Без сомнений

Фофан Тюльпан (2024)

В тексте есть жестокость и эротика. Осторожнее! Нелепая смерть имперского колдуна влечёт за собой череду событий, что перекрутит с ног строго на голову чётко продуманный план по свержению герцога Аланделейн. Организованное Империей расследование грозит разоблачением множества тайн. Непреклонно бес сомнений закрадывается в головы каждого и вынуждает заговорщиков терять доверие друг к другу. Они всеми правдами пытаются обратить ситуацию себе на пользу и прибегают к разным уловкам, но несуразные случайности раз за разом воруют шансы на победу. Изменить ход событий может найденная у погибшего колдуна языческая реликвия Ксинаалгат, однако беда в том, что этот таинственный амулет волею злодейки-судьбы меняет текущего хозяина чаще, чем придворная дама — собственные наряды; неизвестно в чьих руках и даже в каком из параллельных миров Ксинаалгат окажется в следующий момент. Кому повезёт в этой битве за ресурсы и власть? Узнаём. Наслаждаемся! Автор обложки ослепительная Вартуш Оганесян

Глава 7. Проникновение

Удар, удар, ещё удар —

победа! Вот! Но вышел пар…

В уютной светлой комнате с разбросанными по паркетному полу мягкими игрушками, под золотистым балдахином в ласковой кроватке спит Лили́. У малышки подрагивают уголки свёрнутых в мечтательную улыбку губ. Послеобеденный покой ребёнка от вездесущих пчёл оберегают пара вооружённых мухобойками и сачками толстоватых тётушек в цветастых сарафанах. За массивной дубовой дверью дежурят два алебардщика в полной выкладке. В других концах дворца продолжается переполох, но в опочивальне принцессы — тихо.

Под кроватью скрипнул едва слышный глухой шорох. Одна из прислужниц Лили́, Дора нагибается взглянуть: ничего лишнего. Но что это? Зависшие буквально в воздухе зрачки втыкаются взглядом прямо в глаза. Женщина делает глубокий вдох и засыпает: кулём оседает на ковёр. «Что там, Дора?» — тихо, дабы не разбудить капризулю, спрашивает вторая служанка и повторяет действия первой.

Вылезший из-под кровати Эжен отодвинул занавеси балдахина и бросил взор на умиротворённую девочку. Безмятежное, свободное от гримас мирно спящее лицо принцессы обладает естественной красотой. Не портят ни спутанные чёрные распущенные волосы, ни маленькая светло-коричневая родинка над переносицей, ровно посреди лба. «Прости меня — так надо!» — печально шепчет снимающий с детской шеи заветный амулет вор по найму. Девочку жаль, что нельзя сказать об усыплённой прислуге. «Их накажут — но так им и надо!» — отказавшийся в детстве от монашества и выгнанный за своеволие из Академии бывший студент добровольно согласившихся на холопью долю не жаловал, как и саму систему податны́х обязательств, где одни господа, а другие слуги.

В детской слева от кровати на стене — большой в человеческий рост портрет молодой женщины в тёмно-зелёного цвета костюме с луком в одной руке и кречетом на другой. Исполненный заботой и вниманием взгляд благородной охотницы упирается в спящую девочку. «Так это её мать! Красиво! Как живая!» — Эжен впервые обратил внимание на окружающую роскошь.

Открывающая скрытый проход картина без скрипа сдвинулась с места. Из образовавшегося проёма к непрошенному гостю с кинжалом в правой руке ринулся виденный им при знакомстве с дворцом карлик. Без идиотских гримас его волевое лицо выдаёт знакомого с ратным искусством искушённого воина. В новой роли шут оделся не в балахон с бубенцами, а нацепил чернённый кольчужный доспех. «Заворожённый поди», — оценил Эжен.

«А вот тебе!» — молвил наглый похититель. И дерзко выставил поднятый средний палец на правой руке. Молниеносно соорудил вокруг себя оберегающий вора экран-полусферу и нарочито повернулся к налетавшему паяцу-убийце спиной. Любек не растерялся. Хмуро усмехнулся. Камень в рукоятке кинжала засверкал тёмно-рубиновыми тонами. На остриё стали побежали сполохи красно-оранжевых огоньков. Одним размашистым движением карлик рассёк мешающий добраться до недруга прозрачный барьер. Вторым — нанёс сокрушительный, смертельный удар врагу под левую лопатку.

