Без сомнений

Фофан Тюльпан (2024)

В тексте есть жестокость и эротика. Осторожнее! Нелепая смерть имперского колдуна влечёт за собой череду событий, что перекрутит с ног строго на голову чётко продуманный план по свержению герцога Аланделейн. Организованное Империей расследование грозит разоблачением множества тайн. Непреклонно бес сомнений закрадывается в головы каждого и вынуждает заговорщиков терять доверие друг к другу. Они всеми правдами пытаются обратить ситуацию себе на пользу и прибегают к разным уловкам, но несуразные случайности раз за разом воруют шансы на победу. Изменить ход событий может найденная у погибшего колдуна языческая реликвия Ксинаалгат, однако беда в том, что этот таинственный амулет волею злодейки-судьбы меняет текущего хозяина чаще, чем придворная дама — собственные наряды; неизвестно в чьих руках и даже в каком из параллельных миров Ксинаалгат окажется в следующий момент. Кому повезёт в этой битве за ресурсы и власть? Узнаём. Наслаждаемся! Автор обложки ослепительная Вартуш Оганесян

Глава 13. Волкола́к

Всё бывает как-то вдруг:

как у друзей, так у подруг…

И́дрия отродясь не знала, когда это точно произойдёт, но то, что сегодня — ей подсказывала интуиция и полнолуние¹. Одела грубое серое длинное платье, светло-коричневую накидку с капюшоном. Взяла в сарае суковатую палку и корзинку для грибов. Склонив голову и потупив глаза, вышла с постылого двора. Лицемерно мурлыкая тоскливую песню о тяжёлой вдовьей доле, неторопливо двинулась через всю деревню к ле́су. Её провожали внимательные взгляды односельчан. С неподдельным интересом разглядывающие ладную девичью фигуру мужские и завистливо негодующие женские.

В лесу целеустремлённая путница перестала петь и убыстрила шаг. Отойдя от жилья вглубь чаши, чтобы скрыться от чужих глаз — перешла на лёгкий бег. Путь вёл к глубокому, удалённому от всяческих человечьих тропок оврагу, где под прикрытием сплошного кустарника журчал вдоль заросших зелёными бархатистыми кудряшками мха берегов чистый тоненький ручеёк.

— Всё! На месте! Поскорее — можно не успеть!

И́дрия торопливо разделась догола, сняла с себя символ веры: серебряный медальон — дуб с распятьем. Оставила на левой руке простенькую ленточку с неправильной округлой формы невзрачным плоским камушком. Торопливо сложила всё внутрь корзинки, спрятала заранее в подготовленном месте. Выкопанная яма с навесом из связанных решёткой веток и укрытых дёрном давненько служила женщине. А мох на маскировке подсох — придётся обновить.

«Успела! Уф!» — обнажённая красотка села перевести дух на мягкий бережок родника, опустила в бегущую струю ступни и стала ждать…

Приглушённый густыми зарослями жёлтой акации и шиповника солнечный свет мелкими бликами падал на покрытую пышными каштановыми волосами голову. Их прямые пряди прятали от чужого взгляда не хуже одежды нагое до пояса тело. Одинокий лучик подсвечивал бахрому на стыдливо выглядывающий из-под шевелюры вишнёвый сосок на белой груди. Чуть прикрытые длинными ресницами большие зелёные глаза с томной ленцой взирали, как ручеёк обтекает пальцы ног. Холодноватый поток щекотал подошвы изящных ступней. И рождал приятную дрожь, что мелкими пузырьками поднималась по грациозным икрам до аппетитно округлых колен. И выше, и глубже.

Начало́сь! Набатом забилось сердце. Подступила тошнота. Сознанье вышибло напрочь. Человеческое тело выгнуло дугой. Лицо заострилось. Под кожей мощными желваками заходили меняющиеся кости. Побежали мурашки, в буйном восторге выталкивая из себя ростки шерсти. Налилась силой челюсть. Сквозь острые крепкие зубы закапала слюна…

Из оврага выбралась крупная серая волчица. Отряхнулась от воды и неестественным для обычного зверя ярко-синим пронзительным взором осмотрела погружающийся в темноту позднего вечера лес. Жуткий всепоглощающий голод пронизывал ту, что ещё пять минут назад отзывалась на имя И́дрия.

Умирая, Матвей чётко знал, что будет «за чертой». Все рассказы и живых, и упокоившихся родных, сводились к одному.

Нестерпимые мучения стихнут. Наступит темнота. Перед взором во всю ширину предстанет крутящееся вправо переливающееся кольцо завораживающего света. Обруч начнёт увеличиваться, сиять ярче. Внутри него появится туннель, втянет внутрь и стремительно понесёт вглубь. Перед закрытыми глазами начнёт мелькать вся прошлая жизнь до минуты. Вспомнить придётся всё — даже то, что беспробудно забыл: от первого ощущения пульса матери, в беззаботной неге находясь ещё во чреве, до последнего момента перед смертью.

