Неточные совпадения
— Он ничего и никогда сам об этой истории со мною не говорил, — осторожно
отвечал Разумихин, — но я кой-что слышал от самой
госпожи Зарницыной, которая тоже, в своем роде, не из рассказчиц, и что слышал, то, пожалуй, несколько даже и странно…
— Кто ж его знает! —
ответил Базаров, — всего вероятнее, что ничего не думает. — Русский мужик — это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала
госпожа Ратклифф. [
Госпожа Ратклиф (Редклифф) — английская писательница (1764–1823). Для ее произведений характерны описания фантастических ужасов и таинственных происшествий.] Кто его поймет? Он сам себя не понимает.
Слово «надрыв», только что произнесенное
госпожой Хохлаковой, заставило его почти вздрогнуть, потому что именно в эту ночь, полупроснувшись на рассвете, он вдруг, вероятно
отвечая своему сновидению, произнес: «Надрыв, надрыв!» Снилась же ему всю ночь вчерашняя сцена у Катерины Ивановны.
— Довольно, Дмитрий Федорович, довольно! — настойчиво прервала
госпожа Хохлакова. — Вопрос: едете вы на прииски или нет, решились ли вы вполне,
отвечайте математически.
Мать постоянно
отвечала, что «
госпожой и хозяйкой по-прежнему остается матушка», то есть моя бабушка, и велела сказать это крестьянам; но отец сказал им, что молодая барыня нездорова.
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?»
Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь,
госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.
— Что за
госпожа!.. Женщина, как видно, умная! —
отвечал Живин.
— Происходило то… —
отвечала ему Фатеева, — когда Катя написала ко мне в Москву, разные приближенные
госпожи, боясь моего возвращения, так успели его восстановить против меня, что, когда я приехала и вошла к нему, он не глядит на меня, не
отвечает на мои слова, — каково мне было это вынести и сделать вид, что как будто бы я не замечаю ничего этого.
— Нет, надо полагать, чтобы не так тяжел запах был; запаху масляного его супруга,
госпожа директорша, очень не любит, —
отвечал Николай Силыч и так лукаво подмигнул, что истинный смысл его слов нетрудно было угадать.
— Суфлер, ваше превосходительство, —
отвечало пальто. — Так как труппа наша имеет прибыть сюда, и
госпожа Минаева, первая, значит, наша драматическая актриса, стали мне говорить. «Ты теперь, говорит, Михеич, едешь ранее нашего, явись, значит, прямо к господину вице-губернатору и записку, говорит, предоставь ему от меня». Записочку, ваше превосходительство, предоставить приказано.
— Да, я недурно копирую, —
отвечал он и снова обратился к Калиновичу: — В заключение всего-с: этот господин влюбляется в очень миленькую даму, жену весьма почтенного человека, которая была, пожалуй, несколько кокетка, может быть, несколько и завлекала его, даже не мудрено, что он ей и нравился, потому что действительно был чрезвычайно красивый мужчина — высокий, статный, с этими густыми черными волосами, с орлиным, римским носом; на щеках, как два розовых листа, врезан румянец; но все-таки между ним и какой-нибудь
госпожою в ранге действительной статской советницы оставался salto mortale…
Аггей Никитич почти не расшаркался перед Екатериной Петровной; но она, напротив, окинула его с головы до ног внимательнейшим взором, — зато уж на пани Вибель взглянула чересчур свысока; Марья Станиславовна, однако, не потерялась и
ответила этой черномазой
госпоже тем гордым взглядом, к какому способны соплеменницы Марины Мнишек [Марина Мнишек (ум. после июля 1614 г.) — жена первого и второго Лжедмитриев, польская авантюристка.], что, по-видимому, очень понравилось камер-юнкеру, который, желая хорошенько рассмотреть молодую дамочку, выкинул ради этого — движением личного мускула — из глаза свое стеклышко, так как сквозь него он ничего не видел и носил его только для моды.
«Где они? кричу, где?» А эта
госпожа, моя родительница,
отвечает: «Не сердись, говорит, друг мой Варнашенька (очень хорошее имя, изволите видеть, дали, чтоб его еще переделывать в Варнашенек да в Черташенек), не сердись, говорит, их начальство к себе потребовало».
— А я, —
отвечает оный малютка, — есмь крепостной человек ее превосходительства Марфы Андревны, Николаи Афанасьев, — и, таким образом мне отрекомендовавшись, сия крошечная особа при сем снова напомнила мне, что
госпожа его меня ожидает.
