Неточные совпадения
Позови сюда трактирного слугу! (К городничему и Добчинскому.)А
что же вы стоите?
Сделайте милость, садитесь. (Добчинскому.)Садитесь, прошу покорнейше.
Дворовый,
что у барина
Стоял за стулом с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся
же Господу
За долголетье барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то глянули
На верного слугу;
Однако —
делать нечего! —
Фуражки сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о том
же, о
чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Софья. Сегодня, однако
же, в первый раз здешняя хозяйка переменила со мною свой поступок. Услышав,
что дядюшка мой
делает меня наследницею, вдруг из грубой и бранчивой сделалась ласковою до самой низкости, и я по всем ее обинякам вижу,
что прочит меня в невесты своему сыну.
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да
что ты станешь
делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот
же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни
делали, я ни на кого не бил челом, а всякий убыток,
чем за ним ходить, сдеру с своих
же крестьян, так и концы в воду.
2) Ферапонтов, Фотий Петрович, бригадир. Бывый брадобрей оного
же герцога Курляндского. Многократно
делал походы против недоимщиков и столь был охоч до зрелищ,
что никому без себя сечь не доверял. В 1738 году, быв в лесу, растерзан собаками.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка".
Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили,
что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал,
что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда
же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
На третий день
сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство,
что вот человек игру играет, а в то
же время и кур ловит; но так как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали,
что так следует"по игре", и успокоились.
Прямая линия соблазняла его не ради того,
что она в то
же время есть и кратчайшая — ему нечего было
делать с краткостью, — а ради того,
что по ней можно было весь век маршировать и ни до
чего не домаршироваться.
— Мнишь ты всех людей добродетельными
сделать, а про то позабыл,
что добродетель не от себя, а от бога, и от бога
же всякому человеку пристойное место указано.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы,
что, когда затих в воздухе последний удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут
же повалился на землю и захрапел, не
сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.
Когда
же появился Вронский, она еще более была рада, утвердившись в своем мнении,
что Кити должна
сделать не просто хорошую, но блестящую партию.
Точно так
же я должен буду решать,
что должен
делать с ней.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался
сделать что-нибудь такое,
что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал,
что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том,
что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь
же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность,
что дело его необходимо, видел,
что оно спорится гораздо лучше,
чем прежде, и
что оно всё становится больше и больше.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он
же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое,
что делают никуда негодившиеся люди.
Варенька
сделала просто и естественно, как и всё,
что она
делала, движение, среднее между поклоном и приседанием, и тотчас
же заговорила с князем, как она говорила со всеми, нестесненно и просто.
Что же ему оставалось
делать?
— Войдем
же. Ну,
что ты
делаешь?
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну,
что ваша бедная сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу,
что она
сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому,
что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь. Ну, расскажите
же мне про нее.
И хотя он тотчас
же подумал о том, как бессмысленна его просьба о том, чтоб они не были убиты дубом, который уже упал теперь, он повторил ее, зная,
что лучше этой бессмысленной молитвы он ничего не может
сделать.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще
сделав себе расписанье дня, он решил,
что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене
же он заедет потому,
что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
— Вот-вот именно, — поспешно обратилась к нему княгиня Мягкая. — Но дело в том,
что Анну я вам не отдам. Она такая славная, милая.
Что же ей
делать, если все влюблены в нее и как тени ходят за ней?
Левин
сделал то
же,
что Степан Аркадьич, и взял стакан.
— Он всё не хочет давать мне развода! Ну
что же мне
делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите
же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому
что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость,
что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
Стремов
же отстранился,
делая вид,
что он только слепо следовал плану Каренина и теперь сам удивлен и возмущен тем,
что сделано.
— Отчего
же? Я не вижу этого. Позволь мне думать,
что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь,
сделай это, приезжай к жене.
— Я помню про детей и поэтому всё в мире
сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю,
чем я спасу их: тем ли,
что увезу от отца, или тем,
что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того…
что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите
же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
Это говорилось с тем
же удовольствием, с каким молодую женщину называют «madame» и по имени мужа. Неведовский
делал вид,
что он не только равнодушен, но и презирает это звание, но очевидно было,
что он счастлив и держит себя под уздцы, чтобы не выразить восторга, не подобающего той новой, либеральной среде, в которой все находились.
Было что-то оскорбительное в том,
что он сказал: «вот это хорошо», как говорят ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но,
сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так
же весело.
— Вот оно! Вот оно! — смеясь сказал Серпуховской. — Я
же начал с того,
что я слышал про тебя, про твой отказ… Разумеется, я тебя одобрил. Но на всё есть манера. И я думаю,
что самый поступок хорош, но ты его
сделал не так, как надо.
— Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только
делать там нечего —
что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он вам докажет,
что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя
же не верить в пользу восьми тысяч.
Ему казалось,
что при нормальном развитии богатства в государстве все эти явления наступают, только когда на земледелие положен уже значительный труд, когда оно стало в правильные, по крайней мере, в определенные условия;
что богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы другие отрасли богатства не опережали земледелия;
что сообразно с известным состоянием земледелия должны быть соответствующие ему и пути сообщения, и
что при нашем неправильном пользовании землей железные дороги, вызванные не экономическою, но политическою необходимостью, были преждевременны и, вместо содействия земледелию, которого ожидали от них, опередив земледелие и вызвав развитие промышленности и кредита, остановили его, и
что потому, так
же как одностороннее и преждевременное развитие органа в животном помешало бы его общему развитию, так для общего развития богатства в России кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только
сделали вред, отстранив главный очередной вопрос устройства земледелия.
В его интересах было то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то,
что он
делает; работнику
же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
«Ну, так
что же я
сделаю?
Левин уже давно
сделал замечание,
что, когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал,
что это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило не надолго. Он с другого
же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные места.
Он думал о том,
что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу
же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это
сделать.
Что?
Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то
делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего
же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
Но больной, хотя и, казалось, был равнодушен к этому, не сердился, а только стыдился, вообще
же как будто интересовался тем,
что она над ним
делала.
Но это говорили его вещи, другой
же голос в душе говорил,
что не надо подчиняться прошедшему и
что с собой
сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Она послушала его, притворяясь,
что ищет, чтобы
сделать ему удовольствие, излазила кочкарник и вернулась к прежнему месту и тотчас
же опять почувствовала их.
Я считаю,
что для меня обязанность отправляться на съезд, обсуждать дело мужика о лошади так
же важна, как и всё,
что я могу
сделать.
—
Чего же бабенкам
делать? Вынесут кучки на дорогу, а телега подъедет.
Левин доказывал,
что ошибка Вагнера и всех его последователей в том,
что музыка хочет переходить в область чужого искусства,
что так
же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц,
что должна
делать живопись, и, как пример такой ошибки, он привел скульптора, который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры поэта на пьедестале.
«И разве не то
же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того,
что он давно знает и так верно знает,
что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа,
что он вперед знает так
же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому,
что всем известно?»
— Но для
чего же мы не
делаем как купцы? На лубок не срубаем сад? — возвращаясь к поразившей его мысли, сказал Левин.
— Положим, не завидует, потому
что у него талант; но ему досадно,
что придворный и богатый человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного труда
делает то
же, если не лучше,
чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.