Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Игорь Матрёнин, 2019

В этой книге «Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки», состоящей из совершенно разных по стилю и тематике 836-ти глав, трагикомически описана странная жизнь вокалиста и автора песен реально существующей рок-группы «Алкоголь – его забавные взлёты и печальные падения, «безответное» сотрудничество с известнейшими продюсерами России и весьма популярными отечественными музыкантами, его любовные «запутки», дикие сны, магические сказки, недописанные сценарии… и просто сотни безумно смешных, грустных до боли и дичайших по нелепости зарисовок ситуаций, что происходили с ним, его друзьями и «завистниками» и прочими случайными гражданами нашей общей Отчизны и остального «иностранного» мира.

Когда я выхожу на большую запись…

Я, скорее всего, вновь неприлично повторяюсь, будто старенький дед-маразматик, но однажды, «в молочной нашей юности» мой тогдашний «по-хорошему» чокнутый гитарист Лёшка Каулин «выдал мне во временное пользование» (годика на эдак два) отцовский советский катушечник. И что ещё важнее, плюс к вожделенному магнитофону все драгоценные ленты с музыкой такой затейливой и в таком противоестественном количестве, что это уже было не просто чем-то банально «необыкновенным», а без сомнения, «игриво указующим перстом судьбы», если хотите. Ну а если уж не хотите, то хоть попытайтесь, да попробуйте осознать то «кое-что», случившееся со мной: в тогдашнем «Совке» провинциальному подростку — и всю пёструю до безумия историю «рокенрола» в одно мгновение! Чудо, Божественный Подарок! И я вовсе даже не собирался развязно пошутить сейчас.

И ещё здоровенная «меломанская тетрадь» в придачу! Да и не тетрадью она была даже, а огромным альбомом-фолиантом, вроде зловещего школьного журнала, только не разлинованного, а, наоборот, сияющего радугой. Полнейшая иллюстрация того, что запечатлено на волнительных бобинах моего детства — названия песенок, вызубренные навеки составы, расфуфыренные логотипы, решительно всё!

Отца Лёхи я видел редко. По-моему, он был какой-то классический комсомольский бонза, во всяком случае, стереотипно внешне он мне таким казался: моложавый, с номенклатурными «филатовскими» усиками и вечным новым «винилом» под мышкой, ну как же не «комса́»?

А вот красивая мама Лёхи неизменно встречала нас томным потягиванием, напоминая мне очень соблазнительную и порочную Лору Лайнс из нашего «Холмса» в исполнении прекрасной Аллы Демидовой. Видя первую волосатую личность, заползающую в дом, она лениво тянула: «О-о-о, «малчик»!». Когда появлялся второй нечёсаный персонаж, не меняя интонирования, произносилось: «Ещё «малчик»!».

Если её не было дома, то можно было тайком порыться в пузатых шкафах и найти там, скажем, завораживающий дух альбом репродукций любителя преисподней гражданина Босха, размером метр на метр или же глянцевую подборку полупорнушного Бидструпа. Ни у меня, ни у моих тогдашних невежд-корешей невозможно было даже измыслить себе эдаких сугубо запрещённых, а потому манящих сокровищ.

В общем, ответственно считаю, что развивался я, без сомнения, правильно, хоть и в разрушительном «рокенрольном» направлении. Прибавьте сюда вожделенные кассеты, что опрометчиво проносились домой моим беспечным отцом. Интересного мне там было крайне мало, но перепадал ведь по случаю и тощий Джон Леннон и пухленький Пресли, так что томительное ожидание добычи всегда присутствовало.

Отлично помню «дивный образ» ещё одного дядечки «под шестьдесят» типично «фарцовской» внешности и одеяний, знакомого моего легкомысленного папки. Многое, что являлось непременными атрибутами соцбыта — «скучнючие» Джеймс Ласт, Фаусто Папетти, «Арабески» с «Баккарой», почему-то какие-то дикие певцы-эмигранты, инфантильная японская эстрада и обязательный Высоцкий, всё запросто доставалось через этого «незаменимого деятеля». Для отца — бесплатно, для иных — не совсем. Промышленным оптом он беспрестанно добывал где-то все эти жутковатые в основном новинки и реализовывал ограниченным и непросвещённым гражданам СССР под видом музыкальных иллюстраций «сладкой жизни» там, за манящим бугром.

Если бы вы только могли слышать, как он значительно говаривал: «Когда я выхожу на большую запись…». Серьёзность этой акции не должна была вызывать ни капли сомнения у «простых смертных» от убогого, кастрированного «соц-меломанства». «Различнейшие» ширпотребные «Бони Эмы» и Поли Мориа со временем сменили более модные «общероссийские» «Скотчи», «Видео-кидсы», «Модерн Токинги» и «Бэд Бойзы», но вальяжный дядечка неизменно захаживал к нам и важно выдавал довольному отцу разноцветные кассетки со «второй записью с пласта» (первая была только у Самого).

Чуть позднее он почему-то резко исчез — наверное, конъюнктура капризного музыкального рынка стала совсем уж ему чуждой, и монаршее время его кануло в Лету вместе с рухнувшим, искусственным, но трогательным иногда строем.