Качели

Ракитин Кирилл (2024)

Егор учится в школе и мечтает стать писателем. Он посещает занятия в литературном кружке, но выполняя задания наставника, в своих фантазиях он настолько оторвался от реальной жизни, что это начинает вызвать тревогу у его родителей. Однажды вечером Егор случайно знакомится на улице с маленькой девочкой, которая, несмотря на дождь и позднее время, отказывается возвращаться к себе домой и просит Егора забрать её с собой. Егор, неожиданно для себя, соглашается. Родители мальчика изумлены его поступком, но узнав историю девочки, решают принять участие в её судьбе, полагая, что это пойдёт на пользу и их сыну. Последовавшие за этим драматические события вынуждают Егора окунуться в настоящую реальность, и меняют его взгляды на жизнь в целом. Через дружбу с своей необычной знакомой, через её талант и собственные размышления происходит взросление мальчика, его становление и как человека, и как писателя.

Глава 8

Приняв решение, Нина Сергеевна никогда не тратила попусту время на сомнения, рефлексии и прочие бессмысленные умствования; она всегда немедленно начинала действовать. Это был её стиль руководства, который она превратила и в своё жизненное кредо. Нина Сергеевна сказала матери Тани абсолютную правду; по сути, она всё решила для себя ещё той ночью, когда Таня ночевала у них в доме. Как профессиональный чиновник по социальным вопросам, она сразу уяснила себе все нюансы той, как это называлось на их официальном канцеляризме, «сложной жизненной ситуации», в которой оказалась случайная знакомая её сына. Глядя на спящую девочку Нина Сергеевна со всей отчётливостью осознала, что это её шанс, а вернее — их обеих; её и этой девочки. Нина Сергеевна не кривила душой, когда сказала её маме, что они нуждаются друг в друге; это была чистая правда. В всяком случае, Нина Сергеевна сама так искренне полагала. И тогда же в её голове родилась идея об удочерении. Уже не маленький возраст Тани Нину Сергеевну не смущал; примерно столько же было бы сейчас её настоящей дочери. И она на самом деле не собиралась заменять маму Тани; она лишь хотела дать ей то, что та уже не могла дать своей дочери. И тем самым реализовать свои нерастраченные материнские чувства, а ещё избавиться от той ноющей боли в душе, что сопровождала её все эти годы. К тому же она видела, что Егор проникся интересом и сочувствием к этой девочке, что давало ей основание полагать, что дети найдут общий язык. Оставалось решить два вопроса; согласие самой Тани войти в их семью; ведь они практически не были знакомы, и согласие её родителей.

Нина Сергеевна до утра обсуждали с мужем этот вопрос, и к утру план действий у неё в голове окончательно сложился. Егора же и Таню Нина Сергеевна с мужем решили пока не посвящать в задуманное; по крайней мере до того, как поговорят с родителями девочки. Потому, что от этого разговора будет зависеть и дальнейшая тактика реализации их плана.

Получив принципиальное согласие родителей Тани, Нина Сергеевна развила бурную деятельность по воплощению своей идеи в жизнь. Несмотря на выходной день, к тому времени, как дети пришли из школы, она успела уже переговорить с некоторыми нужными людьми и решить ряд необходимых вопросов. Например, с собственным отпуском; чтобы ничто не мешало ей заниматься удочерением девочки.

Алевтина Ивановна, мама Тани, попросила дать ей возможность самой объяснить всё дочери, и Нина Сергеевна сочла это разумным. Но тем не менее как-то подготовить девочку к предстоящему, она сочла необходимым. К тому же, Нина Сергеевна полагала это проявлением уважения к самой Тане, к её чувствам и к её разуму. Необходимо было дать понять девочке, что с её мнением здесь считаются, что оно важно для всех, и имеет решающее значение.

Не задав ни одного вопроса о том, чем закончилась встреча её родителей с родителями Егора, (правило «во время еды о делах не говорим» девочка запомнила, и Нина Сергеевна не могла этого не оценить), Таня, закончив есть и вежливо поблагодарив хозяйку, аккуратно расправила юбочку, сложила руки на коленях и выжидательно посмотрела на Нину Сергеевну. Умная девочка понимала, что на обед, да ещё минуя свой дом, её пригасили не просто так. Отметив и это тоже, Нина Сергеевна села напротив Тани и сказала:

— Танюша… Таня. Ты сама знаешь, что твоя мама очень больна. Я постараюсь как можно скорее устроить её в самую лучшую больницу нашего города, где как раз лечат таких больных. Твоей маме там обязательно помогут. Ей там будет…не больно. Но, скорее всего, твоей маме придётся задержаться в этой больнице. Надолго. Ты понимаешь меня?

