Секрет кладбищенского дуба

Елена Маркина (2024)

Майя Воробьёва ненавидит свою жизнь — абьюз, наркотики, грязь и бедность. Девушка совершает попытку уйти из жизни, но её спасает… ушедшая из жизни утопленница Кэт. Вместе подругам предстоит разобраться во многом: что произошло с пропавшей матерью Майи? почему девушка начала видеть нежить? как на самом деле погибла Кэт? а что на уме у Влады Морозовой — неформалки, ненавидящей Майю? А ведь никто из девушек не знает, что на каждую из них у Хранителя Дуба свои планы…

Глава 3

Пока Майя бежала до подъезда своего дома, она вымокла до последней нитки. Ей было жутко холодно, нижняя челюсть снова начала трястись, и зубы ударялись друг о друга; всё тело покрылось мурашками. Вместо хвостика на голове у неё была мокрая спутанная в комок мочалка. Впрочем, её голову продолжала занимать лишь одна мысль. Мысль, от которой её трясло сильнее, чем от воды и холода. «План Б».

Майя точно знала смертельную дозу очень многих наркотиков, даже тех, которые не пробовала сама. Этот опыт ей передался, конечно же, не из книг, не из научной литературы, не из кино, а из жизни, а точнее, смерти её знакомых. Другой вещью, которую Майя точно знала, было вот что: такая доза имелась у неё дома.

Но девушка боялась такой смерти. Поэтому изначально она хотела избежать этого. Тем не менее Воробьёва не рассматривала вариант, например, повешения в каком-нибудь лесу. Здесь тоже играла роль эмоциональная составляющая: повешение не то чтобы пугало Майю ещё сильнее «плана Б», но вызывало отторжение. Один человек, один из немногих, относившихся к Майе с заботой, покончил с собой, когда ей было восемь, именно таким способом. Когда возникала мысль о верёвке, Майя невольно вспоминала его. И она не хотела себе такой смерти. Это будто бы была чужая территория, обраставшая чем-то горьким и пугающим.

В подъезде тускло светила лампа, загрязнённая роем дохлой мошкары. От стен шёл родной запах сырости и чего-то технического. Это была обыкновенная панельная хрущёвка, в которой остались жить одни старики. Майя начала медленно подниматься по ступенькам на третий этаж. Кэт шагала за ней.

‒ Как хорошо, что галлюцинации не промокают под дождём, ‒ сказала Майя с издёвкой, но мёртвая девушка ничего не ответила.

Кэт очень серьёзно размышляла над тем, что она может предпринять в данной ситуации. Допустить самоубийство человека, который хотел тебе помочь, ‒ отвратительно, так считала сама Кэт. А ведь Майя была не просто человеком, готовым ей помочь: она была единственным живым человеком, который мог её видеть. Потерять Майю означало для Кэт потерять возможность связи с материальным миром живых.

Кэт не промокла под дождем, потому что понятия не имела, как взаимодействовать с материальными предметами. Но девушка знала, что это точно возможно, и знала она это не из фильма «Приведение», а от других мёртвых, которых она встречала время от времени на мосте. Но практики у Кэт в этом деле не было никакой. Другие мёртвые описывали ей свой опыт: кто-то научился сразу, а кто-то учился несколько лет. Зависело ещё от конкретного предмета, с которым собираешься взаимодействовать. С живыми существами, например, это сложнее всего.

Майя тем временем резко остановилась посреди лестницы. Вовсе не потому что её впечатлили философские надписи на стенах или кучи окурков на полу. Её напугала мысль: «Максим. Что если он проснулся? И что если я разбужу его прямо сейчас?»

Стоит отметить важную вещь: Воробьёва жила не в своей квартире, а в квартире своего парня, где, кроме того, время от времени ночевали и развлекались с полдюжины других друзей Максима. Поэтому комнаты никогда не пустовали и в них нельзя было уединиться, чтобы заняться какими-то сугубо личными, секретными делами, как это сейчас планировала сделать Майя.

