Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 11. Приговор.

Лето.

Третий день слушанья.

Выступает апостольский нунций Мастема. Он красноречиво вещает, подводя к решению судебного дела над правителем твердыни Сигор фермилорда Геоманта. Решение ему известно и лежит перед ним заверенное, но ещё не оглашённое.

— Да, пламя восстания Люцифера бушевало во всех уголках Империи Солнечного Гало. Жители оказавшихся в этих объятьях, неважно, чью они сторону занимали, в глазах истории отличаются друг от друга лишь тем, как решили встретить свой конец, — в его горле пересохло, и он с грустью принял тот факт, что в столь ответственный момент остаётся трезв. — Возвращаясь к первоисточнику, а именно ко лжи и мотиву её, которое послужило сему бесчеловечному истреблению, знайте, что лож — воплощение ереси, от этого и отталкиваемся. Она твердит нам о своём превосходстве. Заявляет, что рано или поздно все мы станем её рабами, что реальность погибнет, и она будет владычествовать вечно. Именно поэтому ересь должна караться без жалости и сожаления, — нунций опустил взгляд на решение присяжных и ему стало действительно грустно. — Ересь говорит нам, что такова судьба, она говорит, что в парадоксальном времени Хаоса это уже случилось. Эти слова, как и вся её природа, пропитаны ложью, и само её существование не более чем сама лож, — глядя на старика в клетке, «ответчика» у которого не было шансов защититься, он будто наконец-то по истине ощутил себя трезвым. Весь груз ответственности пал на его плечи и ноги задрожали. — Да, мощь ереси велика — это совокупность похищенной энергия человеческих разумов. Обличье ереси — это образ, при взгляде на который мы понимаем, что к нам возвратились прегрешенья наши, — нунций не хочет зачитывать решение, но таково требует трибунал канцелярии и это сильнее его желаний. — Верно, она обладает мощью, но эта мощь пожирает не только нас, но и саму себя, а это обуславливает, что ересь не хищник, она — падальщик. Взирая с призрением на её лживость, ересь всё же сильна, она способна извращать разумы живых, превращать плоть в насмешку, отрицать смерть и разрушать труды смертных. Она может сокрушать армии и повергать героев в бегство, и она всегда там; выжидает за границей мысли и за краем зрения, — нунций вновь посмотрел на старика в клетке, давая ему последний шанс на спасение. — Фермилорд Геомант вы отрекаетесь от своих убеждений?

— Никогда… — за долгим молчанием, ответ старика прозвучал хрипло, но достаточно разборчиво.

— Прошу повторить? — нунций понадеялся, что старик всё же одумается и исправит свой ответ, но нет.

— Никогда! — закричал старик на него, что осталось духа. — Я никогда не откажусь от истины, от того что Люцифер великим предатель и никак не герой, в которого хотите обратить его Вы. Вы даже не понимаете то, что он погубил целую цивилизацию ни оставив в памяти даже то доброе что было у нас всех тогда…

— Вера, — с глубокой грустью выдохнул нунций Мастема и взял решение присяжных в руки. — В правильных руках вера — это величайшее оружие, но даже самый лучший клинок оказывается подвержен последствиям ошибок его обладателя. В чужих руках могучий меч веры может нанести больше вреда царству Создателя, чем все еретики вместе взятые. Вот почему те, кто заявляет, о своей праведности, должны быть подвергнуты самому суровому испытанию, — нунция на мгновение замолчал и на его глазах скопились слёзы, что задрожали, но так и не соскользнули. — Если возражений нет, то я готов огласить приговор? — на его вопрос остановить это безжалостное следствие, не прозвучало не единого возражения. — Ну что ж… — нунций выдохнул себе под нос горячий воздух и кинул прощальный взгляд на старика в клетке, что смиренно ждёт решения большинства. — В судебном деле над правителем твердыни Сигор фермилорда Геоманта, трибунал установил абсолютным большинством целенаправленно лжесвидетельство «ответчика» с целью введение в заблуждения описывающие события восстания Люцифера, приведшие к истреблению целой цивилизации. Трибунал постановил, посмертно снять обвинения с фермилорда твердыни Адма Люцифера обвинения в предательстве и отступничестве от короны Империи. Трибунал так же постановил наложить обвинение на правителя твердыни Сигор обвинение в ереси и разжигании вражды с призывом к мести. Приговор по делу правителя твердыни фермилорда Геоманта назначить смертная казнь на Аутодафе (торжественная религиозная церемония, которое заканчивается публичным сожжением осуждённых еретиков), — по трибунам суда и следствия прошёл шокирующий вздох и угас в прискорбном молчании самого нунция Мастема.

— Ты представляешь, что сотворил, Саммаэль? — Конрад Мракобес стоя рядом с ним не меньше изумился приговору, чем свидетели дела.

— Справедливость… — усмехнулся в ответ Саммаэль, самодовольно глядя на старика в клетке, что прикрыл голову руками в ужасе поражения, зарыдал.

— Что скажут люди, когда казнят последнего правителя? Это же твоя вина…

— Вина? — высокомерно посмотрел на него Саммаэль и усмехнулся. — Ты хотел сказать заслуга?

— Нет, я не путаюсь в таких словах, брат.

— Ты не можешь ясно видеть всей картины, твой разум одурманен пагубным пороком. Праведникам нужен герой, ибо только герой способен умереть один-единственный раз, а трус умирает снова и снова, рассказывая о своём позоре. И во всей этой истории только Люцифер станет таковым героем, а я преемником его, — не снижая высокомерный взгляд с Конрада во взгляде Саммаэля видно, как он наслаждается каждым моментом своего триумфа и цедит его по глотку. — Нам предстоит тащить невежественных и слабых к свету, какова бы ни была цена. Неважно, сколько из них будет рыдать и истекать кровью по пути, но мы придём, пускай не все, но всё же мы будем там куда ведёт нас перст Создателя. А я позволяю моей легенде расти сверх всякой степени правдивости. Я позволяю людям думать, что я непогрешим и могуществен вне моих возможностей. Я с радостью принимаю это за служение Создателю, ибо я и есть его Перст…

— Я не узнаю тебя, брат, — Конрад ошарашенно попятился от Саммаэля. — Гордыня ослепляет тебя…

— Трибунал сегодня закончится, и я вынужден выдать тебя под стражу, Конрад Мракобес.

— Как скажешь, брат. Я буду ждать тебя в лаврах твоего тщеславия и гордыни, — Конрад поклонился Саммаэлю, выразив свою наигранную покорность. — Ну а пока мне нужно покаяться перед твоим грядущим допросом…