Потерянные надежды

София Эстер (2024)

Когда Адалин Бенито, дочь сицилийского Консильери, приезжает в Нью-Йорк накануне свадьбы своей старшей сестры, она и представить не могла, как изменится её жизнь. Жених сестры, Альдо Амато, дон Нью-Йоркской мафии, воплощение силы и опасности, внезапно становится её мужем после загадочного исчезновения невесты. Их союз становится полем битвы эмоций, тайных желаний и непростительных тайн. Адалин погружается в мир, где нельзя никому доверять, но сердце все чаще тянется к Альдо, который, кажется, знает о ней больше, чем она сама. Но что скрывается за страстным взглядом Альдо? И сможет ли Адалин пережить правду, которая готова разрушить их мир? Любовь и обман, предательство и искупление переплетаются в этой истории о запретной страсти и игре, где ставки выше, чем жизнь.

Глава 2

Когда я зашла в дом, где провела добрую половину своего детства, в нос ударил знакомый запах горящего камина и запеченной индейки. До дня благодарения было далеко, поэтому по моему телу разразилось тепло. Я обожаю индейку.

Бабуля разрыдалась при виде меня, а дедушка как обычно ворчал, что я уеду слишком быстро, если она «будет надоедать своим нытьем» и заботой.

Сестры рядом не оказалось, но они сказали мне, что Беатрис ждет меня за столом вместе с остальными.

Весело, что она даже не соизволила встретить меня.

— Могу ли я принять душ, прежде чем спуститься ко всем? Кажется, что запах аэропорта пропитал всю одежду, — спросила я, оттягивая момент встречи.

Скучала ли я за сестрой? Скорее нет, чем да.

Между нами была странная пропасть, причину появления которой я так и не смогла понять. Она не интересовалась моими делами, пока между нами были тысячи километров, и я ее.

Но мы старались. Старались делать вид, что у нас все хорошо.

— Конечно, милая, я проведу тебя — сказала nonna, аккуратно подталкивая меня к лестнице, — Ты так выросла, il mio grande amore, — восхищалась она по пути.

Я улыбнулась, где-то в задворках души восхищаясь тому, как бабушка умела открыто заявлять о своих чувствах близким, в отличии от многих других женщин Синдиката.

***

Комната, которую я обставляла для себя пару лет назад, осталась прежней несмотря на то, что бабуля любила устраивать часто ремонты и любила любые перемены в доме.

Каждый год nonna заменяла тут покрывала и пледы на новые, объясняя это чем-то вроде: «Лучшей внучке — все самое лучшее».

— Надень самое красивое и сексуальное платье. Альдо так возмужал, — неожиданно сказала она, когда я брала одежду прямо с чемодана.

Я остановилась, застигнутая врасплох ее словами. В груди защемило от странной смеси смущения и недоумения.

— Бабуля, так нельзя, — произнесла я, чувствуя, как краснею.

Я знала, что многого могу добиться своей внешностью.

Длинные темные волосы, густые и блестящие, спадали по плечам, зеленые глаза, яркие и глубоко выразительные, всегда привлекали внимание людей.

Мне не раз говорили, что я красива до невозможности, вот только на Альдо мое обаяние не действовало. Его взгляд всегда проходил мимо, будто он не замечал ни моих глаз, ни улыбки. В целом, он ничего не замечал.

Nonnaзасмеялась, и вырвала меня из мыслей. В ее смехе не было злого умысла, только привычная игривость и легкая провокация, которая всегда делала наши разговоры живыми и теплыми.

— Твоя сестра выглядит как оборванка! Сколько раз я говорила одеваться женственнее, но она зациклена на своем. Данте глупец, если не разглядел девушку, которая на самом деле подходит его сыну.

Иногда это вызывало улыбку. Бабуля так рьяно вставала на мою сторону и была мне опорой там, где не могли быть другие. Одной из немногих, которые меня поддерживали.

Одной из немногих, для которых я была не просто куском мяса, а личностью.

— Nonna, я не могу влиять на вкус Беатрис, — сказала я, пытаясь перевести разговор на другую тему, — Она сама знает, что делает. Ты же знаешь, что ее не переубедить.

— Знает? — переспросила она с лёгким недовольством в голосе, — Если бы она знала, что делает, её стиль бы не стал похож на старомодный ковер!

Я прыснула от смеха.

Нет, не от того, что смеялась над сестрой, и потому что ее стандарты красоты не совпадали с моими, я никогда ее не осуждала за это. Просто nonnaбыла слишком смешной иногда.

— Подумаешь, — ответила я, — Её выбор — это всего лишь её выбор, она ведь всё равно остаётся моей сестрой.

— Да, ты права, — согласилась бабушка, прищурив глаза. — Но ты всё равно надень что-то особенное. Это твой вечер, а Альдо — тот, кто не имеет права остаться равнодушным к твоему сиянию.

Мне не хотелось продолжать эту тему, потому что в груди предательски сжимало. Я забывала о боли в руке, но она снова и снова давала о себе знать, в особо стрессовые моменты моей жизни.

В дань уважения к себе, точнее к тому что от него осталось, я не могла не сказать в первую очередь для себя:

— Данте не выбирал своему сыну невесту, — отчеканила я, прежде чем закрыть за собой дверь в ванную, — Это сделал Альдо.

