Без сомнений

Фофан Тюльпан (2024)

В тексте есть жестокость и эротика. Осторожнее! Нелепая смерть имперского колдуна влечёт за собой череду событий, что перекрутит с ног строго на голову чётко продуманный план по свержению герцога Аланделейн. Организованное Империей расследование грозит разоблачением множества тайн. Непреклонно бес сомнений закрадывается в головы каждого и вынуждает заговорщиков терять доверие друг к другу. Они всеми правдами пытаются обратить ситуацию себе на пользу и прибегают к разным уловкам, но несуразные случайности раз за разом воруют шансы на победу. Изменить ход событий может найденная у погибшего колдуна языческая реликвия Ксинаалгат, однако беда в том, что этот таинственный амулет волею злодейки-судьбы меняет текущего хозяина чаще, чем придворная дама — собственные наряды; неизвестно в чьих руках и даже в каком из параллельных миров Ксинаалгат окажется в следующий момент. Кому повезёт в этой битве за ресурсы и власть? Узнаём. Наслаждаемся! Автор обложки ослепительная Вартуш Оганесян

Глава 15. Забавы

Неплохо лицемером быть,

но как досадно им прослыть!

За трое суток до дня гибели Климента. Вечер. Дворец в Скрепи́нтере. По всему периметру плотно обставленный круглыми пятиметровыми колоннами из разных минералов зал торжеств. Вот с вкраплениями гематитакварц играет бледно-жёлтым узором в полупрозрачной глубине. А здесь дарит спокойную уверенность красноватый гранит. А там поо́даль зеленеет жадеит¹. За каменными столбами прячутся стены без окон и множественные проходы.

По отполированному до зеркального блеска полу шуршат в танцевальных па ноги придворных. Отбивают такт на сложенном в затейливые геометрические узоры разных цветов мраморе. Пары кружат под музыку, а их освещают многочисленные свисающие по двенадцать свечей люстры. Уложенные в одну вьющуюся по всему потолку гирлянду, они двигаются по кругу и колышутся в ритме зовущей мелодии. Сверкающие «зайчики» играют по лицам вальсирующих.

Рядом с тремя сторонами зала в два метра шириной трапециевидные пьедесталы в одну ступеньку. На них нет благородных пар. На восточном молчаливо беззвучно трудятся циркачи. Пускают цветной дым. Жонглируют. Показывают фокусы, акробатические трюки. Между ними бегает и строит артистам козни уродливый карлик.

На северном одиноко стоит дирижёр. Управляет спрятанным в технических помещениях в подполе персоналом — оркестрантами и бурлаками световой гирлянды. Веселящаяся знать видят его фигуру перед собой целиком. С бабочкой и во фраке. А отрабатывающие карви созданием прекрасных мелодий и плясок света простолюдины только мелькания палочки через узкие смотровые щели.

А вот западный пуст. На нём сиротливо поджидают: арфа, рояль и контрабас. То время, когда в перерывах между танцами кто-нибудь из господ пожелает удивить собственным умением.

На юге зала те, что не утруждают себя топаньем под музыку. У круглой колонны из серафинита² пристроился Анджей Мазур. После посвящения отец О́гланд. А сегодня кардинал-епископ епархии в герцогстве Парле́з. Балы раздражали высокопоставленного священника — нельзя присесть. Либо танцевать, что по сану не положено. Или как истукан стоять на немолодых ныне ногах. Не радовали ни разносимые прислугой на серебряных подносах кубки с горячительными напитками, ни конфеты и сушения на любой вкус — от приторно-сладких до солёно-острых и кислых.

Композиция закончилась. В наставшей тишине раздался зычный глас церемониймейстера: «Менуэт для двоих. Танцуют: повелитель и госпожа». Вокруг Анджея затопали люди. Выдернутые из центра зала, они возбуждённо щебетали. «Поплясали? Постойте!» — в опрятную бородку проворчал Мазур. Приблизился гость вечера, конюший самого́ императора, Гре́ндель.

— Ваше Святейшество, я с начала бала хотел Вас попросить.

— И чем скромный деятель Церкви способен помочь благородному виконту? Я весь внимание.

— Протекции. Подавая высокородную руку для моего уважительного приветственного поцелуя, Госпожа смотрит сквозь меня. В сане настоятеля монастыря в Дероде́ре Вы духовни́к Элеоноры в её девичестве.

— Простите, сын мой, но это выше скудных сил скромного клирика³. Слава идёт впереди Вас. Пристрастие норави́нга к простолюдинкам не сумеет вызвать одобрения у столь пекущейся о приличиях женщины. Заступничество священника в помыслах о божественном, и не касается светских правил и предрассудков.

Пока шёл этот ничего не значащий разговор, оба собеседника незаметно для окружающих помигивали, косились и водили глазами. Смысл шифрованных намёков сводился к организации тайной встречи на следующий день в исповедальне местной церкви ровно в полдень.

