Без сомнений

Фофан Тюльпан (2024)

В тексте есть жестокость и эротика. Осторожнее! Нелепая смерть имперского колдуна влечёт за собой череду событий, что перекрутит с ног строго на голову чётко продуманный план по свержению герцога Аланделейн. Организованное Империей расследование грозит разоблачением множества тайн. Непреклонно бес сомнений закрадывается в головы каждого и вынуждает заговорщиков терять доверие друг к другу. Они всеми правдами пытаются обратить ситуацию себе на пользу и прибегают к разным уловкам, но несуразные случайности раз за разом воруют шансы на победу. Изменить ход событий может найденная у погибшего колдуна языческая реликвия Ксинаалгат, однако беда в том, что этот таинственный амулет волею злодейки-судьбы меняет текущего хозяина чаще, чем придворная дама — собственные наряды; неизвестно в чьих руках и даже в каком из параллельных миров Ксинаалгат окажется в следующий момент. Кому повезёт в этой битве за ресурсы и власть? Узнаём. Наслаждаемся! Автор обложки ослепительная Вартуш Оганесян

Глава 1. Дурак

Победа — вот она, уже совсем близка́!

Но исстари управы нет на дурака…

Ветер обдувал зелёную листву величавых деревьев. Мягко шелестели белобокие берёзы. Молча стояли ветвистые дубы, поскрипывали стройные тополя. Рядом с костром сидело трое зрелых мужчин и тихо беседовали. Одежда выдавала в них людей простого сословия: лапти, кушаки, армяки. Но наличие за поясами тесаков и стоя́щие около могучего вяза луки говорили: это не уставшие после рабочего дня, мирные крестьяне. Поо́даль метрах в пяти игрался юноша лет пятнадцати. Он из жёрдочек складывал шалашик, а затем резко наступал на созданную конструкцию и ломал, после чего громко глуповато хихикал. Один из мужчин, внешне главный, шикал на него, а остальные молча опускали очи.

Трофим, так звали вожака, сквозь пальцы смотрел на шалости сына, простительные для несмышлёныша, но не вытянувшегося с отца «готового жениха» с наметившимся над губой светловатым пушком. Слушал неторопливые рассказы ватажников, думал о своём. Вспоминал тёплые руки, жаркое дыханье и мягкую кожу жены Дарьи, голубые сероватые глаза младшей дочери Лели, да и прочих домашних, и строил планы на то время, когда он увидит их вновь.

Станица находилась под гнётом¹: обязались платить трибьют звонкой монетой. Одни продают нажитое в городах на ярмарках, другие личный труд или того хуже: собственных жён. Но гордые общинники Трофима не таковы: повелели на сходе собрать ватагу и снарядиться в соседнее герцогство на разбой. Благо, что здешний господин — ротозей: не следит за порядком ни на дорогах, ни в деревнях и сёлах, патрули по трактам не хаживают, крестьян после праздников прилюдно не порют — раздолье для ватажников.

Мысли раскрывались веером: раскладывали перед командиром-простолюдином суть вещей. Никто их из местных не знает: не покажет страже, где живут семьи разбойников. А отловят кого, то и тогда есть защита. Не отказались они от предков, как многие. Оберегает род собственных детей: не сможет пойманный выдержать пытку невыносимую — так заберёт к себе измаявшегося, прервёт мучения. А господские палачи над безмолвным трупом пусть измываются, молодецкой кровью рожи в служивом раже пачкают — кукиш им, а не признание.

Скучно среди упокоенных: не разойтись удали, не применить ум и хитрости, не заняться с жёнушкой ласками. Зато и враги на земельке останутся: вокруг милые и любящие, а посудачить о чём — найдётся. Всё неплохо, одна беда: Ерёмку пришлось брать с собой — неслух. Ни к матери, ни к старшим нет уважения, а умом слаб: недоглядишь — враз вляпается. Сам пострадает и неприятности родным доставит. Ничего, среди ребят крепких пообтешется — поумнеет…

Голос филина прорезал суету лесной глуши. Мужики у костра встрепенулись — условный сигнал дозорного Матвея сообщил: путник, богато одетый, один. Разбойничий атаман без спешки поднялся и пронзительным криком сойки скрытно объявил общий сбор. К костру потянулись остальные ватажники: собрало́сь свыше десятка. Деловитые поручения Трофима прервала просьба сына: «Папа, я тоже пойду». «Нет», — строго отрезал отец. «Ну, пожалуйста!», — умоляющие глаза Ерёмки заставили главаря призадуматься. «Всего один», — мысленно прикинул возможные осложнения разбойничающий не первый год крестьянин и согласился. Натянув свежую тетиву, передал сыну свой боевой лук: «Пойдёшь попозже. Как все выдвинутся, ты посчитаешь до ста, три раза, а после тронешься за нами».

