Ливень

Владимир Александрович Сединкин (2025)

В этом мире всё вверх тормашками. В этом городе постоянно идёт дождь. Инспектор Эмиль Бюлов, городская стража, серый квартал, теурги и кулак правосудия…

Глава 20. Складская 8

Маленькая синичка с громким щебетом гонялась над нашими головами за огромной стрекозой. Я всегда удивлялся как разнокалиберная живность приспосабливалась к бесконечному дождю, поливавшему город и его окрестности, днём и ночью.

Нет, ну люди-то понятно. Их фиг чем удивишь и уничтожишь. Построили мощную канализацию, акведуки, заставлявшие дождевую воду служить на благо жителей, районы в низине подняли с помощью свай или специальных платформ. Целый океан воды следуя велению сумрачных гениев круглосуточно бурлил под нашими ногами. Э-лек-три-чес-тво какое-то даже придумывали благодаря этому вырабатывать. Деревья, опять же, посадили такие которые не захлёбываются влагой, не гниют и цветут круглогодично без помех. А что насекомые, птицы, крысы в конце концов?

Первые с сотворения мира прекрасно выживали, и сейчас особых проблем с этим не испытывали, правда широко представлены были в основном всякой мелочью. Допустим крупных тараканов, пауков, богомолов, как в Эдинбате, не видел тут ни разу. Крыс на чердаках и в птичьих гнёздах, я насмотрелся предостаточно, впрочем, в последнее время (после реконструкции, и чего греха таить, восстановления туннелей, частично рухнувших в 1782 году) они начали массово переселяться туда где обитать и должны — в подземелья и многочисленные дренажные трубы. Птахи и пичуги, когда-то проигравшие войну грызунам, и попрятавшиеся на фасадах многоэтажных зданий, занимали освободившееся места, вместе с людьми радуясь редким солнечным часам. Вот таким как сейчас.

— Почему мы не ищем гадов, которые хотели нас убить? — спросил Шумахер лениво взглянув на распростёртое у ног тело девушки в голубом чепце.

Разглядывая счастливо щурившегося в лучах солнца Метель, исполнявшего сегодня роль нашего кучера, я ответил:

— Ганс, мы же не можем бесконечно рыскать по городу в поисках этих типов. У нас и другая работа есть. Мулине нам этого не простит.

— Понимаю, — кивнул тот, зябко передёрнув плечами. — Но ведь они угрожают нам, нашим родным…

Стажёр замялся, но я понял его сомнения.

— Всё верно. Мы работаем. Постовой, докладывайте!

Последняя моя фраза была обращена к долговязому стражу уже минут пятнадцать замершему перед нами в стойке смирно. «Как же его зовут?» — подумал я, перебирая в памяти калейдоскоп имён.

Смахнув платком каплю влаги, побежавшую было из носа, он заглянул внутрь маленького блокнота с отрывными листами:

— Потерпевшая — Джисела Геккель, восемнадцать лет, племянница вдовца Ланзо Геккеля. Вот его лавка за углом. Складская 8. В наших списках Геккели не значатся. Предположительно убита в период с восьми до десяти вечера ударом тупого предмета в височную область.

Склонившись над телом девушки-брюнетки с вьющимися волосами и носом-пуговкой, я коснулся пальцем подошвы её обуви и уточнил:

— Известно куда и откуда шла?

— Да, гер инспектор, — вздёрнул подбородок постовой. — Дядя говорит, что в шесть вечера она отправилась к своей подруге Анне Штрубе на Каретную 12. Обычно гостила она у неё часа три и около девяти возвращалась домой. В половине десятого Ланзо Геккель забеспокоился. Вышел её встречать и обнаружил в переулке тело.

— Почему сразу нас не вызвал?

— Говорит был в шоке.

Стрекоза в конце концов стала добычей шустрой синички и птичка, прямо на мостовой, под копытами Бруснички, начала рвать тело насекомого маленьким клювом и лапками с коготками на конце.

— А кто её видел последний? — Ганс на корточках тщательно осматривал каждый сантиметр трупа, лежащего на животе, при помощи лупы подаренной ему Бруни. — Подруга?

— Никак нет, — щёлкнул каблуками постовой. — Штрубе утверждает, что Джисела к ней вчера не приходила. Хотя вроде бы собиралась. У убитой скоро свадьба и Анна подружка невесты. Все вечера проводят вместе.

