Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 1. Последний зов.

Весна.

Два года кануло в Лету с момента последнего доклада инквизитора Саммаэля и стены Приёмного зала ещё помнят это унижение. Но ничего не поменялось и сейчас в закостенелых устоях церкви все те же суждения всё те же устои — конклав так и не состоялся. И сейчас, спустя два года наиважнейшая повестка дня — грядущий праздник Святого Вознесения, что на сороковой день от Пасхи. Кардиналам важнее обсудить событие, что отмечается в конце весны, когда их запасы иссякают, а грядущие подаяния мирян к столу во всех своих смыслах.

Приёмный зал пестрит всеми оттенками бардовых мантеле́тт (накидка без рукавов, элемент облачения высокопоставленного сана) кардиналов всех мастей. Саммаэль же стоит особнячком, хмурый как туча. Он заметно отличается от общей массы присутствующих скромным одеянием сута́н (верхняя длинная одежда с длинными рукавами). Ему единственному из инквизиторов дозволено присутствовать на таких обсуждениях, хоть и не понимает для чего. В этих обсуждениях он ждёт что наступит тот самый момент и камерарий переключится и вспомнит свою обязанность по империи Солнечного Гало. Но этого не то что не происходит, даже не появляется намёка, что во взгляде камерария появится стремление к этому. Взамен всему Саммаэль то и время ловит от него двусмысленную ухмылку и прищуренный взгляд на себе расценивая это как издевательство.

— Именем императора Вириона Мироносного, требую принять меня немедля, — в гул бурного обсуждения кардиналов ворвался из дальнего конца коридора надрывисты вопль. На дальнем конце коридора кто-то очень хочет показаться важным и это у него получилось.

Гул бурного обсуждения сам собой затих и в Приёмном зале стало совсем тихо. Торопливые шаги приближаются синхронными ударами, а настороженные взгляды кардиналов переглядываются всё реже.

В Приёмный зал ввели юношу, одетого в полосатые шоссы (штаны, состоящие из двух несшитых половинок, прикреплявшихся тесёмками к поясу) на кожаные пулены (мужские кожаные туфли без каблуков) с белым беретом на голове, он вошёл в зал и махнул беретом в пол выполнив поспешный реверанс. Кардиналы с облегчением выдохнули видя, как молодой человек сделал несколько шагов и пал на колени. Не дожидаясь, когда ему дадут слово, он вытянул руку в знак прошения и заговорил первым.

— Отче камерарий Паймон, склоняю голову перед вашим Величием и прошу выслушать меня от имени отца императора Вириона Мироносного, безотлагательно?

— Молодой человек, — поддался вперёд камерайт сидя в тронном-кресле. — Секунду назад ты требовал этого, а теперь просишь, боюсь подумать, что ждёт нас всех дальше? — он усмехнулся и переглянулся с ближайшим кардиналом.

— С глубоким уважением, но у нас всех нет времени на высокомерные насмешки.

— Каков наглец? — послышались перешёптывания кардиналов по сторонам, но этому мало кто уделил внимание.

— Нагло, но справедливо, — согласился камерайт и поддержал молодого человека перед кардиналами жестом внимания. — Вначале назовись?

— С Вашего позволения, — он поднял взгляд и невольно оглядел всех присутствующих. — Я Аластор, гонец императора Вириона Мироносного, но сей визит от имени его Отца, фермилорда Геоманта.

— И сразу вопрос, — бестактно ворвался инквизитор Саммаэль, что всё это время в стороне молча наблюдал за наглецом. — Какое право фер Геомант имеет распоряжаться личным гонцом императора, не получив на то должного разрешения?

— Моё послание под грифом смерти и не терпит отлагательств, его важность неоспорима. Вам стоит выслушать меня прежде, чем начнёте судить.

— Не слишком ли много чести сему гонцу, о Отче? — Саммаэль ближе подошёл к Аластору, что покорно продолжил стоять, приклонив колено.

— Согласен много, но он уже здесь…

— Прошу дозволить мне начать? — гонец вновь позволил себе сказать вне разрешения, показывая свою бестактность.

— Начни, но думай теперь над каждым последующим словом заранее, ведь теперь от него напрямую зависит многое в твоей жизни, — камерайт нахмурился от такой растущей дерзости молодого гонца.

— Благодарю, Отче, — Аластор ещё раз поклонился и продолжил говорить в пол. — Цитадель Альказаб-нок-Вирион оккупирована врагом, — по залу пролетел ошарашенный вздох и упёрся в короткую насмешку инквизитора Саммаэля, что обошёл гонца по кругу.

— Тогда почему ты здесь, а не взываешь помощи в своих твердынях Сигор и Севоим? — Саммаэль нагло вступил в разговор, не спросив разрешение на слово. Вся эта история с империей Солнечного Гало очень сокровенна, ведь двумя годами ранее именно он был на месте этого гонца со своим докладом, и его, не доведя до конклава, здесь же и осмеяли. — Как мне помнится фер Геомант является правителем твердыни Сигор и, на минуточку, отцом императора, ведь так?

— Не без этого, инквизитор, но я здесь и моё дело воззвать к Вам камерарий, — Аластор деликатно увёл внимание с инквизитора и направил его на объект приятия решений. — Враг кровный, Отче. Прямо сейчас он у стен столицы империи Солнечного Гало. Враг порождение ереси и явил себя не для того, чтобы вести переговоры. Под чёрными знамёнами, его легионы ждут лишь одного приказа от Люцифера.

— Кто таков сей Люцифер? — камерарий принял новость достойно и с не скрытым интересом поддался вперёд.

— Сын Зари, фермилорд твердыни Адма и ближайший наследник трона империи, он взошёл на престол после смерти своего отца…

— Я так и знал! — вырвалось у Саммаэля и он показательно посмотрел в глаза камерария. Тот заметил чрезмерное внимание инквизитора, но даже глазом не повёл в его сторону.

— Кто с ним иль он один возглавляет легионы?

— Абаддон Живоглот, северянин, наместник города Шеол и генерал Небирос с южной заставы Тир-Харот.

— Чем ты можешь подтвердить свои слова? — камерарий уже встал с тронного-кресла и сделал шаг к нему, но его остановила собственная значимость.

— Не в моих интересах лгать, Отче, — Аластор вытянул перед собой ладонь и склонил голову. — Моё доказательство перстень фермилорда Геоманта с гравировкой принадлежности, — в раскрытой руке лежит золотой перстень с инкрустированным красным тлеющем углём.

— Прошу, Отче, — Саммаэль поднёс камерарию перстень и вложил его в руку. Тот крутанул его в пальцах и на внутренней стороне заметил гравировку с изображением древа, что срослось корнями с кроной по кругу, создавая образ самодостаточности.

— Сколько времени ты был в пути, гонец? — камерарио вновь сел в своё тронное-кресло силой сжимая перстень в кулаке. Его глаза нервно забегали и именно сейчас он встретился взглядом с инквизитором Саммаэлям, и именно сейчас он вспомнил про конклав, который не был так созван, и именно сейчас уже поздно.

— Декаду дней, быть может больше…

— Выйди вон, немедля, — камерарио решительно встал в полный рост и указал на дверь гонцу.

— Но… — растерялся Аластор и уже встретил приближающегося на него инквизитора Саммаэля.

— Без но, жди за дверью сказано тебе, — Саммаэль выдворил его и закрыл за ним двери, но в просвет Аластор всё же услышал голос камерария и этому он был рад.

— Созвать конкла́в!