Вечерело. Игривый ветер качал в вышине кроны деревьев, шуршали в траве неутомимые полёвки, изредка слышалось озорное попискивание дрозда или настойчивый стук дятла. Вдоль по тракту размашисто шёл опиравшийся на посох путник в светлой запылённой тоге, без головного убора, пешком и без сопровождения. Один в глухом лесу: такая беспечность выглядела странновато. На целеустремлённом лице блуждала задумчивая улыбка. Седая полностью белая борода свисала до пояса. На груди под ней прятался большой круглый медальон с затейливым узором.

Климент — Истинный маг Первого созыва², Главный инспектор тёмных башен и прочее, прочее… Двигался по своим должностным обязанностям, для инспекции твердыни Восточного предела. Ему ничего не мешало мгновенно перенестись в нужное место через портал, но время позволяло, а волшебник любил путешествовать. Вдобавок пешая прогулка способна принести развлечение и скрасить строго выверенную запланированную на многие годы вперёд деятельность старого чародея. Одиноко ухнул филин. Хотя звук казался неотличимым от настоящего, но это не обмануло древнего мага. «Бандиты!» — радостно подумал он. «Вот оно! Новое приключение!» — азарт переполнял колдуна.

Матвей, ватажник лет двадцати сидел в засаде. Лесная какофония не развлекала: скучал. Он с восхищением вспоминал горделивую поступь Лады, средней дочери нынешнего атамана Трофима, её точёную фигуру. Разные озорные мысли приходили на ум. Внимательный слух уловил шелест шагов идущего. Присмотрелся к тракту: одинокий путник, да и расфуфыренная одежда выдаёт, что не шаромыжник. Бедноту вожак приказал не трогать. Но сейчас удача: лёгкая, обильная добы́ча беспечно шла прямо в руки. Дозорный не мешкал: раздался имитирующий филина заранее оговорённый сигнал.

Странник приблизился, и у Матвея на́чали закрадываться сомнения: один, уверенно движется и ничего не опасается… Пригляделся — приметил в наве́ршия посоха крупный тёмно-зелёный шар. «Колдун!» — догадался он и попытался просигналить собратьям об опасности. Безуспешно! Ноги, руки, как ватные, глаза неумолимо слипаются. Кинуло в сон: пред общинником предстал уме́рший в прошлом году дед и погрозил Матвею кулаком. Караульный встряхнулся, но из немого рта не удалось произнести ни звука — не оповестить. Тело обмякло — не добежать, не предупредить своих.

Климент горячо любил убивать, но ему, связанному множеством обетов, приходилось наслаждаться этим редковато. Сегодня нужда в самозащите от «подлой» агрессии недостойных смердов — изысканная возможность безнаказанно получить запретное удовольствие. Возросшее внимание бороздило окрестный лес. «Ага! Один на дереве — следящий за желанной поживой лазутчик. Вдруг заподозрит и предупредит? Усыплю», — беглое движение пальцев правой руки отстучали о посох. Готово. «Не уснул! Почему?» — ответ на вопрос увеличил радость душегуба.

Бандиты не местные верующие в Единого Бога³ жители и связывающиеся с предками под церковным присмотром. Это пришлые — настоящие язычники-ро́довики⁴. Давненько Климент не встречал таких. Пленив души подобных, возможно поживиться приличной силой. А если повезёт, то из ушедшей в навь (потусторонний, иной мир мёртвых) части рода создать в междумирье раба — холопа⁵. И получить дополнительный источник мощи на десятки, а то и сотни лет. Но живой дозорный мешает замыслам: через «не хочу» придётся прибить пораньше.

Матвей неудачно попытался слезть с дерева, двигать онемевшими конечностями — не мог. Говорить — тоже. Он не оставлял потуги к борьбе, и терпение наградило общинника: вывалился из укрытия в кроне ивы — авось собратья увидят упавшего и поймут об опасности. «Как ватрушка: ни боли, ни воли», — усмехнулся над собой ватажник. Но что это? Ладонь Матвея, как чужая нашарила рукоятку засунутого за кушак тесака. Сама вытащила. А затем ударила хозяина строго вверх остриём сквозь горло — прямо в мозг. Сознание покинуло ватажника. Засвербела последняя мысль: «Пойду в род к предкам, оттуда подам знак. Беда! Уходить надо».

Климент понимал, чтобы не проболтался: ро́довика убить недостаточно. Важно порвать связь с родом в потустороннем мире. Лишить посмертия (сознательного свободного бытия уме́ршего). Для опытного волшебника — пара пустяков. Практичный способ: поместить выскочившую из тела душу внутрь находящегося в навершие посоха стигмата (каменного магического накопителя). Не ускользнёт. Колдун привычно произнёс заклинания. Душа Матвея в междумирье не попала. Утянуло вглубь зеленоватого самоцвета, как и множество пленённых в прошлом горемык.

