Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 13. Вакхана́лия.

Осень.

Самобичевание больше не приносит Конраду Мракобесу должного искупления, оставляя лишь горький привкус самообмана. Он знает, что только одно место в этом городе всегда приютит и обласкает его, а там и не важно искупление это или грехопадение.

Лупанарий наполнен горьким и одновременно душным запахом цветов мака, что завис неподвижной дымкой. Оргия в самом разгаре. Трудно разобрать в клубке голых тел, кто где начинается и в ком заканчивается. В самой гуще ласк искусниц, инквизитор Конрад Мракобес наслаждается грехопадением. Только так он может отвлечься от самых тёмных мыслей, только так он может забыться от своего внутреннего мрака, что душит и увлекает в пучину мыслей о смерти.

Хлопнула дверь, и лёгкая прохлада ворвалась в покои где не предусмотрены окна. Наполненные стоном и страстью, нимфы синхронно зашевелились и стали расползаются по сторонам, как змеи. Порыва ветра было достаточно, чтобы притушить свечи в комнате сладострастии. Но даже в образовавшийся темноте инквизитор Конрад Мракобес узрел необычайно чёрные глаза, что бликуют белым полусветом зрачков. На фоне дверного проёма стоит она. Он почувствовал, что всегда скучал по ней, просто в дурмане похоти забыл и вспомнил это только сейчас, когда увидел её во второй раз.

Конрад не замечает, как остаётся один на один с ней. Все нимфы куда-то делись, словно их и не было здесь никогда. Только он и необыкновенно чёрные глаза, в которых он теряет остатки себя.

— Многие из вас говорят о пагубности колдунов и ведьм, — её голос слаще сока цветка мака, и она на шаг стала ближе к нему. — О том, что их искусство по своей природе опасно только потому, что с его помощью можно вершить ужасные деяния, — она наклонилась грацией кошки ладони коснулись ног инквизитора и холод пошёл по коже. Конрад вздрогнул, но не от страха, а от подкатывающего возбуждения. — До сегодняшнего дня эти злодеяния были проекцией ваших страхов, но сегодня всё изменится, — она нависла над ним, и он почувствовал её дыхание, что как тяжёлый дым спадает с её уст. — Я здесь именно по этой причине, — он с трепетом ждёт от неё поцелуя, но вместо этого она нежно затягивает ему запястья шёлком. Он не сопротивляется, он даже не хочет сопротивляться. Так он отдаётся ей полностью без остатков, только так и никак иначе. Он наконец-то почувствовал надвигающийся покой в своём собственном мраке. — Ты запомнишь этот день, когда начался распад Инквизиции и когда ты лично принял в этом самое непосредственное участие.

— Где ты была? — Конрад улыбается, а на глаза накатываются слёзы, он рад что она наконец-то нашла его.

— Я всегда была здесь, я родилась под стенами Твердыни Адма, — она гладит его холодными пальцами, ласкает от чего у него по коже идут мурашки, но это только сильнее стимулирует возбуждение.

— Тогда почему ты так долго?

— Теперь я здесь, — она прижала его лицо к груди, и инквизитор заплакал. — Теперь всё будет хорошо…

— Я так сильно скучал! — в захлёб зарыдал Конрад, ассоциируя её со своим долгожданным спасение.

— Я знаю, я знаю, — она гладит его густые волосы и шепчет так сладко, что ему хочется спать. — Но ты ещё не знаешь зачем я здесь… — она отринула его лицо от своей груди и заглянула в глаза. Полуспущенные веки инквизитора медленно моргают, щёки блестят от слёз, но это ничего не значит для неё. Оседлав его, она скинула со своих плеч платье, оголяя грудь. — Этого тела касался сам Дважды Благословлённый Аббадон. Он оставил мне свою печать, — её располосованная кожа на груди стерпела многое, это подтверждают шрамы. — Да, может он и не досчитался одной души на пепелище, но мой замысел отличался от его войны, — она улыбнулась широкой улыбкой и острые белые зубы сомкнулись в жутком оскале. — Он создал меня, но ты пробудил во мне то самое искомое инквизитор Конрад Мракобес, в чём нуждался сам. Ты вынудил меня проявить всё то тёмное, что во мне скопилось. Спасибо, инквизитор, — она вынула нож, а согревающие тёплые чувства внутри него притупляют любую тревожность, и он продолжает улыбаться. — Кто знает, может я так и брела своё никчёмное существование в подворотнях Адмы, побираясь бездомными. Но теперь, я — Асая Бруха рождённая в печали, знаю для чего я здесь и почему именно сейчас… — она полоснула ножом по его груди, но не глубоко, так чтобы порезать только кожу. Инквизитор даже не почувствовал и всё с той же ухмылкой смотрит как лезвие режет ему кожу дальше. — Мой замысел обрёл смысл, а мотив отмщение… — надрезы сомкнулись, и она одним рывком содрала вырезанный кусок кожи. Ни одна мышца на довольном лице инквизитора даже не вздрогнула, он неподвижно продолжает улыбаться. — Твои зубы — это всего лишь часть скелета, — она взяла одной рукой за затылок инквизитора, а другой с размаху вдарила рукояткой ножа в зубы. Не с первого раза получилось у неё выбить зуб, но кровь пошла ручьём. Она жадно залезла пальцами в ему рот и достала выбитый зуб, но вместо страха, Конрад рассмеялся. По его щекам текут слёзы и это слёзы искреннего счастья. — Не задумывался, но при улыбке мы показываем собственные кости?

— Нет, — смеясь ответил он, а ведьма выкладывает только что выбитый зуб на окровавленную сторону вырезанной кожи. На этом она не останавливается. Она всё с той же широкой ухмылкой отрезает ему палец с родовым перстнем и так же кладёт его рядом с зубом. А Конрад Мракобес смотрит на это и заливается смехом. Может это действие сока цветка мака, но он не воспринимает происходящее взаправду и наблюдает будто со стороны.

— Твоё смирение и вклад неоценим, — ведьма под корень срезала прядь его волос и скрутила ладонями в верёвку. — Последний штрих, — усмехнулась она и плюнула в центр сбора. Стянув по кроям кулёк перевязала его верёвкой. — Похоже на твою мошонку, инквизитор, — ведьма поднесла получившийся мешочек к лицу Конрада и тот засмеялся в захлёб, ещё громче чем прежде. — Ну что инквизитор горе помогает лучше познать счастье?

— Я не знаю… — Конрад задыхаясь от смеха, попытался отдышаться. Он готов признаться ей в своих чувствах, в любви если так можно сказать, но отплёвывая кровь, продолжает смеяться дальше. — Асая, сейчас я счастлив, как никогда, просто потому что ты со мной. Ты лучшее, что случилось в моей жизни, а остальное не важно…