Стоит отметить также другую важную вещь: Максим, двадцатитрёхлетний наркоман с пятилетним стажем, старался контролировать каждое действие своей девушки. Он никогда не отпускал Майю никуда одну, особенно в сопровождении лиц мужского пола; следил, с кем Воробьёва переписывалась в соцсетях; старался не оставлять её одну в комнате. Если же Майя, нарочно или случайно, делала что-то против его правил, он решал этот вопрос единственным методом, понятным ему и всей его среде: насилием.

Поэтому это был первый раз за полгода, когда Майя вышла на улицу одна, да ещё и сумела оказаться так далеко от дома. И у неё получилось это, только потому что она очень хорошо спланировала всё заранее. На протяжении нескольких дней она внимательно следила за Максимом и поджидала хороший момент.

И только сейчас она осознала свою единственную ошибку: к «плану Б» тоже нужно было подготовиться заранее. Нужно было взять всё с собой, чтобы не возвращаться в квартиру и чтобы принять золотую дозу наркотика прямо там, на мосте или где-нибудь в лесу неподалёку. Но Майя была уверена, что у неё получится спрыгнуть с моста, поэтому ей и в голову не пришло брать наркотики с собой.

«Ничего не поделаешь. Мне просто нужно будет делать всё максимально тихо, и всё получится. А если он проснётся… Запрусь в ванной, и сделаю всё по-быстрому там. Он и добраться до меня не успеет. Главное, чтоб сразу не вызвал скорую…»

Она медленно зашагала дальше.

Казалось, весь дом спал, настолько было тихо. Только шаги Майи отдавались эхом от синих стен, и глухо шумел ливень на улице. Добравшись до своей лестничной площадки, Майя начала искать в карманах ключи, когда откуда-то сбоку раздался громкий кряхтящий старушечий голос:

‒ Вот! Вернулась, гадина! Глянь, все руки в этих прыщах! И сейчас опять небось собралась пить, курить… А где была всю ночь? Неужели своему идиоту изменяла? ‒ на пару секунд голос прервался, а потом заворчал с новой силой. ‒ А ты кто такая? Чего припёрлась сюда? Одета, как шлюха. По старой памяти что ли?

Очевидно было, что второй вопрос относился к Кэт, и Майя с испугом обернулась.

У дверей квартиры напротив стояла её соседка баба Люся. Она выглядела, как обычно: одета в свой домашний синий халат, второй подбородок так же толст и здоров, на груди маленький серебряный крестик, а в правой руке, как всегда, пульт от телевизора. Майя сначала не поняла, в чем подвох…

‒ А вы чего так разговариваете? Сами-то, что здесь делаете?! ‒ Кэт нахмурилась, подбоченилась и вытянула вперед шею, что сделало её похожей на злого гуся.

‒ Что я тут делаю? Милочка, я тут жила! И до сих пор живу! Подохла здесь, и до сих лежу на кровати, гнию!

Майя вздрогнула: «Так вот почему в ванной так воняет в последнее время». Она отвернулась и начала медленно и осторожно открывать дверь ключом.

‒ А этим прекрасным соседям плевать! Вот так повезло мне: две соседние квартиры, а в обеих наркоманы! Такая молодёжь пошла! И никто не зайдёт на минутку, не проведает старую бабку! А я ведь не могу сама позвонить в скорую. Набрать-то номер наберу, а говорить ‒ меня не услышат! А знаете, какого это ‒ на своё мёртвое тело смотреть каждый день?

‒ Знаю, ‒ тихо сказала Кэт и опустила голову. За секунду её боевой жар испарился. ‒ Майя, давай поможем и позвоним.

‒ Это не мои проблемы, ‒ ответила девушка и тихо отворила дверь.

‒ Вот видите! Что я и говорила! Вот такие у меня соседи!

