Лабиринт Баффало

Эйлин Фарли (2024)

Офелия: “Ну вот как тут похудеешь, если с работой и личной жизнью никак не клеится?А любимое мороженое так и манит заесть теперь уже новый огромный стресс!Да-да, я согласилась участвовать в эксперименте, который сейчас выглядит как коварная игра. За кругленькую сумму решилась на отчаянный шаг, потому что мне надоело ждать, когда Фортуна подмигнёт.И всё бы ничего, если б не одно большое «но». Джейсон Ривера. Бык. Баффало!Именно с этим гадом мне предстоит встретиться. Но клянусь, что выдержу все испытания! И как бы мне сейчас ни хотелось дать заднюю — слишком поздно…Боже, это случится уже завтра!"Джейсон: "Прошло уже шесть лет с того дня, когда моя жизнь сильно изменилась…Баффало-бык? Самый многообещающий квотербек в штате? Лидер команды? Чемпион? Да ни хрена!Я — узник, запертый в лабиринте собственной души… И вообще-то мне там нормалёк, привычно, короче…Но откуда ни возьмись в мою житуху пришел один очкастый тип в деловом костюме. И сделал предложение разжиться баблом!"

Глава 13

Блиц — (в американском футболе) защитное построение, смысл которого сделать сэк (захватить квотербека до его паса).

— Я отказываюсь, слышите вы, Коулман?! Мы так не договаривались! — бушевал я, брызгая слюной в чертов мобильник, который поставил на громкую связь, чтобы насколько возможно держаться от этого гада подальше. — Договор разорван, или как там его… Расторгнут, в общем!

— Как знаете, — безразлично и как-то вяло ответил старый пердун.

Умник чертов, которому я бы с удовольствием разбил очки и саму его высокомерную морду! Физиономию, которую я два раза наблюдал по видеосвязи на старте этого издевательства под названием «исследование».

— Только имейте в виду, мистер Ривера: по договору вы обязаны вернуть двойную сумму, — закончил он цинично.

Эти слова прозвучали еще более угрожающе, нежели если б он процедил их на эмоциях или опустился до оскорблений.

— Боже мой! — В лютом гневе от полной безысходности я хлопнул по лбу. И почти до крови прикусил губу, когда гребаный умник принялся монотонно зачитывать некоторые «важные моменты» из договора.

Я не вслушивался в болтовню Коулмана по двум причинам: первое — отходняк после вечерней пьянки. Второе — Париж…

Кук, сидящая в тачке! И ненавистный Париж!

Хреново физически и морально — вот как я себя ощущал! Настолько нестерпимо-гадко, что готов был пойти на всё что угодно: ограбление банка, продажу собственных органов. Я перебрал все варианты за то время, пока Коулман продолжал что-то там бухтеть. Даже самые безумные идеи полезли в башку. Изобретение машины времени, чтобы вернуться в прошлое и порвать гребаный контракт. Нет, еще лучше, оказаться в той точке, тем далеким вечером, когда я…

Черт!

Или можно взорвать психолого-исследовательский центр со всеми работничками. Или каким-то образом впасть в многолетнюю кому, чтобы Коулман забыл о моем существовании. Или же сбежать в леса-горы и прожить там отшельником до самой старости…

Но, увы, во всех случаях я лишился бы чего-то ценного. Свободы. Органов. Возможности бухать и курить анашу. Поэтому я почти не слушал трёп Коулмана, а исподлобья поглядывал на озадаченную Кук, что сидела в машине и таращилась на меня…

Она пялилась на полутруп подопытного кролика, который всё еще брыкался и пытался кусаться. Шанс вылечиться? Отдаться в руки профессионалам из клиники в Нью-Йорке?

А на хрена, спрашивается?

Чтобы наверстывать упущенное время? Рвать жопу ради жалких центов? Объяснять кому-то, почему Джейсон Ривера бил баклуши шесть с лишним лет? Разжевывать, почему не боролся, не старался, а сник?

Уж кому-кому, а потенциальному работодателю, да и бывшим одноклассничкам плевать на это с Эйфелевой башни! Они оценивают людей либо по записи в трудовом табеле, либо по россказням о том, чего ты добился…

Ни-че-го!

И, ковыляя на ослабевших ногах к тачке, где сидела желторотая Кук, я хотел вовсе не выздоровления и каких-то маломальских перспектив или изменений, а наоборот — тотального и, желательно, быстрого саморазрушения. Стать, наконец, инвалидом. Чтобы продолжать убивать себя на пособие от государства.

Я полжизни посвятил американскому футболу и пахал как бык, стремясь стать игроком Высшей Лиги.

Не вышло!

— Мистер Ривера, вы еще здесь? — Голос мерзкого старикашки и подлеца заставил меня поежиться от неприязни.

— Да пошел ты, Коулман! — произнес я сквозь стиснутые зубы в новом желании: застрелиться прямо тут, на обочине. На голубых глазенках Офелии Кук!

Дойдя до машины, я с какой-то даже радостью представил, что мою ногу вообще ампутируют. Да-да, подумать только: до каких… этих… как его… умозаключений может дойти доведенный до ручки человек!

Лишь бы не возвращаться в родной городишко! Лишь бы Кук перестала так откровенно пялиться!

Лишь бы закончить весь этот ад здесь и сейчас, блядь!

Но умник-могзоправ одной циничной фразочкой про долг загнал меня в угол. Нет, даже не угол. В капкан. Знал ли он о том, что зверь и так болен? Вряд ли. Я практически никому не рассказывал о полученной травме.

А что бы это поменяло в случае с Коулманом, а?

Да ему и всей его конторе плевать. Воистину благими намерениями выстлана дорога в ад! Настоящий. Кромешный. Не мой небольшой мрачный мирок в Денвере, который стал местом добровольного заточения. И та ловушка закрылась с оглушительным хлопком двери, когда я сел в чертов Шевроле.

Что впереди?

Крайне неприятная компания в лице Кук. Долгая дорога по адской дневной жарище. И приезд. В место, где на меня, беглеца, будут кидать любопытные взгляды и шептаться. Потому что шесть лет — недостаточный срок, чтобы забыть короля стадиона. Лучшего во всем Штате…

Проклятье!

***

Кик-офф — (в американском футболе) удар ногой в начале каждой половины игры. Разыгрывается с 35-ярдовой линии, пробивающим составом команды.

Я завел движок и резко вывернул руль влево. Кук продолжала молчать. Я чувствовал, как она напряглась и прожигает взглядом мой затылок, спину, сиденье водительское, черт.

Чтоб ей и вовсе испариться! Лопнуть мыльным пузырем. Она раздражала, нет, бесила своим присутствием!

Ну и ладно-ладненько. В Париж! Местечко, где я хорошенько развлекусь. Сделаю так, что гребаные жители еще долго будут вспоминать слетевшего с катушек гостя.

Я набрал побольше воздуха в полыхающую от неистового гнева грудь и глянул на Кук через зеркало заднего вида. Да, она пялилась на меня всё это время. Так и знал! Ну, окей, мисс Добродушие. Отныне мы, вроде как, в одной упряжке, да?

А с чего бы это вдруг?!

— Что вытаращилась, Кук?! — процедил я. — Не смей пялиться на меня, ясно?

Она в какой-то рассеянности хлопнула голубыми глазищами, вздрогнула и тут же отвернулась к окну.

О, да! Зажечь!

Зажечь ночные огни Парижа так ярко, что все, мать его, парижане и парижанки ослепнут к хренам собачьим…