Ливень

Владимир Александрович Сединкин (2025)

В этом мире всё вверх тормашками. В этом городе постоянно идёт дождь. Инспектор Эмиль Бюлов, городская стража, серый квартал, теурги и кулак правосудия…

Глава 11. Глобус

За грубым деревянным столом, выкрашенным в ужасный коричневый цвет, потирая запястья сидел Глобус — тот самый единственный выживший после нашего рейда на банду Щекастого.

Я специально попросил надзирателей «Карусели» — столичной тюрьмы доя особых гостей, расстегнуть «пращника». Это в «Десяти пальцах» сидел всякий сброд вроде мошенников, карманников и любителей почесать кулаки, а здесь «гостили» представители ОПГ — сливки со дна Дождливого города. Они умели ценить подобные жесты, ведь сидеть на допросе с закованными за спиной руками, да ещё когда они пристёгнуты к кольцу позади на уровне затылка…

— Кого я вижу, инспектор! Всё ещё младший или ваше начальство оценило вас в должной мере? — ухмыльнулся тонкими бледными губами Глобус отрывая взгляд от зарешётчатого окна.

Сняв треуголку и плащ, я повесил их на вешалку в углу, а затем встал напротив преступника внимательно взглянув в его тёмно-зелёные глаза, в которых всегда плескалось пламя своенравия и непокорства.

Глобус получил кличку свою за абсолютно лысую голову форма которой напоминала чуть приплюснутый шар. Нет, ну правда у людей обычно вытянутые лица, а тут самый настоящий шар. Глобус и есть.

На кривую дорожку преступник свернул уже разменяв четвёртый десяток. Однако дисциплину беззакония освоил экстерном. Учитель похитивший школьную кассу, получивший три года, а затем сумевший в тюрьме заработать авторитет и уважение раньше занимал моё воображение. Иногда мне даже казалось, что Глобус делал всё это от скуки. Как-то он даже сказал мне, что до тюрьмы мир его был чёрно-белым, а за решёткой обрёл краски, стал цветным. Как бы то ни было из обыкновенного воришки за дюжину лет он превратился в опасного мерзавца.

— Здравствуй, здравствуй Патрик, — сказал я, наблюдая как вода, сбежавшая с плаща и треуголки, собралась блестящей лужицей на полу. — Поговорить с тобой хочу о твоём бывшем хозяине.

— А чего о нём говорить? Щекастый умер. Вы же его застрелили, — ладони преступника легли на стол. Длинные пальцы при этом слегка шевелились. Не знаю почему, но мне стало противно.

— Тем не менее хочу, чтобы ты рассказал мне почему он вдруг начал заниматься работорговлей и проституцией. У него же вроде всё неплохо шло. Часть бизнеса легализовал. Вас приодел. Зачем мараться?

Глобус замолчал, выглядывая в оконце, а затем негромко задумчиво произнёс:

— Инспектор, а вы знали, что Висмарбург основал преступник. Ной был на родине грабителем и от виселицы его спасла высылка в заокеанскую колонию.

— А я думал он был первым магнатом на этом берегу, — ответил я, сложив руки на груди.

— Это уже потом, — отвернулся от окна Глобус, а затем кашлянув поднял на меня глаза. — А что я получу за информацию инспектор?

«Не оценил» — понял я. Странно, от кого от кого, а от него не ожидал».

Стремительно выстрелив рукой вперёд, я положил ладонь на затылок Глобуса и хорошенько долбанул его головой о поверхность стола. А затем ещё раз. Даже побоялся что треснет. Не голова преступника, нет, стол. Всё-таки казённое имущество.

— Ещё поупражняешься в остроумии или начнёшь говорить пока все мозги и зубы на месте?

Глобус было взвился со стула, но встретив мой спокойный взгляд сгорбился и сразу поник. Из ноздрей его хлынула кровь закапавшая на чисто выскобленный пол.

Я знал какое впечатление производит на них мой взгляд. Как-то Аддингтон рассказал, что уголовники считают меня «человеком способным на поступок», что в их понимании сразу возносит носителя этого странного титула надо всеми.