А в центре зала в одиночестве прекрасная пара: пятидесяти семилетний Твел и двадцатилетняя Элеонора. Уверенность зрелости и пылкость молодости. Контраст в осанках и на лицах. Также как и цвет волос — иссиня-чёрный и золотой. Поклоны и реверансы знатных танцоров завораживают придворных зевак. Но сложный грациозный танец не мешает супругам непринуждённо шептаться.

— Господин муж, я хотела попросить одобрения.

— И в чём я смею отказать милой жёнушке? Ленок, ты меня удивляешь!

— Духовни́к моего отрочества в дероде́рском монастыре гостит в замке. Разреши завтра исповедоваться у него в полдень. Это принесёт мне радость воспоминаний детства.

— Дорогуша, дела церкви — вопрос не ко мне. Ты вправе выбирать клирика для религиозных дел по собственному усмотрению. Насчёт места проведения обряда святые отцы, епископ О́гланд и настоятель храма в Скрепи́нтере, я верю, что договорятся.

— Спасибо, я очень благодарна за твоё великодушное разрешение исполнить мой дерзкий каприз!

«Всё этой дуре неймётся. Картины прошлого ей подавай… А в глубине — всё прозаично: лапал знатную малолетку попик в позднем девичестве», — ехидно с ноткой злости подумал Твел после беседы. «Клятый лицемер! Изысканные речи — из уст законченного негодяя», — яркими кристаллами сверкали мысли в голове Элеоноры.

Восход следующего дня. Мессир Мевре́зор со скупой чопорностью принимает смотр замковой стражи и гарнизона. Поднимающееся из-за двадцатиметровых стен утреннее солнце озаряет плац. Зябко. В застывшем воздухе громко раздаются отрывистые фразы команд. Бряцают щиты. Стучат по камням дре́вки алебард. Краснеют натужные лица недоспавших солдат. Невозмутимы и строги фигуры закованных в броню рыцарей. На рутинное мероприятье пришёл поглазеть Гре́ндель.

— Ужель унылые рожи бравых ребят заставили спозаранку встать важного имперского сановника?

— О! Нет! Мне нужны Вы.

— Зачем? Чем старый служака способен помочь знатному виконту?

— Мессир, с этим щепетильным вопросом обратиться к герцогу мне мешает банальный стыд. Только к Вам. Как неженатый человек, поймёте… У Вас в подчинении маркитантки…

— Ха! Наслышан! Подсоблю. Когда обеспечить «любящему» простой люд норави́нгу доступ на столь важный военный объект?

— Где-то за час до полу́дня.

Солнце подходило к зениту, когда Гре́ндель воспользовался утренним обещанием Мевре́зора. Приют солдатской любви роскошью не отличался: добротное двухэтажное строение из отёсанных брёвен. На входе «кавалера» с молчаливой улыбкой встретила миловидная женщина средних лет с пышными формами. Тёмная шерстяная юбка до щиколоток, бледно-жёлтая льняная кофта в цветочек без выреза и платок на голове. Её строгий без кокетства наряд говорил, что обязанность у «мамочки» одна: управление заведением. Без фривольностей.

Внутри первый этаж напоминал обычную таверну. Некрашеные дубовые столы с табуретами, стойка, а за ней полки с напитками, справа подмостки для музыкантов. Квадратные окна плотно прикрыли занавесками. Безлюдно. Не то время. Солдатам недосуг — тренируются. Четыре лестницы ведут на второй этаж в комнаты для утех.

«Девочки!» — пронзительный властный голос вернул аристократа к действительности.

— Милорд, выпить? Может, нужен эликсир?

— Нет! Только особу поярче.

— Выбирайте любых. Одну. Двух, трёх — как жаждущая удовольствий душа пожелает. Не помню случая, чтобы у нас гостил знатный господин.

У стойки выстроились целая шеренга. Молодые женщины на любой цвет и вкус. Достоинства красотки прикрыли прозрачными трусами с рюшами. «Ту!» — указательный палец Гре́нделя ткнул в сторону скромно опустившей ресницы над большими серыми глазами девицы лет восемнадцати. Отсутствие косметики и заигрывающих жестов окупалось кукольной фигурой. Светло-русые волосы заботливые руки уложили в толстую, тугую косу. Что величаво свисала вдоль выпирающей на добрую ладонь стоячей груди. Крупные темно-розовые набухшие соски́ ритмично поднимаются. На шее у правой ключицы взволнованно подёргивает жилка. Маркитантка нервничает.

— А Вы опытный кавалер — Милена у нас впервые.

— Отдельную комнату. И не подглядывать.

— Как можно?! Берите её за руку и следуйте за мной.

Едва за «мамочкой» закрылась дверь, маркитантка одним отточенным движением стянула ажурные трусишки. Небрежно бросила их в сторону. И забралась на, бледно освещаемую бра с карминово-красным абажуром, квадратную кровать. Виконт огляделся. Развалившееся на всю комнату ложе. Светильник. Полка для одежды и доспехов. Прочая мебель отсутствует. Свежая простыня́ в живописном беспорядке бугрится множественными, предлагающими прилечь поудобнее, подушечками.

