Воспоминания из неволи

Tem Noor (2024)

Жизнь главного героя, выходца из Казахстана, переворачивается, когда его арестовывают в Сан-Франциско по ордеру Интерпола за махинации, причинившие многомиллионный ущерб. Он оказывается в иммиграционной тюрьме США, а затем его отправляют на родину, где его ждёт жестокая реальность: изоляторы и исправительная колония. Герой сталкивается с криминальными группировками, унижениями и суровыми порядками, но сохраняет свои принципы и внутреннюю стойкость. Это история о человеке, который, несмотря на испытания, сумел сохранить своё достоинство и остаться верным себе в условиях, где каждый день — борьба за выживание.

Глава 19

Аэропорт Инчхон, безусловно, оправдывал свою репутацию одного из лучших в мире. Его современная инфраструктура и обилие удобств — от кинотеатра и музея до ледового катка и поля для гольфа — делали его чем-то гораздо большим, чем просто пересадочный узел. Здесь каждый уголок словно был спроектирован, чтобы внушить ощущение корейского гостеприимства, предельно комфортного и технологически развитого.

Когда наш самолёт приземлился в темноте, и мы выбрались из его нутра, ощущение величия этого аэропорта сразу дало о себе знать. Мы направились к транзитной зоне, где начались проблемы. У Сандовала, большого и всегда серьёзного агента, при досмотре отобрали металлические наручники. Сотрудники службы безопасности Инчхона оставались непреклонными, несмотря на его попытки объяснить ситуацию и показать письма. Сандовал, поняв, что спор бесполезен, не стал затягивать, лишь мрачно бросив Санчесу: «Чёрт с ними, у нас ещё есть пластиковые».

Продвигаясь дальше, мы быстро нашли нужный шлюз для рейса в Казахстан. Устроившись там, я, не обращая внимания на агентов, растянулся на скамейке и крепко заснул. Когда я проснулся, меня ослепляли солнечные лучи, пробивавшиеся через стеклянные стены аэропорта. Я почувствовал себя дезориентированным, не сразу сообразив, где находятся мои сопровождающие. Но вскоре услышал голос Санчеса неподалёку. Он говорил по телефону, скорее всего, с кем-то из семьи, поскольку восторженно описывал огромный солнечный диск, медленно поднимавшийся между сеульскими небоскрёбами. Как только он заметил, что я очнулся, он быстро попрощался с собеседником и вернулся ко мне.

Несколько минут спустя, к моему удивлению, Санчес попросил меня сфотографировать его на фоне восходящего солнца. Меня всегда удивляло искреннее человеколюбие, которое часто встречается среди простых американцев, хотя некоторые мои соотечественники склонны видеть в этом двуличие. Я не стану судить обо всей нации, но мой личный опыт всегда опровергал подобные предрассудки. Даже Сандовал, вернувшийся к нам спустя пару минут, сменил суровое выражение лица на дружелюбную улыбку и предложил выпить кофе в корейской кофейне с яркой вывеской. Я, конечно, не знаю, было ли в их обязанностях угощать меня или это было лишь их жестом доброй воли. Но признаюсь, мне было приятно — хоть на мгновение почувствовать себя не заключённым под их охраной, а просто человеком, с которым можно спокойно выпить чашку кофе.

Подкрепившись кофе и пончиками, мы направились к стойке регистрации казахстанских авиалиний. Очаровательная менеджер-казашка, кокетливо улыбаясь, на ломаном английском подтвердила время вылета. Не стану вдаваться в подробности, описывая саму посадку на рейс, но даже сейчас, когда я закрываю глаза, меня охватывает чувство стыда. Агенты смотрели на происходящее с лёгким недоумением, наблюдая за тем, как мои соотечественники устроили столпотворение, как только объявили посадку. Кто-то не хотел соблюдать очередь, другие пытались протиснуться вперёд, что вызывало неловкие столкновения и раздражение. Даже Сандовалу досталось: его локтем толкнула женщина, пробивавшая дорогу не только для себя, но и для своего супруга и взрослых детей.

Наступил момент истины — впереди меня ждал долгий путь в Казахстан и неизбежная встреча с тюремным сроком, который я знал, уже невозможно избежать. Я чувствовал себя словно пловец, набирающий воздух перед тем, как погрузиться в воду, или девушка, которая перед строгой диетой позволяет себе последний раз насладиться чем-то запретным. Отбросив мысли и заботы, я с головой ушёл в просмотр фильмов.

Пытаясь отвлечься от мысли о предстоящих испытаниях, я принялся лихорадочно листать библиотеку музыкальных композиций, надеясь найти что-то, что отвлечёт меня. Но, в конечном счёте, решил вернуться к фильмам. Успев посмотреть два, я уже был на середине третьего, когда внезапно ощутил лёгкое волнение — по громкой связи объявили о подготовке к посадке в Алматы.

Самолёт начал снижение, и за иллюминаторами постепенно стали вырисовываться контуры города, окутанного плотным, грязным смогом. Это зрелище вызывало у меня странное ощущение — что-то вроде того, что я испытывал в детстве, когда пытался оттянуть неизбежное и не показывать матери дневник с двоек за"поведение". Всё из-за того, что на уроке, вдруг вспомнив эпизод из мультфильма, я поделился им с соседом по парте, другом детства. Двойки предательски маячили напротив графы"классный руководитель", и как я ни старался, мама всё равно их заметила через пару недель. Она не ругалась и не кричала, но её взгляд, полный тихого разочарования, ранил меня куда сильнее любых слов. Это ощущение горечи, как и тогда, возвращалось сейчас.

После приземления самолёт ещё не успел подъехать к трапу, как большинство пассажиров вскочили с мест, несмотря на сигналы не расстёгивать ремни. Бортпроводница, видя этот хаос, была вынуждена повысить голос, безуспешно пытаясь вернуть всех на места до разрешающего сигнала. За окном виднелась унылая поздняя осень: клочки грязного снега на фоне серого неба, ни малейшего намёка на солнце или зелень. Эта картина только усиливала моё тревожное состояние.

Наконец, толпа начала рассеиваться, пассажиры перед нами стали двигаться к выходу. И вдруг, пробираясь через ряды, ко мне подошла одна из бортпроводниц. Уточнив моё имя и фамилию, она с вежливой улыбкой попросила остаться на месте, пока все не выйдут."Ну, всё! Началось!" — мелькнуло у меня в голове. Через несколько минут по рации раздался хриплый мужской голос:"Можете выводить!"Бортпроводница жестом указала на выход. Время будто замедлилось, ноги стали тяжёлыми, словно налитыми свинцом, но я всё равно продолжал идти вперёд.