Вылет из странного коридора и воспоминание собственной гибели совпадут до секунды. Виде́ния померкнут, поплывут. Исчезнет яркость красок. Всё тело охватит сочетание лёгкой прохлады и невесомого умиротворяющего тепла. Окружат души покойных родичей. Сознание заполнит переживания и мысли близких. Радость и счастье охватит всё существо…

Реальность огорошила. Нарастающая боль не утихала. Среди темноты в лучах ярко-зелёного цвета явился исполинский коричневый кукиш. Фигура отвратных пальцев щёлкнула: щелбан — ватажник полетел в пустоту. В память впечатался кривой зазубренный ноготь. Тёмный со светло-салатовой окаёмкой. Он унизительно, с хамской зло́бой отправил убитого общинника в путь вечности.

Темно! Затхло! Страшно! Иллюзорно ломит тело…

Вдруг! Яркий свет заливает всё вокруг. Слышен громогласный треск и наполняет страданьем. Чувства стихают. И оставляют одинокое ощущенье покачиванья на волнах. Ум теребит недоумение…

Судьба не унимается. Потянуло опять вдаль. Колыханье сменилось головокружительным полётом. Как закончился, сознание преобразилось: исчезло осязание. Зато Матвей вновь видит, слышит, и запах будоражит отсутствующий нос.

Волчица подняла вытянутую морду. С придыханием понюхала окружающий воздух. Ветер донёс манящий, сладковатый дух свежей мертвечины. Неприятная резь от исходящих из амулета на передней левой лапе уколов сигналила об опасности. Но оборотень не сдержал обуревающий позыв голода. И понёсся в сторону влекущего лакомства…

Запах приближался. Становился сильнее и притягательнее. Осталось десятка три саженей, но невыносимая ломота в лапе предупреждает о чрезвычайном риске. Хищник остановился, лёг и пополз. Из-под еловых веток осторожной охотнице открылся широкий тракт. Посреди лесной дороги конники. Много. С железными палками. Рискованно — надо ждать…

Предчувствие не обмануло: незнакомцы ускакали. Вызывающий гнетущий страх тяжёлый запах исчез вдали. Да и боль в лапе улетучилась. Крадучись подойдя к краю утоптанного пути, волчица одним прыжком перескочила тракт и бросилась через чащу к желанным парным трупам.

— О! Да тут их целая куча!

Радостный раж захлестнул хищницу. Голод ей так вскружил голову, что И́дрия сначала не ела, а зубами крепче стали, в упоении рвала мёртвую плоть. Отхватывала конечности. Ломала лицевые части черепов. Дробила кости. Наигравшись, приступила к пиршеству из вкуснятины. Разгрызала грудную клетку. Выискивала сердце. И медленно, с наслаждением смакуя, отсекала по маленькому кусочку и неторопливо глотала…

Вот очередной. Непорядок — лицо смачного молодого мужичка ещё не испытало остроту зубов игривого оборотня. Надо исправить! Челюсти сбоку обхватили от уха до уха, сжала. Хрустнули кости. Но ощутить в пасти мягкий с приятной горчинкой мозг не получилось: сильная боль выкорчевала все прочие чувства. Взор пронзил яркий свет. Начало́сь обратное превращение…

Вернувшееся к И́дрии человеческое сознание повергло её в шок. Кроме столь памятного неожиданно случившегося первого раза, впоследствии не приходилось оказываться лицом к лицу убитых ей в другом обличье. По традиции женщина возвращала себе человеческий облик и разум с утра рядом с тайником, смывала с тела чужую кровь, а порой и… фекалии. Ханжески успокаивала себя, что жертва — не человек, а если и да, то какой-то ночной тать, и спокойно одевалась. Но сегодня! Нагая беспомощная крестьянка сидела под парой полных лун среди кучи разорванных трупов. Её била крупная дрожь, без надежды на сопротивление лишая воли и разума.

Обескураженная девица прикидывала, как добраться до заветного, трудно достижимого для человеческих ног ручейка. Случайно пригляделась: труп в двух саженях от неё шевельнулся, вытянул единственную левую руку и стал подтягивать к себе рядом лежащую правую. Ещё недавно свирепая волчица в панике бросилась через тёмный лес…

Матвей прислушался к собственным чувствам: что-то не так. Запахи крови, сырого мяса, листвы разнообразных деревьев, почвы… заполонили сознанье. Множество оттенков каждого аромата и чёткость восприятия поражали. Как рядом с носом подванивал глубоко под землёй старый, приготовившийся к смерти крот. Да и слух не подкачал! Шелест леса вокруг разваливался на самостоятельный звук каждого листочка. Издалека доносились помимо чириканья птиц, кропотливая возня полёвок в норках…

Зрение несказа́нно преобразилось. Круглые луны взирали на него не двумя жёлтыми дисками, а пятнами перламутра. Раскрашенные в серые и голубоватые тона предметы с лёгкостью различались вопреки размытости контуров. На знакомом тракте высятся закованные в броню рыцари. Разглядывать подробнее мешал длинный тёмный абрис посередине — так это звериный нос! «Я вижу собачьими глазами. Прикольно!» — сообразил ватажник. Стражники собрали убитых разбойников, повозились рядом и оттащили за дорогу. Один жив — в плену. «Ерёмка!» — озарило узнавание. Матвей пристально наблюдал, как враги построились и удалились с захваченным сыном Трофима, на палке с петлёй волоча его за собой.

