Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 12. Полуночная месса.

Осень.

Всё чаще горят свечи по ночам во внутреннем Храме твердыни Адма, всё чаще в его стенах слышен одинокий молебен Конрада Мракобеса. Вызов на его допрос затягивается и мучительное ожидание истязает его душу сильнее плети, которая жжёт спину ударами раскаянья.

— Я создал себя из того ничего что ты мне даровал Создатель, от того и мучаюсь, — стоя на коленях перед крестом, он со всей силы сжимает рукоять плети, так что она хрустит в его пальцах. — Ни в пустоте среди звёзд, ни в глубинах земных недр не найти тьмы мрачнее деяний моих и того что я называю долгом своим. Мрак моих деяний побрал меня полностью, — Конрад взмахнул плетью и кровь проступила на коже, мелкими алыми каплями, как пот, оставив лишь жгучую боль. — В моём мраке, я постоянно разрываюсь между тем чтобы убить себя или всех, кто меня окружает.

— Очень часто мы не делаем того чего хотим, боясь, что другие подумают, что мы этого хотим, — с оттенком насмешки голос за плечом прошептал ему в ухо.

— Вздор! — Конрад вздрогнул и попытался смахнуть с плеча голос. — Всё не так, с того момента как я встретил её, я не могу перестать думать о смерти. Смерть занимает все мои мысли.

— Хоть ты и не понимаете меня парой, инквизитор, но я слишком хорошо знаю тебя, — голос тихо засмеялся, будто неловко зажимая себе рот. — Ты воображаешь, что подчиняешь свои убеждения строгим принципам, что веришь лишь тому, в истинность чего вполне убедился сам. Всё это и есть — добровольный самообман. Чем шире становится кругозор в представлении Веры, которую ты неизбежно принимаем из чужих рук, тем больше в тебе сомнений. Потому что твои воззрения почти в каждом аспекте определяются позицией иных авторитетов. Ересь приходит во многих формах. Она может быть ужасающей, как та, что сейчас разрывает тебе душу, но также едва различимой, непреднамеренной. Например, строить новый Мир на крови.

— Мир принадлежит одному лишь Создателю и каждый кто так не считает — еретик.

— Да, а уж через что это доказано абсолютно не имеет значения, когда еретик горит в очищающем огне инквизиции…

— К счастью для тебя мы разные с тобой, ведь я различаю правосудие и пытки, — голос захихикал и слегка стих, но никуда не делся. Он как сидел на плече, так и продолжает там быть. — В допросах, я пытаюсь достичь искомой боли, ведь только боль мой союзник в работе, только боль всегда со мной, — он стеганул себя плетью, и алая пыль вздыбилась облаком на спине.

— Когда Вера потеряна, остаётся лишь одна боль… — его руки задрожали и плеть выпала. — Нас формируют не великие свершения и не мудрые слова, инквизитор, — голос будто стал ближе. — Нас определяют сокрытые вещи, которые мы творим во мраке, когда никто нас не видит…

— Заткнись, — отмахнулся Конрад и вновь взял плеть, чтоб стегать себя. — Я пытаюсь сосредоточится.