Почувствовав разрушение защиты, Эжен отвлёкся от создания портала на любимую заснеженную вершину. Он обернулся. Но среагировать не успел. Кинжал мягко вошёл в податливое тело, где у большинства людей бьётся сердце. К счастью беловолосого ловкача, «мотор», разгоняющий ему кровь, выстукивал дробь пульса справа. Что и спасло искателю приключений жизнь. Сдерживая невыносимую боль в груди, тяжело раненный любитель библиотек повернулся — кулак смачно приземлился карлику между глаз. Любек отлетел метра на полтора. Непроизвольно брызнули слёзы. Кровь залила нижнюю часть лица. Оставшийся крепко зажатым в руке шута кинжал выскользнул из раны. Дополнительно расширил входное отверстие и резко усилил кровотечение. Сознание Эжена затуманилось.

«А-а-а-а!» — закричала очнувшаяся от навеянного сна Дора. От мощного удара снаружи двери в комнату упали. В проём вломились оба стражника. Посчитав, что долг исполнил, Любек юркнул в потайной ход за портретом. Картина потихоньку вернулась на место. Едва Эжен успел восстановить уничтоженный зачарованным оружием хамоватого паяца волшебный экран, то́тчас об прозрачную поверхность громко застучали острия алебард. Бесполезная атака солдат не волновала молодого мага. Зато до отчаяния беспокоили мешающие проторить портал ускользающая нить сознания и застилающая взор пелена. Воссоздать знакомые образы интерьера не удавалось раз за разом.

Веки подрагивали от напряжения. Краешек глаза израненного пастуха дрозофил ухватил контур дымчатого овала. В шаге новые враги. И пострашнее! Время неминуемо пошло на секунды. Отчаянье заставило пренебречь учебный запрет. Истекающий кровью Эжен рванул в пустоту безбрежных просторов потустороннего. Отступая в междумирье, неудачливый похититель искренне полагал: выигрыш времени позволит собираться и разогнать туман в голове. «Пустяк! Пара мгновений! Чётко прорисую знакомый образ и обратно в мир живых», — наивно рассчитывал он.

Во́роги остались в исчезнувшем Скрепи́нтере. Но опасность для жизни беглеца не исчезла, а многократно увеличилась: целые полчища сильных и жадных до тела и души живого человека кружили в поисках пищи по миру мёртвых. Обильно вытекающая из раны и плавающая в невесомости вокруг владельца кровь привлекала из восьми направлений1 алчную нечисть. Редкий по могуществу маг способен создать в пустом от материи мире защитный экран: точно не маг-недоучка.

Для отпугивания нападающих в репертуаре студента факультета телепортации имелся единственный приём: разряд молнии между ладонями. Хищному духу, что быку хворостина. Да и тот слабоват, но лучше наличие, чем отсутствие. Дабы освободить обе руки украденный амулет Эжен повесил на шею, чем нарушил строгий наказ Персто́лиуса. Когда под угрозой жизнь, подобные мелочи растворяются, как в воде сахар.

Готовый к опасностям волшебник сосредоточился, но портал не вытанцовывался, как и в спальне принцессы. Привычная снежная вершина, кладовка тётушки Софы и даже винный погреб монастыря в Дероде́ре не шли на ум, не вырисовывался ни один нужный интерьер. Мысли расплывались и внезапно прерывались кратковременным беспамятством, но это — полбеды…

Первыми появилась обильно снующая по междумирью полуразумная нечисть — алигло́ты. Мелкие — размером с ладонь. Но количество окупало качество. Как покрытые выцветшим прахом, не имеющей точной формы, округлые полые куски кружили подле Эжена в мерцающем оранжевыми зарницами сумраке. Присосётся подобный шар к живой плоти — и рассыпет в пыль, чего коснётся. Душу человека этой мелюзге не развоплотить. Но получить в теле проплешины волшебнику не улыбалось. Атакующий разряд разваливал очередного алигло́та на части. Но не уничтожал. Вместо одного появлялось множество помельче.

