Качели

Ракитин Кирилл (2024)

Егор учится в школе и мечтает стать писателем. Он посещает занятия в литературном кружке, но выполняя задания наставника, в своих фантазиях он настолько оторвался от реальной жизни, что это начинает вызвать тревогу у его родителей. Однажды вечером Егор случайно знакомится на улице с маленькой девочкой, которая, несмотря на дождь и позднее время, отказывается возвращаться к себе домой и просит Егора забрать её с собой. Егор, неожиданно для себя, соглашается. Родители мальчика изумлены его поступком, но узнав историю девочки, решают принять участие в её судьбе, полагая, что это пойдёт на пользу и их сыну. Последовавшие за этим драматические события вынуждают Егора окунуться в настоящую реальность, и меняют его взгляды на жизнь в целом. Через дружбу с своей необычной знакомой, через её талант и собственные размышления происходит взросление мальчика, его становление и как человека, и как писателя.

Глава 2

— Мама, папа! Я пришёл, и я не один, — крикнул Егор, открывая дверь и пропуская вперёд Таню, которую уже по-настоящему начал бить озноб.

— Мам, здесь нужна твоя помощь. И, по-моему, срочно, — шмыгая носом, добавил он, подхватывая девочку, которая явно собиралась сползти по стене на пол, и перемещая её на подставку для обуви.

Нина Сергеевна, мама Егора, была женщиной решительной; не зря она столько лет трудилась на руководящей работе. Она умела отделять дело от эмоций, а неотложное дело от того, что может подождать. Подождать, в данном случае, могли вопросы, а вот девочка, которую привёл с собой её сын, ждать явно не могла.

— Ванна, полотенце, халат. Бегом, — коротко отдала она распоряжения, и Егор, не снимая куртки и лишь скинув обувь, бросился их выполнять.

— Привет, папа, — сказал он, вбегая в гостиную, где Павел Михайлович, отец Егора, уже стоял с махровым халатом и полотенцем в руках.

Таня, сомлевшая в тепле, теперь пришла в себя, и вяло пыталась сопротивляться, когда Нина Сергеевна, быстро и ловко освободила неожиданную гостью от насквозь мокрой одежды. Демонстрируя в этом деле большой опыт, она пресекла все попытки девочки увернуться, и решительно направила её прямиком в ванную, где уже шумела набирающаяся вода.

— Таня, — подбодрил её Егор, выскакивая из ванной, — лучше не сопротивляться. Уж я-то знаю, — и со смехом увернулся от маминой затрещины.

— На вот — вытирайся, раз ванна занята, — бросил Егору полотенце Павел Михайлович, и, подождав, пока тот наконец переоденется в сухую одежду, спросил:

— Кто это там у вас?

— Таня, — неопределённо пожал плечами Егор.

— Таня. Отлично, — задумчиво повторил Павел Михайлович. — И где же ты нашёл Таню?

— На качелях.

— Великолепно, — хлопнул в ладоши Павел Михайлович, — вот сразу чувствуется мастер слова! — И что же делала Таня на качелях?

— Отец, — внезапно разозлился Егор, — ты не в курсе, что делают на качелях? На качелях качаются. И вообще, прекрати меня допрашивать; ты не на работе.

Павел Михайлович работал в милиции. А потому, в отличие от сына, прекрасно сознавал возможные юридические последствия его действий. Но, с другой стороны, ему, пожалуй, действительно не стоило «включать мента», как иногда говорил его сын; говорить с ним в таком профессиональном тоне. Занятия в литкружке, всё же, не проходили даром; Егор тонко улавливал нюансы разговора, и «развести» его на болтовне не удавалось никому, даже цыганам (Егор как-то сам рассказал об этом).

Дверь в комнату открылась, и в неё, слегка подталкиваемая Ниной Сергеевной, немного смущаясь, вошла Таня; уже вполне розовощёкая и с традиционным «тюрбаном» из полотенца на голове. Утонувшая в халате до пят, она выглядела совершенно малышкой, и Егор вдруг осознал, что он же ничего не знает про неё; ни где она живёт, ни почему она не хочет идти домой, ни где она учится и в каком классе.

— Э-э.. Таня, — немного растерянно сказал Егор, — а сколько тебе лет?