Неожиданно для себя Кэт заметила в руке у старухи пульт от телевизора, и её лицо озарила улыбка.

‒ Вы… Вы можете касаться предметов! Да, вы же только что сказали, что можете набрать номер по телефону!

‒ Конечно, могу! С чего бы мне не мочь?

‒ Научите меня! ‒ неожиданно Кэт набросилась на старуху и впилась своими длинными ногтями в её толстые жирные плечи. ‒ Я вас умоляю!

‒ Ты что? Вчера умерла? Вот молодёжь, сама ничему научиться не может…

Дальнейшего диалога Майя не слышала. Она так же тихо закрыла за собой входную дверь и осмотрелась.

Прихожая была погружена во мрак. Майя вдохнула воздух и чуть не раскашлялась. Кажется, впервые в жизни родной, въевшийся в стены этого дома и в её собственную кожу запах сигарет, алкоголя и пота показался ей абсолютно чужеродным. После утренней речной свежести это затхлое помещение, из которого она не выбиралась так много времени, перестало казаться ей таким комфортным и привлекательным. Впрочем, Майя сразу отогнала эти мысли от себя. Сейчас нужно сфокусироваться на другом.

Она посмотрела под ноги: в прихожей нигде не было обуви Максима. Этот факт сначала успокоил Майю, но через несколько секунд напугал: его здесь нет, но он может вернуться в любую минуту, а возможно он её уже заметил где-нибудь на улице.

Девушка осторожно прошла в спальню. Такой же мрак и такая же затхлость: окна заклеены газетами; на столике перед старым телевизором несколько смятых банок пива и энергетиков; из дивана со всех сторон торчат пружины; над грязным матрасом вырезки из «Playboy» и «Максима» с женщинами, призывающими присоединиться к их интересной жизни; весь пол в окурках. Родной дом.

Майя всегда спала на матрасе, что лежал на голом полу. Родной матрас, запятнанный всевозможными напитками, соусами, жиром и разного рода человеческими жидкостями, именно под ним хранилась её «заначка», аккуратно сложенная в несколько целлофановых пакетов и связанная скотчем. Это были наркотики не для рядового приёма, а на «чёрный день». Привычку создавать такие тайные сбережения имел Максим и приучил к этому Майю. Сначала она относилась к этому несерьёзно, но именно сейчас осознала, насколько это важно. Чёрный день наступил. Пора.

Майя села на корточки, одной рукой приподняла матрас, другой потянулась за своим богатством, за своим спасением, за своим «планом Б». Пакетики приятно зашуршали. Модели с плакатов весело и одобряюще смотрели на нее, сверкая белоснежными улыбками. Давай, давай, не бойся. И поторопись.

Майя поднесла драгоценный пакетик к бледным губам и поцеловала. Бесценный порошок, лекарство от всех болезней. Чего там всё люди страдают? Вот же оно ‒ помощь во всём и от всего. Хотя дома никого не было, Воробьёва всё равно решила исполнить «план Б» в ванной на случай, если кто-то неожиданно явится обратно. А что будет дальше с кем-то из них ‒ уже вообще не её проблемы.

«Не мои проблемы», ‒ произнесла Майя вслух и ещё раз поцеловала пакетик.

‒ Какие проблемы?

Майя обернулась. На неё были устремлены два круглых сонных пьяных глаза. Сзади девушки на диване лежало огромное сальное тело, принадлежавшее хорошему другу Максима ‒ Сашке.

Сашка. Она забыла про него. Забыла, что он остался ночевать у них. Не заметила его. А ведь его обувь стояла в прихожей. Она видела её, но больной мозг никак не воспринял и не обработал эту информацию.

‒ Майка! А ведь Макс тебя искать пошёл!