Пока спасало то, что крупные жрали мелких. А к человеческому телу и не прикасались. Зато жадно хватали пролитые капельки крови и попутно рвали одеяние «невидимки». Последнее состояло из живых рабов: особей мимикрирующей медузы хиронекс. Пластичные тела с точностью повторяли контуры хозяина. В виде облегающего плаща с капюшоном. Рельефно обтягивающих штанов. И не мешающих жестикуляции пальцами перчаток. Невольно оберегающие плоть поработителя, холопы безропотно и безмолвно расставались с жизнью.

Осыпающий разрядами молний мелких хищников беглец расслышал мощный приближающийся гул: к нему неотвратимо спешил громадный душегуб. Кроме поедания плоти, этот явно высосет досуха дух. Безысходность попадания в нихи́ль не погрузила деятельного воришку в ступор. Инстинктивно схватившийся обеим руками за висящий на шее амулет, как и любой колдун убеждённый атеист, Эжен обречённо взмолился. Близость гибели многих превращает в верующих, пусть и ненадолго: испуганный и обессиленный недомаг не исключение.

Барражирующему Оглое́ду улыбнулась удача: вдали замаячил плотный живой. Главное — добраться первым. Он помчался изо всех немереных сил. Полёт бодрил. Радость от предвкушения деликатеса переполняла гурмана. Прошли всего минуты, как жертва оказалась в пределах доступности.

Мелочь бросилась врассыпную. И в неразличимый миг оставила крупного хищника наедине с призом. Монстр неспешно выкинул из утробы пяток щупалец. Стал собирать драгоценные разбрызганные мелким бисером капли крови. Смак и поспешность — враги. Отросток помощнее вильнул в середину копошащейся жертвы. Упования разродились неудачей! Ожёг заставил отдёрнуться. Оглое́д удивился.

Как в сказке! Вернулась надежда. Перед взором истово молящегося сложился чёткий образ до селя невиданного места. «Отойдём!» — отсрочил неминуемую кончину белоголовый чародей и не раздумывая телепортировался. Неизвестность казалась предпочтительнее немедленой гибели. Вывалившись в согбенном положении и превозмогая потрясающую всё тело боль, беглец попытался выпрямиться и не упасть. Куда он попал, властвовала ночь. Посчитать разницу во времени не довелось: стремительно несущееся сверкающее ярким светом с огромной силой нечто стукнуло Эжена прямо по выставленному лбу — мир погрузился во тьму…

Повторной попытки прильнуть к «живому» судьба не подарила. Жертва проворно унеслась. И осиротила нацеленное смаковать трапезу чудище. Оставшиеся от удравших алигло́тов огрызки и хранящие а́уру сбежавшего жалкие капельки подчёркивали глубину постигшего лакомку фиаско. «Так дело не пойдёт!» — возмутился Оглое́д. Негодование прибавляло то, что мелодия удравшего звала и волшебно очаровывала. Фантазии сладости плоти «жулика» взрывала разум. И перекрывали обаянием всё, что съел гурман в недавнем прошлом. Обида и гнев разъедали сознание.

Безмятежное существование «кровожадного» гиганта внезапно приобрело сакральный смысл. Мысль, найти улизнувшего, посмевшего сбежать наглеца, плотно поработило сознание. Разум беспрестанно рисовал картины наслажденья: смакование каждого кусочка, крови, костей, мышц… Венец пиршества: впечатавшаяся в память а́урой душа, ипостась «подло» обманувшего благодарного едока обеда. Музыкальный след вёл за собой. Хитрец спрятался в окружённое непроходимой для «славной» нечисти чертой, за флуум². Не беда. Оглое́д засядет в той точке на границе миров, где добы́ча неизбежно её переступит: «Подождём. Квантум сатис!³».

***

1. В пространстве междумирья 4 измерения. Обитателя окружают в каждом с двух сторон — всего 8. ИАП

2. Флуум — ограждающая явь от нави плёнка, ВАТ

3. Квантум сатис: столько, сколько нужно по латыни, ИТ