Пойдут друг другу набавлять и набавляют, и опять рассердится Марфа Андревна, вскрикнет: «Я, матушка, своими людьми не торгую», а
госпожа Вихиорова тоже
отвечают, что и они не торгуют, так и опять велят нам с Меттой Ивановной прощаться.
— Они посмотрели на меня и изволят князю Голицыну говорить по-французски: «Ах, какой миниатюрный экземпляр! чей, любопытствуют, это такой?» Князь Голицын, вижу, в затруднительности
ответить; а я, как французскую речь могу понимать, сам и
отвечаю: «
Госпожи Плодомасовой, ваше императорское величество».
— А это два рубля, милостивая
госпожа, —
ответил за Анну Матвей.
— Про
госпожу Мансурову, — неохотно
ответил Алексей.
— Я удивляюсь, как вы прежде этого не заметили, —
отвечала госпожа Проходимцева, которая и с своей стороны употребляла все усилия, чтобы заставить Надежду Петровну позабыть о прошедшем. — Да и губы-то не больно мудрящие!
— Да-с, готов, —
отвечал Долинский, — и полагает, что его благородной
госпоже будет гораздо полезнее теперь пройтись по свежему воздуху, чем спорить и кипятиться.
— Здравствуйте! —
отвечала госпожа Жиглинская, не поднимаясь с своего места: она ожидала, что князь непременно к ней войдет, но он не входил. — Благодарю за салоп! — прибавила
госпожа Жиглинская.
— Отчего же не принять?.. Прими! Пускай посидит тут и посмотрит, —
отвечала госпожа Жиглинская явно уже с насмешкой.
—
Госпожа такая, что дама… благородного звания… —
отвечал Елпидифор Мартыныч с ударением. — Смолоду красавица была!.. Ах, какая красавица! — прибавил он и закрыл даже при этом глаза, как бы желая себе яснее вообразить Елизавету Петровну в ее молодости.
— Прощайте! —
отвечала ему
госпожа Жиглинская, опять-таки предчувствуя, что он сейчас именно и едет исполнить ее поручение.
— Бывает-с это! —
отвечал ей Миклаков торопливо. — И, по-моему, лучшее от того лекарство — самолюбие; всякий должен при этом вспомнить, что неужели он все свое человеческое достоинство поставит в зависимость от капризной воли какого-нибудь господина или
госпожи. Нас разлюбили, ну и прекрасно: и мы разлюбим!
— Да я всегда такая-с! —
отвечала горничная, втягивая в себя с храпом воздух: ей главным образом смешно было вспомнить, что именно болит у ее
госпожи.
— Разумеется!.. Намерение мое такое, чтобы и дни мои закончить около этой
госпожи, —
отвечал Бегушев.
Когда Домна Осиповна спросила дворника, куда эта
госпожа переезжает, тот
отвечал ей, что в Грузины, в дом господина Грохова, незадолго перед тем им купленный.
— Марья Александровна, кажется, очень рады, что князь не достался этой франтихе, Анне Николаевне. А ведь уверяла все, что родня ему. То-то разрывается, должно быть, теперь от досады! — заметила Настасья Петровна; но заметив, что ей не
отвечают, и взглянув на Зину и на Павла Александровича,
госпожа Зяблова тотчас догадалась и вышла, как будто за делом, из комнаты. Она, впрочем, немедленно вознаградила себя, остановилась у дверей и стала подслушивать.
— А мне какое дело! — сказала Марья Александровна,
отвечая через плечо
госпоже Зябловой.
Пойдут друг другу набавлять и набавляют, набавляют, и потом рассердится Марфа Андревна, вскрикнет: «Я, матушка, своими людьми не торгую», а
госпожа Вихиорова тоже
отвечают, что и оне не торгуют, — так и опять велят нам с Меттой Ивановной прощаться.
— Точно так-с, — строго
ответил Чаликов, но тотчас же узнал Анну Акимовну и вскрикнул: —
Госпожа Глаголева! Анна Акимовна! — и вдруг задохнулся и всплеснул руками, как бы от страшного испуга. — Благодетельница!
— На ветер лаять все можно, —
отвечал Яков Иванов, — а коли человек в рассудке, так он никогда сказать того не может, чтоб
госпожа наша внучки своей не любила всем сердцем, только конечно, что по своей привязанности к ним ожидали, что какой-нибудь принц или граф будет им супругом, и сколь много у нашей барышни ни было женихов по губернии, всем генеральша одно
отвечала: «Ищите себе другой невесты, а Оленька моя вам не пара, если быть ей в замужестве, так быть за придворным».