Девушка села на одну из них. Откинулась на спину. Закрыла глаза. Широко расставила ноги и бесстыдно оголила возбуждённое гладковыбритое лоно. Тонкие малиновые полоски малых половых губ распустились бутоном свежей после дождя розы. Выскакивали из набухших больших и эротично подчёркивали аккуратные формы клитора. Что вылез умильным хомячком и налился кровью. «Как пестик в бутоне», — сладострастно прошептал норави́нг. И в нетерпении, спешно скинул облачение.

Соблазнительный взмах длинными ресницами. Призывный взгляд обнажённой красотки подтолкнул кавалера. Гре́ндель побледнел. Её полноватые губы вытянулись трубочкой. Она выгнулась. Выставила вверх белеющий отсутствием волос лобок, что страстно подрагивал в ритм углублённого учащённого дыхания. Указательные и средние пальцы с продолговатыми, сужающимися ровными ногтями раздвинули «лепестки» под ним. Виконт под бременем страсти споткнулся об угол ложа. Поранился. Не удостоив царапину взглядом, он ринулся к показавшейся норке. Та влажными, поблескивающими в красноватом свете краями звала колом разбухший член…

«Кончил!» — танец двух надрывно дышащих тел на кровати завершился крупной дрожью чресл обоих. Женщина глубоко вздохнула. Держащий нежно правую руку на шее у даровавшей наслаждение простолюдинки, мужчина неожиданно жёстко вдавил средний палец в артерию. Милена не отличила насилие от оргазма и погрузилась в сон. Пошарив в разбросанных вещах, он из кармана выудил невзрачный гладкий плоский камушек и положил на лоб маркитантке: без снятия талисмана сама не проснётся.

Усевшись на кровать и выравнивая дыхание, Гре́ндель размышлял: «Неплохо девиц готовят к встрече с клиентом. И мадам любовным эликсиром опоили, и вагину намазали — раззадорили, и соски́ натёрли, чтоб надулись. Искусно! И шлюшка хороша! Порадовали. Но не без грешков: «мамка» наврала, что та в первый раз — опытная больно. Наказать надо, но нет времени — дела не ждут».

Гре́ндель неторопливо оделся, вытащил наружу с распятым на дубе Кемле́ем медальон и крепко сжал его в правой руке. Еле слышно прошептал с усердием специально зазубренную тарабарщину. Раскрыл ладонь. Серебряные ветви дуба поменяли цвет: позеленели. Почувствовался запах листвы после грозы. Как червячок из-под коры настоящего лесного исполина, из ствола дерева на амулете показался тоненький розоватый хоботок с блестящим красноватым камушком на конце. Виконт направил «рубиновый глаз Бога» на пустой угол комнатушки. Напряжённые две минуты увенчались появлением дымчатого овала портала. Из непроглядной пелены вылезла унизанная перстнями рука отца О́гланда. Взявшись за неё, конюший императора шагнул внутрь.

— Гре́ндель, ну и навоняли же Вы. Лишняя тяга к натуральности в маскировке ведёт к проблемам. Рыбой нестерпимо несёт. Вскоре появится наша соратница. Что скажет?

— Так закройте портал и проветрите, отче. Да и не думаю, что эту ханжу обескуражит лёгкий запах свежей любви.

— Да что сама Элеонора! Мы в чужом конфессионале⁴. У местного настоятеля нюх как у крота. Что он настучит здешней канцелярской крысе или кому ещё о скабрёзности проводимого обряда?!

— Не лицемерьте, батюшка! Я не вчера родился. Этот крендель годами у Вас на прикорме с рук ест — не проболтается. Да и Ваши пристрастия для него не секрет. Вряд ли заподозрит Вас в связях с женщиной.

— Вечно суёте свой длинный нос, Гре́ндель!

— Не способен удержаться святой отец — больно я любознателен. Ничего не имею против, но безумно мечтаю спросить. Как сановник церкви столь свободно разбрасывается богопротивной магией? Порталы, волшебные предметы, заклинания?

— Нет непотребного на службе Господу. Мерзкими бывают цели, а не способы достижения, сын мой. Да и знаете Вы всё — просто юродствуете. Как и тогда, когда называете меня то отцом, то батюшкой, а не как полагается при обращении к действующему кардиналу — монсеньором.

***

1. Гематит — красный железняк, а жадеит — природный камень зеленоватого цвета спутанно-волокнистой структуры, ИТ

2. Серафинит: тёмно-зелёный минерал с лучевыми и сферическими узорами морозного стекла, ИТ

3. Клирик это организатор богослужения, ФПИТ

4. Конфессионал — исповедальня в виде разделённой надвое матерчатой перегородкой с отдельными входами деревянной кабинки, ФПИТ