Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Игорь Матрёнин, 2019

В этой книге «Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки», состоящей из совершенно разных по стилю и тематике 836-ти глав, трагикомически описана странная жизнь вокалиста и автора песен реально существующей рок-группы «Алкоголь – его забавные взлёты и печальные падения, «безответное» сотрудничество с известнейшими продюсерами России и весьма популярными отечественными музыкантами, его любовные «запутки», дикие сны, магические сказки, недописанные сценарии… и просто сотни безумно смешных, грустных до боли и дичайших по нелепости зарисовок ситуаций, что происходили с ним, его друзьями и «завистниками» и прочими случайными гражданами нашей общей Отчизны и остального «иностранного» мира.

Папа

Мой любимый и лучший на свете папка весьма странный и очень-очень хороший человек. Таких исключительных людей на суровой планете Земля крайне мало и, собственно, именно на них она, сердешная, пока и держится.

Я «до головокружения от успехов» счастлив, что его специфическое чувство юмора передалось и мне по, так сказать, закономерному генетическому наследству. Ну я очень надеюсь, что передалось. А счастлив и горд я, ребятушки, потому, что все невероятные байки, уникальные его штучки, им же придуманные словечки, а главное, неподражаемая шутовская манера рассказчика — это драгоценное достояние народной культуры, и вот это сейчас совершенно серьёзно! Ну а я «по мере скромных сил» продолжаю вместе с ним нести эту самую «культуру в массы».

Чего стоит одно только его знаменитое «втете́рить», что означает почему-то смачно выпить, в смысле, лихо опрокинуть рюмочку. Или, к примеру, «тру́мцух-дуту́хцух» — это не что иное, как обозначение сугубо кривой музыки, что я при нём иногда опрометчиво запускаю. Ну а спиртосодержащий напиток непотребно низкого качества на дивном языке папульки имеет какой-то просто турецкий колорит, встречайте, это будет «са́рза-ва́рза»!

Один из самых загадочных неологизмов моего чудного папки немедленно вырывается из него, как «хохмо-реакция» на вычурное пижонство или праздную псевдоинтеллектуальную болтологию. «Таких» беспощадный на словцо отец уничижительно гвоздил к забору следующим: «Джон Пистон по кличке «жопа»! Что это, вообще, и откуда? Не ищите напрасно, я уже старательно излазил до мозолей весь необъятный «и-нет».

Как то, повествуя о некоем «мещанском» скандале, что затеял среди многочисленной родни некий отчаянный персонаж, мой папулька употребил совершенно удивительный оборот: «И тут он начинает рушить родственные связи…». Какова литературная силища, а?

А вот ещё один ехидный приговор одному капризному самодуру-начальничку, который в безумии требовал немедленно исполнить такие невероятные вещи, что сие очень попахивало произволом диктатора: «Ну-у, это всё равно что, представьте — восемь женщин в комнате, а им ответственно приказано родить ровно через месяц всем вместе и в одно и то же время». Дикий разгоняй в начале недели, получаемый от совсем уж распоясавшегося руководства, у отца превращается в: «А в понедельник он такую срезку дает…». Про противоестественное количество технического спирта («массандры» в простонародии) у счастливых заводских техников сатирик-папа бронебойно «отжёг»: «Ну это я не знаю сколько… Это Санахта впадает в Волгу, вот как-то так!».

Помню очень смешной рассказ о трогательном соседе-интеллигенте, что тихонько уж спился, но всё же пытался ещё держать хоть какую-то «марку с фасоном», почтительно расшаркиваясь и подчеркнуто выдавая почти дореволюционные «желаю здравствовать», «будьте любезны, сударыня» и прочие вычурные галантности. А пьян он в сей момент, надо сказать, уже прямо-таки в степени вызывающей, и это несоответствие провоцирует такую широкую улыбку, что не всегда-то и спрячешь из пущей деликатности.

Так вот, как-то осенним сыроватым вечерком домовитый папа покупал к столу ординарного советского винца и случайно обнаружил этого «членкора» в соседней «вино-водочному лабазу» забегаловке, томно берущего традиционные «сто пятьдесят». Разливающая продавщица сердобольно предложила «конфеточку на закусь», на что, покачиваясь изящным кавалером, дядечка-интеллигент мягко так «по-профессорски» ей ответствовал: «Вы знаете… Э-э-э… Если можно… М-м-м… Мне-е… Печеньице…».