— Паша, смотри, какое невиданное зрелище; наш сын вдруг соизволил выпасть из своих эмпиреев, и обратить внимание на сей грешный мир, — с сарказмом сказала Нина Сергеевна. — Хотя, конечно, лучше поздно, чем никогда.

— Одиннадцать, — пискнула Таня, которая уже успела забраться с ногами на диван, и от того стала казаться ещё меньше.

— Егор, — с упрёком сказала Нина Сергеевна, — Таня уже пять лет ходит с тобой по одним и тем же школьным коридорам. Но я ничуть даже не удивлена. Таня, — обратилась она к девочке, — наш сын способен заметить и описать особый оттенок крылышек жука на подоконнике, но при этом может не помнить, как зовут его одноклассников. Так что ты не удивляйся и не обижайся на него, если что.

— У нас в школе начальные классы на отдельном этаже, — недовольно буркнул Егор. — И вообще, соловья баснями не кормят. Может, мы вначале всё-таки поужинаем? Я голоден; думаю, что и Таня не откажется.

— Ох, совсем забыла, — подхватилась Нина Сергеевна, — Уж больно как-то всё неожиданно.

— Вы не беспокойтесь, — сказала Таня, — мне бы чая с хлебом, и не выгоняйте меня, пожалуйста, до утра.

— Девочка, да что ты такое говоришь, — у Нины Сергеевны перехватило горло, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы она смогла вернуться к привычной роли «главнокомандующего». — Паша — разогревай ужин, и все свои вопросы оставь на потом. Егор, подбери у себя Татьяне футболку или рубашку подлинней и поновей. И дай ей костюм спортивный; тот, красный, из которого ты уже вырос и всё равно не носишь. Таня, ты — за мной; будем волосы твои сушить.

Павел Михайлович крякнул, и тут же отправился на кухню. Егор в задумчивости уже чесал затылок в своей комнате, глядя на открытый шкаф, а Таня вскочила с дивана и начала разматывала полотенце. Нина Сергеевна любила, когда её команды выполнялись немедленно и без вопросов. Она обвела довольным взглядом засуетившуюся семью, ещё раз скомандовала гостье «за мной», и Таня, смешно семеня ногами, заспешила за ней, стараясь не потерять на ходу слишком большие для неё шлёпанцы.

За столом в семье о делах не говорили. Это было твёрдое правило, а потому Павел Михайлович помалкивал, а его супруга с чисто женским удовольствием наблюдала, как явно проголодавшиеся дети за обе щёки уплетают приготовленный ею ужин. Павел Михайлович порой с пониманием поглядывал на жену, и пару раз, словно успокаивающе, касался её руки.

Павел Михайлович прекрасно видел и понимал, что переживала сейчас его супруга. Потому и не спешил задавать свои вопросы, но использовал момент, чтобы как следует рассмотреть их неожиданную гостью. Девочка была небольшого для своего возраста роста, но сложена вполне пропорционально. Худая она или нет, оценить в этом, слишком большом для неё костюме, было нельзя, но её лицо худым не выглядело; кожа была чистой, зубы на месте, волосы блестящими и ухоженными. Она совершенно точно не выглядела бездомной бродяжкой, или ребёнком из неблагополучной семьи, а их Павел Михайлович повидал уже не мало, и спутать никак не мог. Егор, пристроившийся на диване рядом с Таней, также поглядывал на неё; он ведь до сих пор не только не расспросил девчонку, которую так неожиданно для себя, привёл домой, но даже и не рассмотрел её толком! А ведь теперь не узнать её в школе, будет неприлично и даже как-то стыдно. Егор едва не хмыкнул от этой неожиданной мысли. Ему никогда не бывало стыдно за неузнанные лица или забытые имена. Обычно он лишь пожимал плечами на упрёки, и хорошо, если от него можно было услышать хотя бы банальное «извините», а то чаще всего он ограничивался лишь недоумённым взглядом.После ужина все вновь перебрались в гостиную. Спортивный костюм Егора, в который переоделась Таня, был ей велик, отчего девочка показалась Нине Сергеевне ещё более трогательной и беззащитной. Настолько, что она вновь ощутила комок в горле, а окружающий мир вдруг стал расплываться у неё перед глазами. Так что ей пришлось срочно отвернуться, чтобы незаметно промокнуть глаза.