Он с грохотом вскочил на ноги. Высокий, с круглым пузом, грязью под ногтями ‒ это была не какая-то эфемерная галлюцинация, не что-то призрачное и невесомое. Материальный, живой и до сих пор не протрезвевший ‒ это был настоящий Сашка, который не отрываясь смотрел на Майю, которая казалась такой маленькой, по сравнению с ним.

Он начал приближаться к ней, и Майю охватил оцепеняющий ужас, как это было с ней совсем недавно на мосте. Мышцы её закостенели, она застыла на месте, сердце снова болезненно запульсировало в ушах и висках. Как действовать? И есть ли смысл? Перетерпит она сейчас этот ужас, эту боль, но потом сразу же она покончит с собой, и всё забудется, вся эта ситуация не будет иметь никакого значения. Но почему опять? Почему опять кто-то хочет распорядиться её жизнью, её телом, её болью?

Пересилив себя, Майя дёрнулась с места, но одна тяжёлая рука схватила её за запястье, а вторая обхватила горло. Пакетик с заветным содержимым выпал из руки Майи. Трахею пронзила острая боль: Сашка давил на её шею всё сильнее и сильнее.

‒ Я обещал Максу, что не отпущу тебя, если ты вернёшься, Майка, ‒ он глупо захихикал. ‒ Думаю, он не будет против, если мы развлечёмся немного, пока ждём его.

Глаза Майи один за другим начали заволакивать тёмные фиолетовые пятна, а внутри горла всё горело. Во рту пересохло, голова закружилась, всё поплыло. Теперь «план Б» тоже провалился.

Воробьёва попыталась то ли вскрикнуть, то ли что-то сказать, но из её рта вырвался лишь слабый хрип. Она с трудом могла дышать. Перед глазами её была только размытая, будто в тумане, пьяная улыбка Сашки. Девушка закрыла глаза.

Над головой раздался тупой удар. Давление на горле начало ослабевать, а через несколько секунд и вовсе исчезло. Запястье Майи так же освободилось. Бум: перед Майей как будто рухнул тяжёлый шкаф.

Девушка подняла отяжелевшие веки: под её ногами, растянувшись на полу, лежал лицом вниз Сашка. Левая сторона его головы кровоточила. Над ним в воздухе висела Кэт, держа в руках кухонный стул. В тёмных глазах её светилось весёлое безумство.

‒ Дорогуша, техника бабы Люси действительно работает! ‒ с этими словами она выронила стул, который упал прямо на жирную спину Сашки. Тот не шелохнулся.

Майя попыталась вдохнуть воздух, но её гортань снова пронзила острая боль, как будто туда была вставлена пара десятков игл. Кашель безудержно вырвался из её горла, но кашлять было так больно, что из глаз девушки брызнули слезы. Голова продолжала кружиться, и Воробьёва, прижавшись спиной к стене и держась руками за горло, скатилась на пол.

Озорство мгновенно исчезло из глаз Кэт. Да, она всё ещё забывает, насколько всё это серьёзно. Живые люди, окружающие её, ‒ вовсе не персонажи видеоигры с возобновляемым количеством жизней; на самом деле они… живые люди. Какой и Кэт была когда-то. Нужно относиться к ситуации серьёзнее.

‒ Господи, прости меня! Ты в порядке? ‒ она мигом оказалась на корточках перед Майей.

Какое-то время Майя продолжала кашлять и хрипло дышать. Руки её тряслись, тело не слушалось. Она только стирала слёзы с глаз. Безумство. Просто безумство. Один раз в жизни она решила поступить так, как сама посчитала нужным, и столько преград образовалось на её пути. Как будто весь мир настроился против неё. Когда кашель прекратился и дышать стало менее болезненно, Майя снова подняла глаза и посмотрела на Кэт, сидящую перед ней в растерянности и с чувством вины в лице. В этот момент Воробьёва вспомнила о лежащем рядом Сашке, который может очнуться в любую секунду, вскочила на ноги и со всей силы рванула из квартиры на улицу. Даже не прикрыла дверь за собой.