Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 6. Спинтрия.

Лето.

Прошло уже два месяца, как Инквизиция явила себя пепелищу (Пандемониуму) империи Солнечного Гало. С этого момента над тверденью Адма раздирают каждую ночь крики еретиков, что так яростно жаждут покаяться в своих согрешениях. Перст 2 — Конрад Мракобес вышел из дома Милосердия, именно так называется помещение, выделенное для допросов. В былые времена здесь мостился театр с поэтическим названием “дом ночных духов”, но первое чем занялась инквизиция — это допросы. Беспощадные и предвзятые допросы. Так что в театральных постановках больше нет смысла, их место заняли публичные и частные экзекуции.

Конрад укрывая голову от дождя накинул капюшон. Прохлопал себе грудь, в надежде выбить из одежды едкую вонь пригоревшей плоти, у него естественно ничего не вышло. Проведя весь день в замкнутом помещении эта едкая вонь проникла в поры кожи, оставшись с ним как неотъемлемая часть. Он уже давно свыкся с этим, но привычка оставаться чистым заставляет вновь и вновь обхлопывать себя. Под глухой звук очередных таких хлопков, Конрад заметил молодую женщину у стены дома Милосердия. Мокрая от дождя и перепачканная от вездесущей грязи, она невзрачно ютится под стеной. Приникнув слушает под ближайшим окном, что может донестись до её слуха. Что-то сильное заставило Конрада остановиться и не моргая смотреть на неё.

Несмотря на всю её невзрачность, необычайно-чёрные глаза пленили внимание инквизитора. Они блестят из-за слёз и дождя, а остальное не важно. Она смотрит на него и в её больших глаза застыл вопрос. Подобный взгляд инквизитор встречал только однажды, когда его с братом Томасом в пятилетнем возрасте разлучили с семьёй и прикрепили к Церковно-приходскому приюту Святого Престола. Взгляд своей матери, которую больше не видел, и сейчас спустя много лет, он вспомнил во взгляде незнакомки свою мать.

— Подозреваемых в ереси сажают на допрос. Они продлятся не меньше месяца, — инквизитор сказал это в слух, надеясь, что именно это она хочет от него сейчас услышать. — Обычно этого хватает чтобы еретик сознался в ереси и выдал сообщников.

— Там моя мать… — девушка ладонью протёрла щеку, но от этого на её бледном лице не стало меньше слёз.

— В эпоху империи Солнечного Гало, истинную веру душили, и общество подверглось слабости и разложению, пожравшему его изнутри. Ваш император, возлюбленный всеми еретиками, знал это и стремился к тому что мы сейчас пожимаем. Всё то что нас окружает это наследие Императора-еретика, все эти костры в его честь…

— Но там моя мать? — Конрад не слышит, что говорит эта молодая женщина, он слишком сильно зачерствел к чувствам других. Его таким сделал долг перед Святым Престолом, который он привык называть работой.

— Зачастую на смертном одре они сознаются во всём, раде милости удушения на гарроте (орудие казни через удушение в виде петли с палкой) выдумывают и называют людей наугад, — Конрад пожал плечами и попытался улыбнуться, но это только сильнее напугало её, и она сильнее прижалась к стене.

— Но моя мама?

— Что? — он вздрогнул словно от дрёмы. — Ты сама та где хочешь быть внутри или с наружи? — незнакомка ничего не ответила, лишь сильней прижалась к стене. — То та же, — широко улыбнулся Конрад. Ему показалось что сделал доброе дело, успокоив её. — Тебя как звать? — он шагнул к ней, но незнакомка встрепенулась и попятилась. — Вот-вот, ступай домой и жди там… — она побежала без оглядки, где-то падая в грязь, но до последнего не оборачиваясь. — Жди, когда мы придём за тобой, — он дождался, когда шум дождя скрыл звук её шагов, а ночь силуэт, и только после этого смог оторвать провожающий свой взгляд.

Смахнув с глаз пелену образа необычно чёрных глаз, он пошагал по протоптанной дороге за низменными усладами после тяжёлого дня. Лупанарий (публичный дом) — вот что освобождает его голову от тяжёлых мыслей, которые копятся на допросах. Дорога к дверям Лупанария протоптана, за то время что инквизиция заняла твердыню Адма.

Конрад смело открывает дверь и жжённый запах низменных услад привычно бьёт ему в нос. Пока он посещает это злачное место, инквизиционные зачётки не касаются местных нимф и это двухстороннее соглашение плата за которое — грех.

Грехопадение — и Конрад Мракобес знает это, но эта слабость выше его клятв.

Его встречают лживые улыбки похотливых нимф, но он смотрит сквозь их соблазн, и берёт за руку самую проверенную из них. В её руку он вкладывает спинтрию (серебряный монетовидный жетон с изображением сексуальных действий) и она с самодовольной улыбкой уводит к себе в комнату. Он не знает её имени, но этого и так больше чем достаточно, чтобы нимфа возгордилась, что сам инквизитор стал у неё постояльцем.

Она уронила инквизитора себе в кровать и не дожидаясь приглашений оседлала его.

— Создатель, прости… — закатив глаза, он взмолился и до боли сжал ей упругие бедра. От такого пылкой страсти искусница сжалась во всех местах и позволила себе чрезвычайно смелое и настолько же ошибочное промедление.

— Инквизитор? — она почувствовала в себе излишнюю уверенность и остановила процесс нежности. — Но почему вы все так уверены, что Создатель — он, а не она, хоть не кто его и не видел? — Конрад был ошарашен наглостью нимфы, но ещё сильнее стал, когда в её взгляде увидел необычно чёрные глаза той молодой женщины под дождём.

— А как может быть иначе и сомнения в этом зачатки самой ереси, — широкая улыбка Конрада задёргалась, он одновременно смутился и засмеялся от такой неожиданной наглости.

— Но всё же? — искусница улыбается и продолжает смотреть на него сверху чужими необычно чёрными глазами.

— Женщина в образе своём порочна и быть иначе не может, — он стал необычайно серьёзным, осознав, что разговор задаётся не шуточный. — Вот разденьте стража до гола и какие чувства вызовет в вас его обнажённый образ? Чувства здоровья, силы и храбрости. А разденьте женщину и только самые низменные желания вызовет в вас её обнажённый образ…

— Но, что если на стража взглянет женщина, в ней какие чувства вызовет его обнажённый образ?

— Вот в этом и суть, — засмеялся инквизитор. — Я же мужчина, а женщина, что женщина, она порочна.

— Какая глупость… — рассмеялась она ему в лицо, он тоже продолжил смеяться лишь по тому, что уже знает, что завтра будет жечь ей ноги за ересь, ну а пока низменные слабости.