Это была её старая и неутихающая боль. Примерно через год после рождения Егора, у неё родилась девочка, но их с мужем счастье длилось недолго; серьёзный врождённый порок не оставил ребёнку шансов, а последующие послеродовые осложнения у самой Нины Сергеевны, лишили её возможности в дальнейшем родить ещё. Егор был тогда слишком мал, чтобы помнить что-либо, а позже родители решили никогда ему об этом не рассказывать. Поэтому Егор даже не знал, что у него, пусть и недолго, была младшая сестра. Нина Сергеевна с мужем тогда даже обсуждали идею взять ребёнка из отказников, но как раз в это время в стране начался период хаоса; Павел Михайлович дневал и ночевал на работе, с зарплатой творилось непонятно что, надежда получить от государства квартиру бо́льшей площади тогда рухнула, и они от идеи удочерения отказались. Ну а потом Егор уже так сильно вырос, что вряд ли смог бы принять маленького нового члена семьи.

«Да, — подумал Егор, — искоса поглядывая на похоже, что уже засыпающую Таню, — с «тёмным водопадом кудрей» я, похоже, погорячился; ничего на самом деле тёмного тут не наблюдается, да и самих «кудрей» особо что и нет». Волосы у Тани были красивыми; их блестящая волна доходила ей до лопаток, но были они тёмно-русыми и скорее прямыми, лишь слегка, буквально на пол витка, закручиваясь в спираль. А вот с глазами он угадал; они и вправду были серыми, и сейчас девочка изо всех сил тёрла их кулачками, чтобы не заснуть. Слегка опущенные книзу края глаз придавали её лицу слегка грустное выражение, даже когда она улыбалась. Немного уравновешивали эту её постоянную печаль прямые длинные брови; расположенные практически горизонтально, они стремились в одну линию, а тонкие губы, убирали ненужную детскость с немного кукольного лица.

— Таня, я вижу, что ты уже засыпаешь, — вернула всех к реальности Нина Сергеевна (эмоции эмоциями, но вопрос надо было решать и как можно скорее), — но пойми и нас. Буквально пара вопросов: где ты живёшь, есть ли у тебя дома телефон, и можно ли позвонить кому-то из твоих родственников, чтобы сообщить им, что с тобой всё в порядке. Знаешь, если бы Егор не пришёл домой ночевать, я бы очень сильно волновалась, и, пожалуй, даже обратилась бы в милицию.

— Пожалуйста, не надо в милицию, — сказала Таня, резко выпрямляясь; сон словно бы моментально слетел с неё, — Будет только хуже.

— Кому будет хуже? — удивилась Наталья Сергеевна, — тебе? Но почему?

— Папу опять заберут, и когда он вернётся, то долго будет очень злой. А мама болеет. Если она снова попадёт в больницу, меня могут забрать в детский дом. А я не хочу там жить.

— Ты была в детском доме? — почему-то с замиранием сердца спросила Нина Сергеевна. Занимаясь социальными вопросами в Администрации города, она отлично представляла себе, какой ад ожидает домашнюю девочку, попади она в детский дом. А о криминальной стороне, творящегося там, её муж ей рассказывал вполне достаточно, чтобы всё это ясно понимать.

— Нет, не была, — ответила Таня, и Нина Сергеевна с облегчением выдохнула. — Меня хотели туда отправить однажды, когда мама болела, но я убежала.

— И где же ты жила тогда, и где был твой отец?

— Жила в больнице; меня не выгоняли, потому что я помогала, — пояснила Таня, — а папу тогда посадили на 15 суток в тюрьму.

— Неужели у тебя больше нет никаких родственников, которые могли бы тебя забрать к себе? — решил уточнить ситуацию Павел Михайлович, который также слишком даже хорошо представлял себе обстановку в детских домах, и, щадя чувства своей жены, просто не рассказывал ей всего, что было ему известно. К сожалению, в милиции, мало что могли сделать в этой ситуации в принципе. Разве что вмешаться в какие-то уж совсем вопиющие случаи, да и то лишь постфактум. Но зная свою жену, он опасался, что она непременно ввяжется в эту безнадёжную битву «против всего плохого».