Таня понимала. Она понимала всё. Она молча смотрела на Нину Сергеевна и слёзы тихонько текли из её глаз. Егор понял всё тоже, и у него похолодело в груди. Одно дело читать о таком в книге или даже сочинять самому, и совсем другое — быть непосредственным свидетелем, а то и участником реальной жизненной драмы. Егор не выдержал и крепко взял Таню за руку, прижавшись к ней плечом. Нина Сергеевна села к Тане с другой стороны, и, обняв её одной рукой, другой осторожно вытерла ей лицо.

— Я смогу навещать маму? — тихо спросила Таня, не глядя ни на кого.

— Конечно! Конечно, ты можешь это делать, когда и сколько захочешь. Там можно оставаться на целый день и даже ночевать.

— Ночевать? С мамой? — удивилась Таня, — Мне разрешат?

— Ну конечно разрешат. Ты можешь брать с собой учебники и делать там с мамой уроки. Или рисовать. А Егор будет тебя встречать и провождать.

Таня повернула заплаканное лицо к Егору и тот утвердительно закивал головой;

— Спасибо, — почти шёпотом сказала Таня.

— И ещё, — продолжила через некоторое время Нина Сергеевна, справившись с волнением, — ты знаешь, что твоему папе… хм… очень сложно будет заниматься тобой самому. Ты, всё-таки, девочка, да и из-за работы он может не всё успевать, или даже не всегда ночевать дома…

— Я знаю, — неожиданно спокойно сказала Таня, — меня уже хотели забрать в детский дом, когда мама болела. Я вам рассказывала. Я не пойду в детский дом. Я снова тогда буду жить у мамы в больнице, раз там можно не прятаться.

— Поэтому мы, посоветовались с твоей мамой и твоим папой, — немного волнуясь, перешла к самому важному Нина Сергеевна, — и хотим предложить тебе, если ты сама, конечно же не против, пожить пока у нас.

— Пожить у вас? Здесь, у вас дома? — Таня почему-то посмотрела на Егора, который по-прежнему держал девочку за руку, и тот с энтузиазмом, неожиданным даже для себя самого, подхватил:

— Ну конечно, Таня! Живи у нас сколько захочешь. Соглашайся, прошу тебя. Не отказывайся. Тебе будет здесь хорошо, вот увидишь. Обещаю.

— А «сколько захочешь» — это сколько? — неожиданно спросила Таня, глядя в упор на Нину Сергеевну.

«Слишком умная», — немного досадуя на себя подумала Нина Сергеевна. Она обещала дать маме Тани самой всё ей объяснить, но недоговаривать или что-то умалчивать в разговоре с этой девочкой у неё никак не получалось.

— Пока твоя мама в больнице, — сделала последнюю неловкую попытку сгладить тему Нина Сергеевна, но Таня ей не уступила:

— А потом?

— И потом тоже, — сдалась Нина Сергеевна. — Ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь сама. Как Егор и сказал. Сколько захочешь, — ещё раз очень тихо повторила Нина Сергеевна.

— Хорошо, спасибо. Я подумаю, — сказала Таня, вставая, и повернулась к Егору, пребывавшему в некоторой прострации, потому, что до него, наконец, дошёл смысл всего сказанного:

— Ты проводишь меня?

Егору нравилась Таня. Нравилась не так, как обычно нравятся девочки мальчикам. Она совершенно не походила ни на своих сверстниц, ни вообще на кого-то из тех девчонок, которых он знал. Ей было ещё слишком мало лет для того, чтобы на полном серьёзе отнестись к её словам про"верную жену", но с другой стороны он чувствовал, что ни шутка, ни тем более насмешка здесь совершенно недопустимы. Не важно, что думал Егор; важно, как сама Таня относилась к своим словам. А словами Таня, как уже понял Егор, не разбрасывалась. И он понимал, что достаточно одного неосторожного слова, и та тоненька ниточка доверия и искренности, что наметилась между ними, разорвётся, и сама Таня будет потеряна для него. А Егор этого не хотел; он не хотел, чтобы Таня исчезла из его жизни. Он, как и его мама чувствовал, что эта девочка ему нужна. Необходима. Что-то изменилось в его жизни с её появлением; что-то, что давно уже пора было изменить, но всё не складывалось никак. И «откатить» обратно уже не получится, если даже Тани не будет. Разумеется, Егор вряд ли понимал всё это разумом и логикой, но его тренированная интуиция буквально кричала ему об этом.

