Воспоминания из неволи

Tem Noor (2024)

Жизнь главного героя, выходца из Казахстана, переворачивается, когда его арестовывают в Сан-Франциско по ордеру Интерпола за махинации, причинившие многомиллионный ущерб. Он оказывается в иммиграционной тюрьме США, а затем его отправляют на родину, где его ждёт жестокая реальность: изоляторы и исправительная колония. Герой сталкивается с криминальными группировками, унижениями и суровыми порядками, но сохраняет свои принципы и внутреннюю стойкость. Это история о человеке, который, несмотря на испытания, сумел сохранить своё достоинство и остаться верным себе в условиях, где каждый день — борьба за выживание.

Глава 7

Сквозь сон я услышал, как женский голос за стойкой пытался произнести моё имя. Пульсирующая боль сдавливала голову, ноги затекли от неудобного положения. С трудом поднявшись, я поплёлся к офицеру.

Она быстро выполнила необходимые формальности: сняла отпечатки пальцев, сделала фото в профиль и анфас с табличкой. «Сэр, вот пластиковый пакет и красная форма. Переоденьтесь и положите все личные вещи в этот пакет». На запястье щёлкнула металлическая бирка с номером — теперь я был арестантом №110425.

Офицер, узнав о моём происхождении и языках, которыми я владею, улыбнулась: «Вам повезло! В блоке “С”, куда вас направляют, есть парень по имени Антон, он тоже русский».

И нет, меня не поливали холодной водой, не заставляли раздеваться или брить голову. Это был просто переход в новую реальность. Лифт, спустившийся на два уровня ниже, привёз нас в гигантский коридор. Блоки «С» и «В» располагались по обе стороны. Мы остановились у зелёной металлической двери, которая по команде офицера на вышке открылась и сразу закрылась за мной.

Блок «С» оказался двухуровневым просторным помещением, рассчитанным на 50 человек. Это показалось роскошью по сравнению с казахстанскими тюрьмами. Все арестанты носили красную форму — в отличие от заключённых в оранжевой униформе в других блоках, где содержались граждане США, нарушившие закон.

Первый этаж был занят 25 двухъярусными койками. Половину пространства занимали кровати, и хотя света здесь не было — только неоновые лампы, отключаемые ночью — я чувствовал слабые приступы клаустрофобии, не вынося этой части блока. Остальная половина первого этажа была открытым пространством: напротив коек висел большой телевизор с плоским экраном, который все могли смотреть прямо с кроватей. В центре стоял металлический стол без острых углов, наглухо прикрученный к полу. Рядом с ним, чуть поодаль, была лестница, ведущая на второй этаж, а под ней находилась огороженная зона с душевыми и туалетами.

Когда я взглянул на верхушки зелёных деревьев, видневшихся из маленьких окон у самого потолка, мне стало ясно, что второй этаж блока был на одном уровне с улицей. Здесь, в отличие от нижнего этажа, было легче дышать, и пространство казалось более свободным. На втором уровне стояли только пять металлических столов, расположенных на значительном расстоянии друг от друга. Во всём блоке не было камер — за всем наблюдал дежурный офицер на стеклянной вышке, откуда он мог следить за большей частью помещения.

При входе меня встретила группа латиноамериканцев, которые, казалось, неодобрительно смотрели в мою сторону. У всех были прилизанные волосы, и они напоминали мафиози, но с латиноамериканской внешностью. Один из них, лысый мужчина с татуировкой дьявола и трёх шестерок на руках, начал громко говорить на испанском, энергично жестикулируя. У меня невольно возник вопрос: «Куда это я попал?»

Я быстро направился к рядам коек и занял единственное свободное место на втором этаже, рядом с толстым бородатым индусом, сидевшим в позе лотоса. Пока я стелил постель, краем глаза заметил, как один из латиноамериканцев отделился от группы и двинулся в мою сторону. Внутренне напрягшись, я подумал: «Только не это. Не хватало ещё неприятностей!»

Подошедший мужчина выглядел на сорок лет. Он обратился ко мне с дружелюбной улыбкой: «Ола, амиго, комо эстас? Не бойся, здесь тебя никто не тронет! Меня зовут Рамон». В его английской речи чувствовался сильный акцент, характерный для мексиканских иммигрантов.

Рамон быстро завоевал моё доверие. Он предложил показать мне тюрьму, объяснил внутренние правила и указал на угол, где арестанты оставляли неиспользованные предметы гигиены — шампунь, одноразовые лезвия для бритья, запечатанные расчёски. «Можешь брать, амиго, это для новеньких, у которых ничего с собой нет», — пояснил он. Узнав, что у меня есть дети, он проявил искреннее сочувствие — сам он был отцом двоих несовершеннолетних.

Рамон был дружелюбен и на прощание похлопал меня по плечу, как будто уверяя, что здесь всё в порядке. Посоветовав мне хорошенько выспаться после его импровизированной экскурсии, он удалился, оставив меня с чувством хоть какой-то уверенности.