— Всё-всё! Лис, я понял. Понял! Спрашивай! — выставил перед собой руки Глобус корчась от боли. — Это же я так по привычке.

— Рассказывай. Вопрос задан, — бросил на стол чистый носовой платок с вышивкой я.

Тонкая струйка воды из лужи под вешалкой устремилась под стол смешавшись с капельками крови Глобуса под его ногами.

— Мы сами не поняли, Лис. Всё было нормально и вдруг ему зачем-то понадобились эти дети…

— Дети?

— Да, дети.

— Девочки?

— Про пол разговора не было. Знаю, что главным условием было чтобы не старше двенадцати лет. И чтобы… малохольные, — шмыгнул носом преступник, прижимая платок к лицу.

— Патрик, ты же человек с образованием. Разговаривай хоть со мной нормально, — раздражённо отодвинул я стул от стола и уселся на него.

— Непременно бледные ему нужны были. Болезнь такая есть анемия. Что-то с эритроцитами, — остановив кровь Глобус протянул мне платок, но я жестом отказался. — Собрал всех и сказал тащите ребятню и побольше. Каждому заплатить обещал.

— Больные дети не смогут работать…

— Вот и мы сразу смекнули, что толстяк что-то другое задумал. Но что именно, так и не поняли.

— У Анны анемии не было, — отрицательно помотал головой я. — Знаю это наверняка.

— Эта та девчонка, за которой вы пришли? Так её Зубр притаранил. Он же болван! Главное, чтобы талеров ему в карман насыпали. Не притащил бы её, пожили бы ещё.

— Понятно. Что ещё? Может быть было что-то странное? Из ряда вон?

— Да вроде ничего такого… амулет вот у толстяка сломался, так он пообещал голову оторвать тому магу, который его ему продал. И вообще, все наши проблемы начались после того как мы купили этот чёртов дом, — с досады топнул ногой преступник. — Я говорил Щекастому не покупать особняк Гудмана, а он не послушал. Мне всегда этот дом не нравился.

— Думай-думай. Что-то должно быть, — перебил я Глобуса чувствуя, что уже у порога разгадки.

— Толстяк доктора пристрелил.

— Доктора?

— Да. Перепихона.

— Того который в «Десяти пальцах» врачом работал?

— Точно, он. Что-то украл там и погнали его. Нас лечил.

Августа Кляйна я помнил хорошо. Высокий, худой с вечно грязными волосами свисавшими сосульками на плечи. Отвратный тип. Ничего он не воровал, со службы его погнали за пристрастие к кокаину. Хотя говорят врачом он был неплохим.

— За что он его убил?

Кровь снова хлынула по подбородку Глобуса и тот задрав голову вверх прогундосил:

— Вот клянусь тебе Лис, не знаю. Зубр его привёз по просьбе толстяка среди ночи. Тот зашёл к нему в кабинет, а через час БАБАХ… и всё!

Он не врал мне. Встав со стула, я подошёл к окну. За прутьями решётки, внизу, по мостовой, сновали туда-сюда кареты и экипажи, мальчишки газетчики, пользуясь выглянувшим солнышком и передышкой в осадках с криком носились по тротуарам:

«Ночной дозор создаёт специальное подразделение по борьбе с преступностью!» «Рой Мальдини обещал раз и навсегда очистить улицы от преступников!» «Будут ли теурги бороться с криминалом?!» «Что скажет регент?!».

— Забыл кое-что ещё. Правда не думаю, что это очень важно, — произнёс за спиной Глобус.

— Слушаю тебя.

— Щекастый в первый же день как мы перебрались в особняк чудилы палец уколол.

— Чем?

— Да шут его знает, чем. Парни говорили вроде как склянкой какой-то старой.

Повернув голову в сторону собеседника, я почувствовал резкий запах палёной плоти под носом. Так всегда бывало, когда нападал на след.

— Доктора убили до или после этого?

— После. Точно после.

— А амулет, когда сломался?

— Тоже после… — задумчиво произнёс Глобус подняв на меня глаза, и крупная бордовая капля снова поползла по его губам.