На улице уже было прохладно, и Егор, зажав между ног Танин портфель, который нёс в руках, повернул Таню лицом к себе и, не говоря ни слова, аккуратно застегнул ей все пуговицы пальто. Таня ему не препятствовала, но, когда Егор повернул в сторону её дома, она покачала головой и слегка потянула своего спутника в сторону небольшого парка со старинными, всегда распахнутыми, кованными воротами.

— Нам надо поговорить, — коротко ответила она на вопросительный взгляд Егора, и тот не стал задавать ей никаких вопросов.

Они долго, бесцельно и молча бродили среди других горожан по дорожкам парка, вдыхая запах прелой листвы и мокрой травы, но Егор не решался первым нарушить это молчание. Затем они обнаружили в стороне от аллей небольшую беседку, к которой вела довольно заросшая тропинка. И так как никто из гуляющих не хотел мочить ноги, идя по мокрой траве, Егор с Таней заняли эту беседку без помех и конкурентов. Отгороженные невысокими кустарником от гуляющей публики, они наконец остались вдвоём и в относительной тишине.

Некоторое время они молчали, прислонившись к опорным столбам, а затем Таня, глядя куда-то вдаль, сказала:

— Ты ведь понял, о чём говорила твоя мама? — на что Егор осторожно кивнул, боясь сказать что-то неправильно.

— И что ты думаешь по этому поводу? — продолжила Таня, по-прежнему не глядя на Егора. — Только честно. Очень честно.

Егор немного помолчал, подбирая слова;

— Со мной не советовались и не обсуждали, — наконец сказал он, — и я, наверное, не меньше тебя был огорошен. Всё происходит так стремительно. Я не умею думать так быстро. Я немного по-другому привык; не спеша, взвешивая каждое слово, с «черновиками» в уме. Мои родители вообще считают меня мямлей, мечтателем. И, наверное, они правы. Мне кажется, что ты гораздо лучше меня успеваешь всё понять и обдумать; ты адаптируешься к жизни гораздо лучше чем я. Ты быстро принимаешь решения; моя мама такая же, а я нет; я теряюсь, — Егор виновато развёл руками. — Но, знаешь, — ты же сама просила честно, — первое, что я почувствовал, когда наконец понял, куда мама клонит; первая, возникшая без анализа, как бы сама по себе эмоция — это была радость.

— Радость? — немного удивлённо переспросила Таня.

— Как же мне объяснить тебе, — нахмурился Егор, — конечно, то, что происходит сейчас, да и вообще с тобой — это ужасно. Я никогда не сталкивался лично с таким, и я просто не представляю, как ты жила всё это время, как ты вообще смогла выкрутиться из всего, что тебе угрожало, а ещё и учиться. Хоть я и старше тебя, но я не знаю, смог бы я вот так, как ты… хватило бы у меня ума, решительности, и сил. Мне было так жаль тебя, но я совершенно не представлял, чем я могу помочь тебе.

— Но ты же помог, ты очень помог, — тихо откликнулась Таня.

— Помогла мама, — махнул рукой Егор

— Но ты услышал меня; смог услышать, — не согласилась с ним Таня.

— Это качели, — усмехнулся Егор, — это всё они; старые скрипучие качели.

— Так что, — разочаровано сказала Таня, — в нашей жизни всё решает просто слепой случай?

— Нет, — убеждённо сказал Егор, — случай, но вовсе не слепой. Знаешь, что, Таня? Мне сейчас просто тошно от себя самого! Мне стыдно от того, что это был всего лишь случай. Ведь мы, — действительно, мама права, — не первый год учимся в одной школе. Ходим по одним улицам, но я никогда не видел тебя. Но, наверное, я просто был не готов к этой встрече, как и ты.

— Как это — «не готов»? — удивилась Таня

— А вот так. Исаак Ньютон, по легенде, открыл Закон всемирного тяготения, когда ему на голову упало яблоко. Но разве до этого он никогда не видел падающих яблок? Или не знал, что они падают с веток на землю? Знал, конечно, но он именно, что был не готов. А вот когда он размышлял о движениях небесных тел, делал расчёты, то вот тогда яблоко и оказалось той самой не случайной случайностью.

— Неслучайной случайностью? — переспросила Таня, — красиво.

— Это древнее выражение, но я вот только сейчас начинаю догадываться, о чём оно.

— И ты считаешь, что мы встретились сейчас именно потому, что были готовы к этой встрече? А какая именно случайность нас столкнёт, уже не важно? Она всё равно бы случилась?

