланк, заполни.

— А вы меня разве устраиваете?

— С чего бы? — Он вернулся к бумажкам. — Номер свой оставь, звонить буду, если что.

Я аккуратным почерком заполнил анкету, и Арсений Николаевич отправил меня на разгрузку. Сказал, должны были скоро привезти новую партию. Я побродил по складу, поглядел на коллег, даже попытался с кем-то заговорить, но ясно дали понять, что не до разговоров: послали изысканно, я даже не разобрал слов, а уже ушел.

На улице разогревало. Я присел на пустой ящик в тень и уткнулся в телефон. Заготовленная речь не пригодилась: мои коллеги знать ничего о Диме Жданове не хотели, да и между собой редко переговаривались. В основном на перекуре, обсуждали своих жен и поездки.

А потом приехала машина. Я отвернул сумку на спину, подошел к другим и спросил, что куда носить. В ответ мне бросили что-то невнятное. Пришлось брать ящик и нести его за другими. Мне кричали вслед, что несу не туда, и я разворачивался и шел куда надо.

Первые пару ящиков отнес легко, я даже подумал, что через недельку стану таким же сильным, как тот богатырь с помидорами на плечах. Но уже минут через десять почувствовал, что руки дрожат, а спина подозрительно хрустит. Я работал часа два, но по ощущениям — целую вечность. И когда проехав кое-как на метро, в полудреме поднялся на третий этаж и, даже рук не помыв, завалился на диван, понял, как устал. Сам не понял, как провалился в сон, и очнулся только после настойчивого крика дяди Миши. Звали ужинать.

Я приподнялся на локтях, поглядел на экран телефона и вздохнул. Проспал пять часов.

— Ну что, как поработал? — спросил дядя Миша, пока искал по телевизору что-то интересное.

— Ага. — Я сел на табурет и почувствовал, что даже ноги устали.

— Что-то я не слышу удовлетворения в голосе.

— Ну, огурцы, наверное, остались довольны.

— А ты?

Я поводил ложкой по тарелке. Суп выглядел аппетитно, но есть совсем не хотелось.

— Я устал. Наверное, спину сорвал.

— Спину сорвал! — хохотнул дядя Миша. — Походишь, попривыкнешь. Сначала всем сложно.

Я не хотел говорить все. Все-таки должен быть благодарен, что меня хоть куда-то, да еще и так быстро, устроили. Но каждая мышца ныла, плакала и умоляла сказать правду.

— Да. Попривыкну. — Я съел пару ложек супа и встал из-за стола. — Я, можно, полежу в ванной?

— А есть?

— Да я не хочу.

— Ну ладно, иди. Суп на газу будет. — Это я услышал это уже из коридора.

Валялся в воде я час, может, чуть больше. Вода уже остыла, но горячей подливать не хотелось. Я вспомнил, что за все придется платить, и решил не транжирить. Задумался о жизни и, кажется, перетрудился. Почувствовал, как глаза защипали, и поскорее умылся холодной водой. Вспоминалось объявление на двери кафе. И чем дольше я лежал, тем больше не мог отделаться от назойливой мысли: попробовать. Может, позвонить, пока не нашли кого-то подходящего. Может, носить чашки с кофе и чаем между столиками среди таких же молодых будет легче, чем бродить по складу магазина с бугаями, которые даже не видят меня? Терять-то все равно нечего. Меня в Москве и не знает никто, не опозорюсь. А если и опозорюсь, то не велика беда. Забудут.

Но тем вечером я так и не позвонил. Только дошел до дивана и завалился спать.

То был первый рабочий день. К сожалению, не последний.