Движение по тракту колдун не прекращал. Поджидал появления в досягаемости остальных грабителей. Наконец! Впереди затаились разбойники. Невдалеке за деревьями окружили дорогу полукольцом. Нахальные «глупцы» готовились к атаке. Один не скрывался. Стоял лицом в сторону намеченной жертвы посреди тропы: встречал. Оглаживал левой ладонью раскидистую чёрную бороду. Держал правую на рукоятке висящего на поясе угрожающего вида ножа. Недобро вглядывался в даль.

Колдун тонко чувствовал исходящие от ро́довиков волны сознания. Страх, волевая решимость противостоять врагу, каждого из них, читалась как открытая книга. Бедолагам не скрыться за листвой от опытного чародея: человеческий разум как огонёк в степи. Пятнадцать желающих пограбить насчитал волшебник. Подчинил их всех — сломил магией волю. Мелькнула искорка чуждого сознанья. Ещё один? Но нет! Оценил: мелкий зверёк, вроде белка — показалось. Прикинул, как убивать. Удушье от скрытых внутренних страхов — восхитительное решение: чем дольше удовольствие, тем приятнее, радостнее!

Пальцы на руках плели сложные узоры, посох отыгрывал нужный такт, с губ волшебника срывался шёпот причудливых заклинаний. Общинники корчились в невыносимых муках. Одни схватились обеими руками за горла, встали на колени и раскачивались взад-вперёд. А кто-то упал ничком и трясся всем телом, в корёжащем сознание ужасе обхватив перед собой землю и страстно надеясь на скорую кончину. Но род не забирал собственных детей, не давал упокоения — выбор между жизнью и смертью несчастных держал в недобрых руках чародей. Всё существо бывалого душегуба испытывало буйное наслаждение медленной гибели и физических страданий противников.

«Как так?» — промелькнуло в голове. Климент остро почувствовал сильный тычок в грудь и ощутил то, что множество лет не испытывал: жуткую боль и ужасающий страх за свою бесценную жизнь. Он не успел ни удивиться, ни насладиться подзабытыми эмоциями, как сознание покинуло его.

Внятно ощутил себя маг только тогда, когда оказался выброшенным в междумирье. На душу властолюбивого колдуна накинулись освободившиеся от господина бесплотные холопы. А их за века он наплодил предостаточно. Мстительно радуясь представленной возможности, они стали рвать на части бывшего хозяина. Тщетно пытался погибший противиться своим вчера покорным невольникам: в ином мире у мёртвого волшебника отсутствовали и пальцы, и голос — нечем создать заклинания. А иначе отбиваться нежданно для себя ушедший из мира живых имперский чиновник не умел. «Это всё!» — обречённо подумал чародей…

Ерёмка третий раз досчитал до ста и с натянутым луком в руке двинулся в сторону лесного тракта. Все помыслы юного ватажника занимали зовущие к себе из густой зелени растущего вокруг орешника зрелые плоды фундука. Другие думки отсутствовали, да и размышлять паренёк особо не привык. На мгновение внутренний взор молодого человека заполонило воспоминание детского ужаса — сердито гонявшей мальца по двору рогатой козы с длинной бородой. В глазах потемнело, спёрло дыханье, но весёлое припоминание, как она удирает от него впоследствии, за секунду вернула пацана к доброму расположению духа. Интерес к фундуку вновь окончательно и безраздельно овладел им.

Когда через зелень листвы стала просматриваться дорога, юноша увидел на тропе лежащего, безмолвно извивающегося человека. Узнал — родной отец. Поо́даль уверенно стоял незнакомец, громко непонятно бормотал и стучал палкой по земле. Старик радостно улыбался. Злодей мучает папу — встрепенулся общинник, и стрела легла на тетиву лука. На собственное удивление юный боец попал негодяю прямо в грудь. Остриё не пробило шёлковую ткань, но раздвинуло рёбра, протиснулась к сердцу и выдавила кла́пан аорты из левого желудочка…

Верный сын поспешил к отцу, но тот уже не дышал. «Папа!» — взревел Ерёмка, бросился к телу близкого человека. Обхватив плечи родителя руками, прильнул головой к груди, и в полный голос безутешно зарыдал…

***

1. Гнёт — обязанности проживающих на угодьях землевладельца податны́х сословий оплачивать трибьют (оброк) и отрабатывать карви (барщина), ИАП

2. Истинный маг Первого созыва: звание участвовавших в создании Империи 17 веков назад волшебников; выдуманный автором термин (далее «ВАТ»)

3. Единый Бог — традиция во многих разви́тых культурах расширять понятие пращура до веры в создателя всего сущего, ИАП

4. Ро́довики: племена, где уме́рший сохраняет ментальную связь с потомками, в жизни и смерти обмениваясь опытом и навыками, ВАТ

5. Холоп — закабалённое (при помощи колдовства или без) существо с полностью подавленной волей и затуманенным разумом, ИАП