Один из этих мужчин
отвечает ей: «Я Иван Фаддеич, и вы,
госпожа генеральша, пожалуйте вашу внуку, которую вы у мужа отняли».
— Я был, сударь, —
отвечал старик, зажимая глаза и как бы сбираясь с мыслями, — был, по-нашему, по-старинному сказать, главный дворецкий: одно дело — вся лакейская прислуга, а их было человек двадцать с музыкантами, все под моей командой были, а паче того, сервировка к столу: покойная
госпожа наша не любила, чтобы попросту это было, каждый день парад!
— Чехвальство чехвальством, —
отвечал Яков Иванов, — конечно, и самолюбие они большое имели, но паче того и выгоды свои из того извлекали: примерно так доложить, по губернскому правлению именье теперь в продажу идет, и
госпожа наша хоть бы по дружественному расположению начальников губернии, на какое только оком своим взглянут, то и будет наше.
— Малолетних, сударь, теперь наше имение. За малолетными, за правнуками
госпожи нашей числится оно, —
отвечал Яков Иванов.
— А и сдали, —
отвечала Грачиха, — не любила, сударь, их
госпожа генеральша мужиков своих под красную шапку отдавать, все ей были нужны да надобны, так дворянин на ту пору небогатенькой прилучился: дурашной этакой с роду, маленького, что ли, изурочили, головища большая, плоская была, а разума очень мало имел: ни счету, ни дней, ничего не знал.
— Вначале я и не знаю хорошенько, без меня это было, в Питербурге тогда целый год по делам
госпожи хлопотал, —
отвечал Яков Иванов, — вон она вам лучше расскажет, на ее глазах все это происходило, — прибавил он, указав головой на жену.
— Соседка тут была около нас, бедная дворянка, —
отвечал он, — так за сына ее изволила выйти, молодого офицера, всего еще в прапорщичьем чине, и так как крестником нашей старой
госпоже приходился, приехал тогда в отпуск, является: «Маменька да маменька крестная, не оставьте вашими милостями, позвольте бывать у вас».
— Господ мы были:
госпожи гоф-интенданши [Гоф-интендантша — жена придворного чиновника, заведовавшего дворцами и садами. С 1797 года Гофинтендантская контора была подчинена обер-гофмаршалу.] Пасмуровой, —
отвечал слепец внушительно.
— Так точно-с, —
отвечал таинственный человек с горькой улыбкой. — Я сбиваюсь, я не то хотел спросить, извините меня; я хотел сказать, не видали ль вы одной
госпожи в лисьем салопе, в темном бархатном капоре с черной вуалью?
Разнеслась по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная на перекрестке улиц и предает свое прекрасное тело ласканиям юношей. И пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные
госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся толпу неистовых. И подняли громкий крик, укоряли бесстыдных и повелевали им разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только воплями распаленной страсти
отвечали им юноши.
—
Госпожа, ты так легко одета, —
отвечал Мафальде неведомый посетитель, — длинны и густы твои черные косы, но все-таки они не закрывают совсем твоих восхитительных ног, и если я выйду сейчас, то тебе,
госпожа, будет стыдно.
— Несуразное толкуете, девочка! — вступился за меня отечески добрый ко всем нам священник. —
Госпожа Израэл примерно прежние уроки
отвечала, и теперь я болезнью только и могу объяснить ее забывчивость! Щите с Богом, деточка, к следующему уроку вы все это хорошенько усвоите! — и священник, ласково кивнув головой, отпустил меня.
— Немножко ничего, —
ответил Евангел, — а много опасайтесь. У
госпожи Глафиры Васильевны тоже родился сын.
Висленев, не желая продолжать этого разговора,
отвечал, что в его положении ничего подобного нет, да и быть не может, как по характеру
госпожи Бодростиной, так особенно по его личному характеру, о котором он отозвался с большим почтением, как о характере, не допускающем ни малейшей приниженности.
Спросила я однажды
госпожу, отчего это так, а она
ответила: перестает нравиться то, что нравилось; перестают любить, что любили.
— О
госпожа! —
отвечал я, — всякий питается тем, чем он может добыть себе пищу, и хорошо, если он живет не на счет другого и не делает несчастия ближних.
— Не осуждай меня, юная
госпожа, —
отвечал я, — я не жестокий человек, а выучка этого пса относится к моему ремеслу, которым мы с ним оба питаемся.