Жучка, так назвал остроумный паренёк псину, чьи зрачки невзначай оседлал, рванула вперёд. Пролетела над трактом. Спустилась в овраг. В низине внавалку лежали тела сотоварищей. «Что она делает, негодяйка? Рвёт на части собратьев-ватажников!» — слышащий лязг зубов, треск ломающихся костей и довольное урчание Матвея обозлился. Мужчина пригляделся — пред ним останки молодого человека. Черты лица заставили вздрогнуть. «Так это же я! Мой труп» — пронзила догадка. «Нет!» — во всю мощь заорала душа и внезапно обессилев провалилась в забытьё.

Не разбирающая пути И́дрия бежала через чащобу. Ветки хлестали её по лицу и голому телу. Корни деревьев царапали ступни до само́й крови. Страдания пересилили страх: тяжело дыша, беглянка остановилась. Заработал ум: так она никуда не дойдёт. Крестьянка стала рвать стебли травы повыше. Благо лунный свет помогал ей в поисках. Сплести лапти — несложный труд, только время. Готовы. Теперь на дерево — нужен ориентир.

— Вот маковка знакомой церкви! Ура!

Светало. Уставшая от тяжёлой дороги женщина вытащила из тайника корзинку с пожитками. С удовлетворением опустилась ничком на покрытый утренней росой мягкий, нежный мох. Сон сморил её…

Лёгкая дремо́та прервалась весёлой трелью соловья. Пора приводить себя в порядок. Вычёсывая из волос застрявшие ветки, нагловатая блудница размышляла: «Пойду, как устоялось, на исповедь к «длиннохвостому» попу. После оральных ласк без проволо́чек разом отпускает все грехи. Деревенские думают, что я с ним сплю всю ночь. Ха! Дурачьё! А он молчит как рыба. То ли боится, то ли стесняется чего. Тот ещё крендель!».

«А вот насчёт ночного недоразумения придётся идти на поклон к вонючему колдуну. Пусть починит подаренный им талисман — неправильно работает. Это ж надо! Среди ночи меня в человека обернул», — надула губы красотка.

— Да! С ним пары «прогло́тов» не прокатит. Во все дырки залезет. И не по единому разу… Обоссыт, обосрёт… Неделю мыться от прилипающей вони… Как этот гад отвратителен! Но надо перетерпеть — куда денешься? Один он в здешних лесах такой… Да и польза есть. Спасительный амулет дал… Обещания выполняет… Да и не справится мне с ним — для него оборотень, что кошка: захотел — погладил, нет — пинка дал. А обманешь, так Инквизиции вложит — подонок ещё тот!

Пора одеваться. Но остатки усталости держит в уединении с природой. К «батюшке» надо идти в умиротворении. Облокотившись спиной о крепкий куст, И́дрия раздвинула ноги. Левая ладонь снизу ухватила правую грудь. Сжимая и поглаживая её, стала медленно перемещаться к соску. Другая рука нежно ерошила внутреннюю поверхность бёдер, всё ближе и ближе выдвигаясь к лону. Молодая женщина глубоко задышала. Спина стала ритмично изгибаться. Половые губы надулись. Большой и средний палец раздвинул их. Указательный игриво проник внутрь и мягкими вращательными движеньями всколыхнул колышущуюся внутри всего тела сладостную волну. В зажигательный такт задвигались широкие бёдра. Под припущенными веками зашевелились покрытые поволокой зрачки. Исступление страсти росло с каждым жестом…

Матвей очнулся. В свои двадцать с маленьким хвостиком лет об отношениях с противоположным полом ему доводилось лишь грезить. Сейчас перед ним мёртвым, предстали раздвинутые точёные женские ноги. Между которыми внутри лона мерно двигается рука. Бёдра подрагивают и совершают вращательные движения внутрь. Слух взорвал звук тяжёлого порывистого дыханья. Подобное не имело возможности оставить девственника равнодушным.

Состояние радостного возбуждения перебил червячок сомнения: «Почему я вижу это всё со своей стороны? Это что?! Я?! Баба?».

«Нет!» — от безумного вопля внутри всё лопнуло. Сознание мужчины не выдержало испытаний и вновь отключилось.

«О! Сейчас! Ещё чуть, чуть», — мысль сладострастницы прервалась на пикантном драматичном месте новым превращением…

Огромный волкола́к нёсся через лес и злобно сверлил синими глазами пространство перед собой. Первый раз в другой жизни И́дрии случилось две вещи. Голод перекрывался тянущим неприятным чувством внизу живота. И путь ликантро́па через кроны деревьев освещало не Лок или Лия, а яркое, восходящее к зениту солнце.

***

1. Полнолуние, это когда обе луны полностью округлились (период у Лок пять суток, у Лии — семь; совпадение фаз — раз в 35 дней), ИАП