Если бы только «имели счастие» видеть, как в лицах и образах такую «моно-антрепризу» показывает мой отец, вы навсегда забыли бы дорогу в театр — он казался бы вам с этого момента сборищем самодеятельных выскочек.

Или вот вам ещё — знаменитые папкины «бегунчики». Так окрестил он великовозрастных «алкалоидов» из их тогдашней компании, что тайно «разминались» отдельно, заранее до назначенной вечеринки, прямо перед ломившимся всяческим «коньячно-водочным» столом, сбежав от жён, коллег по «соцтруду» и деток, где-нибудь возле сараев. «Ну вот надо им, ну хоть бутылочку, да хренова портвейна, ну для головной боли, бегунчикам, ты понимаешь?» — весело припечатывал он этих вечных адептов подростковой сопливой романтики.

Иногда же милый мой папка бывает таким наивным, что мне его немного по-доброму жалко. Как-то, будучи ещё весьма мелким охламоном, я сиживал на коленях в своей крохотной комнатке и слушал «милое сердцу «хеви». Неожиданно вошел отец и, завидев меня в этой подозрительной буддистской позе, обеспокоенно спросил: «Сынок, ты что, стал жертвой какого-то культа? Зачем ты так сидишь, ты молишься что ли?!». А я-то всего лишь проделывал пошлейшую растяжку для каратэ или брейк-данса, не помню, чем уж я тогда по глупости увлекался. Как же долго и как же нелегко пришлось мне переубеждать перепуганного папу, что сыночек его не попал в коварные сети сектантов, и щупальца зомбирующей религии не обвили юное сердце. Не факт, что он и сейчас-то так иногда не подумывает в недоверии.

А ещё была у нас в школьные годы в самой пиковой моде «нововолновая» стрижечка с очень длинной косой чёлкой. Я, естественно, завёл себе такую же. «Прозорливый» отец, критически оглядев меня, мрачно процедил сквозь зубы: «Знаю-знаю, под кого вы работаете…». Вы не поверите, но он посчитал, что мы дружно «косим» под… Гитлера!!! Ни ухом, ни рылом мы не имели в виду этого визгливого упыря и душегуба! Но наша советская пропаганда неумолимо и грамотно делала своё правое дело, и подозрения старших тут же пали на тогдашние нехитрые «брейк-дансовые» причиндалы.

Кстати, был вполне себе реальный случай, когда на школьной убогой дискотеке одного парня с такой вот «подозрительной» чёлкой представители от райкома комсомола в коалиции с фанатиками «ДНД-шниками» «попросили» зачесать чёлочку на другую сторону, ибо на эту зачёс был «сами знаете, у кого». Да-а-а, я ещё успел застать «совдеповский» маразм в самом своём забродившем соку!

А ведь были в свои стародавние времена «дела и делишки», когда меня, гнусно заламывая руки, заставили снять значок тевтонцев из группы «Accept» на первомайской демонстрации, грозя чуть ли не «сроком» за политическую диверсию. Уже через год «диссидентский» «Ровесник» напечатал статью о моей любимой команде, и я с наслаждением ткнул в трусливую личину тогдашнему, окрылённому властью комсомольскому вожаку свирепую физиономию Удо Диркшнайдера в праведном гневе.

Ну вот, опять меня с грохотом понесло по кочкам, и я пристыжено возвращаюсь к основному вопросу, уж «пардоньте», за врождённую мою шизофрению!

Мой милый папка бывает, конечно, гневлив без меры, но я-то знаю, как он тяжело переживает наши нелепые судьбы — мою и младшего братишки Женьки. Родные наши папа и мамулька так хотели, чтобы мы сделали блестящие карьеры, стали богатенькими и заслужили «крутые уважухи» в недалёких обывательских кругах, а вышло… Старший — маргинал, который занимается только сомнительными видами промысла, как то: «игрой на балалайке», сочинительством никчемных песенок и пением их по кабакам, а меньшой запутался в жизни ничуть не меньше, и назвать его миллионером также как-то не поднимается рука.

Зато мы вас так нежно, до боли в сердце любим, дорогие вы наши и замечательные мамка-папка, самые лучшие и самые красивые «предки» на свете!