Егор с изумлением посмотрел на девочку;

— Танюша, — вкрадчиво протянул Егор, — напомни-ка мне, в каком ты классе, — Таня рассмеялась, и он задумчиво продолжил: — Ты иногда просто пугаешь меня, своей…хм…догадливостью.

Егор с облечением почувствовал, как спадает то незримое напряжение, в котором находилась Таня с момента, как пришла к ним домой, и как между ним и ею растёт доверие.

— Я думаю, Таня, — осторожно продолжил он между тем, — что твоя ситуация подошла к какому-то краю, критической черте. Твоя жизнь более не может оставаться прежней. Извини, что я говорю о больном, но хоть говори, хоть не говори — это ситуацию не изменит никак.

Таня кивнула, но в глазах её, как с облегчением отметил Егор, слёз больше не было.

— Ты, как я вижу, как все мы видим, не плывёшь просто по течению, словно дохлая лягушка, — Таня фыркнула, — а раз жизнь твоя не может больше быть прежней, то тебе необходимо сделать какой-то выбор. А выбор у тебя не очень велик.

— Или жить с папой, которому я не нужна, и который в любой момент может сдать меня в детдом, или я опять пущусь в бега, или остаться жить у вас. Не очень богатый выбор, ты прав, — с горькой усмешкой сказала Таня.

— Таня, — Егор решительно подошёл к ней и неожиданно для себя обнял её. Пожалуйста, не говори так. Не надо. Это обидно.

— Как — «так»? — спросила Таня, отстраняясь.

— Словно жить с нами — это для тебя какое-то наказание, и согласна ты на это лишь от безысходности. Вынужденная мера. Выбор из двух зол. Моя мама искренне хочет помочь тебе. И папа по сути добрый человек; не смотри, что он в милиции работает. Он хороший, поверь.

— А тебе, — Таня посмотрела Егору в глаза, — тебе самому я нужна? Не в шутку, а всерьёз. Нужна? — Ну конечно же, конечно нужна! Я же тебе это уже говорил, и скажу ещё раз.

— Из-за моих рисунков?

— Из-за тебя самой. Хотя рисунки твои просто замечательные. Прямо волшебные.

— И ты хочешь, чтобы я жила с тобой в одной семье? В одной квартире? И никогда не пожалеешь об этом?

— Таня, я буду рад этому. И я ничуть, ни единой секунды не жалею, что вчера ты согласилась пойти со мной. — Егор хмыкнул, не удержавшись, вспомнив, как вчера мокрая и замёрзшая девчонка заставила его распинаться перед ней, делая ей «особое» приглашение. Таня рассмеялась вместе с ним, очевидно так же вспомнив об этом, а Егор продолжил:

— Но в этот раз я не стану уговаривать тебя. Ты сама должна сделать этот выбор. И возможно, это будет самый важный выбор на сегодня в твоей жизни. Иногда мы делаем свой выбор незаметно для самих себя, не сознавая его значения. Это как раз и есть такой момент. А значение своего выбора, или вообще, что был какой-то выбор, человек может понять гораздо позже. Даже через годы. Но не в твоём случае. И я тебе тут, увы, не советчик. Решай сама. Решай здесь и сейчас.

Потом они долго молчали, глядя на то, как стремительно, по-осеннему, темнеет небо. Смотрели, как разгораются фонари на аллеях, слушали, как затихают людские голоса в парке и городской шум за его оградой.

— Егор, тебе нравятся мои волосы? — спросила вдруг Таня.

— Волосы? — тупо переспросил Егор, — твои волосы?

— Ну разумеется мои, чьи же ещё? Тот самый «кудрей водопад» нравится тебе?

— Ну конечно, нравится, — осторожно ответил Егор. «Черт знает, что в головах у этих девчонок! В такой момент… о чём они вообще думают?!»

— Мне тоже они нравятся. Все их хвалят, говорят красивые. Правда ведь?

— Правда, — подтвердил Егор, по-прежнему недоумевая.

— Мне было бы жаль их обрезать, — сказала Таня, задумчиво рассматривая прядь своих волос, — я их очень долго отращивала.

— Но зачем тебе их обрезать? — изумился Егор, — красивые волосы. Мне они очень нравятся.

— Но если мамы не будет больше…дома… Кто же мне их будет заплетать по утрам?

— Но я,.. — растерялся Егор

— У тебя это хорошо получается, — продолжила говорить Таня, и Егор тут заметил, как слёзы катятся по её щекам. — Вот если бы ты согласился по утрам… — сказала она срывающимся голосом, и Егор порывисто прижал Таню к себе.

На этот раз она не отстранилась.