Тени кафе «Домино»

Эдуард Хруцкий (2007)

1922 год. Москва. В знаменитом кафе «Домино» на Тверской улице собирается самая разношерстная публика: артистический бомонд, поэты и художники, бандиты и бывшие уголовники, новоиспеченные «генералы» Гражданской войны, а так же сотрудники милиции и ОГПУ, которые внимательно наблюдают за всеми посетителями и собирают информацию, помогающую в раскрытии многих преступлений, совершенных в Москве. Не последнюю роль во всей этой криминальной истории играет главный герой романа — талантливый журналист Олег Леонидов, который удивительным образом каждый раз оказывается в самом центре разворачивающихся событий.

МЧК

Николаев ушел, Мартынов и Манцев остались вдвоем.

— Что скажешь, Федор, о ночной операции?

— Все срослось, взяли двух вреднейших бандитов и так, по мелочи.

— Я слышал вы взяли писателя Арнаутова?

— Сидит милок.

— Что он там делал?

— А что делают в игорном доме? Картинки бросал.

— Удачно?

— Судя по изъятым у него деньгам, весьма.

А может это были его деньги?

Откуда? Семь лимонов. Нет, ему карта привезла.

— Но он же мог проиграться, — Манцев взял пачку денег, провел по ней большим пальцем.

— Верно. А Николаев мне шепнул, что Арнаутов еще студентом зарабатывал деньги игрой, ездил даже на нижегородскую ярмарку, чесал купцов на волжских пароходах. Вот теперь за старое взялся от бедности.

— Арнаутов написал прошение, просит отпустить его в Ригу, там в русском издательстве готовят его собрание сочинений, — задумчиво сказал Манцев, — большой писатель, а мы пока не можем привлечь литераторов к подлинно революционной работе. Я поручил Рослевой заняться им.

— Василий Васильевич, он же не враг. Он уехал из Пятигорска после того, как туда вошли добровольцы. С сытого юга три месяца пробирался в голодную Москву.

— Ты читал его последний роман?

— Время мало для чтения, но «Столп огненный» осилил.

— Как он тебе?

— Мне понравился.

Дверь отворилась без стука.

Вошла начальник отдела МЧК Рослева.

— Здравствуйте, товарищи.

— И тебе не болеть, товарищ Рослева, — с нескрываемой неприязнью ответил Мартынов.

— Товарищ Мартынов, мне стало известно, что вы сегодня отпустили царского офицера.

— Вот это номер, — удивился Мартынов, — кого же это?

Рослева положила на стол фотографию.

Мартынов взглянул, рассмеялся.

— Это же Леонидов. Журналист. Видишь, погончики у него узкие, серебряные, просвет зигзагом. Звездочка. Это форма Союза Городов, организации гражданской, ее носили все военные корреспонденты.

— Не знаю, кем был на фронте Леонидов, но погоны он носил не солдатские.

— Такие же были у товарища Фрунзе…

— Товарищ Рослева, — сказал Манцев, — Леонидов действительно носил погоны. Он год отсидел с солдатами в окопах. Ходил в ночной поиск, вынес раненого солдата. Сам Брусилов распорядился наградить его солдатским Георгием четвертой степени. Его ранили. Он написал книгу «В окопах», за которую и был с фронта изгнан.

— Товарищи, — Рослева открыла портфель, — вот.

Она положила на стол книгу в рыхлом картонном переплете.

Мартынов взял ее, прочел вслух.

— Олег Леонидов. «В стане батьки Махно». Ну и что?

— Автор пишет о том, как он неделю ждал расстрела, а потом бежал вместе с деникинскими офицерами.

— Ну и что? — повысил голос Манцев, — я ночью прочел эту книгу. Хорошее сочинение, нужное, разоблачающее преступную сущность анархической вольницы. Кстати, кроме офицеров-добровольцев с ним бежали три красных командира. Парадокс — люди разных идеологий объединились, спасая себя, и разошлись. Не вижу ничего страшного.

— От вас я не ожидала, товарищ Манцев, Леонидов, постоянно посещающий кафе «Домино»…

— На Тверской 18, — пояснил Мартынов, — на первом этаже это развеселое кафе, на втором — психлечебница. Очень удобно. В кафе постоянно работают мои люди. Туда, как комары на свет, слетаются бандиты, спекулянты, золотишники.

— Там собираются творцы. Их настроение мы должны знать. Понял Мартынов?

— Василий Васильевич, мои секретные сотрудники — люди специфические, они книг не читают, по театрам не ходят, в лучшем случае в кинематограф заглянут. Я на них такое дело повесить не могу. Да и сами поймите, в Москве активизировался уголовный элемент. Цены на Сухаревке ломовые. Знаете, как говорят — кесарю — кесарево, слесарю — слесарево. Пусть уж товарищ Рослева своих людей туда внедряет, только, чтобы моим не мешали.