Я прислонилась к раковине, вглядываясь в своё отражение, которое сейчас казалось мне уродливым.

Слышу, как Бабуля выходит с комнаты бурча что-то вроде: «Дурочка ты, Адалин. Слепая дурочка.», но меня это уже не интересует.

Я ужасная сестра, если позволяю себе думать об этом. Я часто обещала себе, что не стану этого делать, потому что он заставил меня пережить это, но я не могу.

***

Спускаясь на первый этаж в столовую, я молила все возможные силы, чтобы слова Тео или бабули оказались розыгрышем, первоапрельской шуткой или желанием просто задеть меня.

Увы, этого не произошло, и сразу же, как только переступила порог огромной столовой, я встретила взгляд черных, как уголь, глаз. Глубоких, темных и изучающих, будто видели насквозь.

На мгновение я замерла, почувствовав, как в животе что-то сжалось, мне стало неуютно.

— Здравствуйте, — стараясь отвлечься, произнесла я всем сидящим за огромным дубовым столом.

Помимо Тео, рассматривающего меня с интересом, Альдо и моей сестры, за столом сидел дедушка Амато и несколько друзей моих nonni.

Сестра, услышав мой голос, радостно подорвалась со своего места для крепких объятий.

— Наконец-то я могу вдыхать этот любимый аромат гортензий и ванили, — тихо говорила она, сжимая меня в крепких объятиях.

Я промолчала, потому что сказать было нечего. Пока что.

По очереди мне пришлось обняться практически с каждым сидящим за столом в знак приветствия. Эта традиция меня сильно бесила — она занимала слишком много времени.

Особенно, когда на столе тебя ждет только что поданная и горячо любимая индейка.

Когда я обошла по кругу весь стол, и очередь дошла до жениха моей сестры, я просто кивнула ему и села на стул рядом, злясь на бабулю.

Если она поставила перед собой цель — то она не будет брезговать даже чувствами своей внучки…

Иначе чем я могла объяснить то, что вокруг огромного стола, за которым обычно стоит куча стульев, сегодня их в разы меньше, и «совершенно случайным образом»осталось только одно, рядом с Альдо?

Забавно, но Беатрис сидела строго по правилам английских аристократов — напротив возлюбленного. То есть их разделял огромный стол, за которым еду сложно нормально разглядеть, не то чтобы людей вокруг.

Спасибо, бабуля. Очень кстати ты.

В комнате продолжилась оживленная беседа, где каждый, чтобы быть услышанным, пытался перекричать другого. Я даже отвыкла от такой суеты, и у меня немного разболелась голова.

— Не поздороваешься нормально? — услышала я голос, отдававший хрипотцой.

Я задержала дыхание, пытаясь переварить сказанное, но получилось слабо. Голова отказывалась нормально мыслить.

Это был Альдо, который, как мне казалось, был единственным человеком в комнате, способным говорить спокойно и тихо, несмотря на весь шум вокруг.

Я судорожно оглядывалась по сторонам, прежде чем поняла, что этого никто не услышал.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

— Я сказала всем «здравствуйте», — почти пропищала испуганно я, все еще боясь стать предметом внимания сидящих зрителей.

Он высокомерно хмыкнул, и наклонился чуть ближе, чтобы услышала только я.

— Это не считается. Я имел в виду личное приветствие.

Я попыталась сделать вид, что меня это не волнует, но внутри меня бушевал ураган разных эмоций, победу над которыми одерживал страх.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Забавно, что причиной этого страха был не он.

Рука заболела с неистовой силой и я вздрогнула. Альдо заметил это, и вопросительно посмотрел на меня.

— Все в порядке? — на секунду мне показалось, что он забеспокоился, но это было фальшью. Альдо не испытывал таких эмоций. Никогда.

— Да! — выпалила я.

Он усмехнулся, и отпил виски со своего бокала. После этого сжал ладони в кулак, и Богом клянусь, они побелели так, словно совсем скоро кожа на них разорвется.

— Почему ты боишься?

— Я не боюсь, — в горле пересохло, поэтому я, наплевав на все свои принципы, отхлебнула немного просекко — воды ведь рядом не нашлось.

Мне срочно нужно лекарство!

Он наклонился ближе, и я уловила его едва ощутимый аромат — смесь дорогого парфюма, и дикой, магнетической энергии, которую невозможно было игнорировать. Не у него.

— Но ты нервничаешь. Всегда, когда я появляюсь на горизонте, — заметил он, и его голос стал ещё мягче. — Я не хочу тебя пугать.

Хищник. Он хищник.

Я сжала губы, чтобы не выдать себя. Зачем он это делает? Зачем делает вид, что все хорошо?

— Я не боюсь, — как можно более уверенно повторила я, в этот раз больше для себя.

Я всегда робела перед ним как маленькая девочка.

С каждым разом пыталась быть сильнее, хотя понимала, что это почти невозможно.

Даже после того как он стал жестоким и безжалостным, и никогда, черт возьми, не был любезен, я видела перед собой мальчика с шарфом красно-золотого цвета.

Даже после того, как он однажды сломал меня.

— И не должна, — прошептал он на выдохе, прежде чем вопрос дедушки, который я так и не смогла разобрать, его отвлек.