— Родственников у меня никаких нет, — сказала Таня, и помолчав, добавила:

— И мамы тоже скоро не будет.

— Как это не будет? Что ты такое говоришь? — изумилась Нина Сергеевна. — Куда же она денется? Снова ляжет в больницу?

— Мама скоро умрёт, — печально сказала девочка, и заплакала.

Тут уж сон слетел со всех. Нина Сергеевна тут же бросилась к Тане, и обняв её что-то зашептала её на ухо. А Таня вдруг со всхлипом обняла её обеими руками, и долго не отпускала. Нина Сергеевна гладила её по голове, а Егор лишь растерянно топтался рядом с ними.

В последующие пол часа удалось выяснить следующее: мама Тани действительно была серьёзно больна. То, что вылечить её нельзя, Таня узнала, когда пряталась у мамы в больнице. Она помогала санитаркам с уборкой, и врачи её, одетую в белый халат, просто не замечали. Не зная, что она дочь пациентки, они свободно разговаривали при ней, обсуждая пациентов и их диагнозы. Потом она услышала об этом и дома, когда папа был пьяный и злой, и ругался с мамой.

— Твой папа злой? — рискнул задать свой вопрос и Егор.

— Только когда пьяный. Он тогда такой страшный, что я его боюсь, и стараюсь куда-нибудь убежать. Он и маму может обидеть, когда такой. А мне всегда говорит то же, что сказал и ты: «Зачем ты мне нужна?».

— Егор! — возмущённо посмотрела на сына Нина Сергеевна, и Егор, к своему изумлению, вдруг почувствовал жар на своих щеках, и понял, что краснеет.

— Папа даже как-то выбросил и порвал все мои рисунки, — продолжила между тем Таня. — Он и в это раз хотел их порвать, но я убежала.

— И ты поэтому сидела во дворе под дождём и не хотела идти домой? — догадался Егор.

— Да, — кивнула Таня, — поэтому. Мне так жалко стало эти рисунки. В них вся моя жизнь. Я сама. Ты ведь их ещё не смотрел? Там мой мир; я свои рисунки словно не смотрю, а читаю. Представляю разное. Как ты сказал — «мыслеобразы»? Я запомнила, — и Таня впервые за вечер рассмеялась. — Мыслеобразы? — удивилась Нина Сергеевна.

— Ну да; это то, что видишь только ты, а никто другой не видит. Так Егор мне объяснил. Только я эти «мыслеобразы», — Тане явно понравилось это слово, — рисую, а Егор их рассказывает. Он мне даже стихи читал.

— Егор? Читал стихи? Девочке??! — Павел Михайлович от изумления даже забыл про всё остальное. — Наверное, я пропустил в «Новостях» сообщение о необъяснимой гибели всех волков в окрестных лесах.

— Это были не стихи, — тут же привычно нахмурился Егор, — я же тебе объяснял.

— Не сердись, — Таня лукаво улыбнулась Егору своей грустной улыбкой, и взяла его за руку. — Просто мне так понравилось: «кудрей тёмный водопад». Нет, правда, здорово же!

Девочка снова рассмеялась, а Егор, против обыкновения, не ушёл в себя, а смущённо улыбнулся в ответ.

«Да она же флиртует с ним!» — изумилась Нина Сергеевна. — Ох, и нашёл же Егор себе подругу на голову», — и внутренне рассмеялась. Она была бы совсем не против, чтобы кто-то вытащил её сына из его отрешённости в реальность. Пусть даже это будет маленькая девочка, сама ещё вряд ли отдающая себе полностью отчёт в том, что она делает.

История, рассказанная их неожиданной гостьей, тронула её, и она решила разобраться с ней досконально.

— Папа, когда трезвый, хороший, — между тем продолжила Таня. — Он потом даже прощения просит. Иногда. Может купить что-нибудь вкусное в подарок. Пожалуйста, не надо звать милицию, — повторила она жалобно.

— Хорошо, — приняла решение Нина Сергеевна. — Мы не будем звать милицию. Пока не будем. Но мы обязательно должны поговорить и с твоей мамой, и с твоим папой. Завтра же. А сейчас — всем спать.