— Вот как! — удивился я, подмигнув выглянувшему из кареты сонному, немного помятому Стичу удивлённо уставившемуся на утреннее солнышко, пробивавшееся сквозь тучки (пусть спит впрок, а то ночка нас ожидает весёлая). — А кто же тогда последний видел её?

— Шпеер, — длинные пальцы стража пробежались по листкам блокнота. — Местный молочник. Сорок пять лет. Один раз доставлялся к нам по жалобе соседки. Не поделили кладовку. Он вчера в пять вечера приносил творог и сметану, и девушка поприветствовала его и расплатилась с ним. Никаких телесных у неё не видел. Всё было нормально.

— А жених? Он где? — ожил Ганс разглядывая гематому на голове девушки.

— Тим Бёрг. Двадцать девять лет. Не привлекался. У него алиби, проверили. Он с бригадой работает за городом. Прибудут только в среду. На свадьбу бедняга зарабатывал, — вздохнул долговязый постовой по фамилии Мерс.

Вот фамилию вспомнил, а имя…

Вдоволь наевшись, синичка начала чистить свои крылышки и желтую грудку прыгая между лошадиными копытами.

— Каретная 12 это в половине квартале отсюда? — уточнил я у стража. — В конце переулка? Это там, где вчера трубу дренажную прорвало?

— Совершенно верно инспектор. «Городской глашатай» писал об этом. Трубу запаяли, но лужа до сих пор огромная и грязища, аж до рынка за соседним домом. Там же наклон так вот, всё к нам сбегает.

— Хм… — я сделал несколько шагов и выглянул из-за угла.

Возле скобяной лавки на старом ящике сидел мужчина средних лет с длинным носом, непромытыми волосами и выцветшими серыми глазами. По лицу его катились слёзы, которые он то и дело вытирал скомканным в кулаке платком. Взгляд вдовца был направлен себе под ноги, губы крепко сжаты.

Рядом с Геккелем стоял второй постовой — толстячок с яркими веснушками на щеках. Фамилию этого я знал. Бреер был двоюродным племянником Мулине. Не слишком сообразительный, зато старательный и хладнокровный.

Подняв голову и сдвинув треуголку на затылок, я увидел, что от самого входа в лавку и до выхода из переулка по правой стороне стены тянулся самодельный козырёк, защищающий хозяев от дождя. Убитая как раз и лежала под таким козырьком.

Вернувшись в переулок, я увидел, что Стич пододвинув Метель на козлах и поделившись с налётчиком едой, уплетал бутерброд с ветчиной и сыром, а наглая синичка кружилась над ними изредка пытаясь выхватить хлеб из рук.

Стажёр мой тем временем поднялся с земли, отряхнул колени и чуть помедлив спросил:

— Что пропало?

На этот раз долговязый постовой в блокнот не заглядывал, а перечислил всё по памяти. «Молодец какой!»

— Серебряное колечко с русалкой, которое Бёрг подарил на помолвку, серёжки с янтарём и простой кожаный кошелёк украшеный красной тесьмой. Но там вряд ли было больше пять-шести талеров.

— Убили девушку из-за такой мелочи? — удивился Ганс бросив взгляд на меня.

Я ничего отвечать ему. Просто наклонил голову и поднял брови как бы приглашая высказаться самому.

— Мне нужно съездить к Штрубе, чтобы опросить её, — как-то неуверенно произнёс парень, поворачиваясь к постовому.

Еле заметным движением Метель поймал дерзкую птичку. Осторожно удерживая хрупкое тельце, он щёлкнул по клюву пальцем и отпустил синичку. Птаха обрадована взвилась над каретой что-то снова щебеча и скрылось над крышами домов.

— Перед тем как ехать туда, Альбус, — наконец-то вспомнил имя стража я, — возьмите под стражу её дядю.

Мерс щёлкнул каблуками, а Ганс открыл было рот и с клацнув челюстью закрыл его.

— Почему?

Чуть разочарованно, но терпеливо я пояснил:

— Всё очевидно. Обувь девушки абсолютно чистая, подол платья тоже. Не вижу на ней ни плаща, ни зонта. Забрали грабители? Зачем? Скорее всего они дома на вешалке или у камина. Если бы она отправилась к подруге замаралась бы, покинула переулок, тоже. Двое суток дождь лили без остановки.

Ганс остервенело вцепился пятернёй в свои золотистые вихры, Альбус расплылся в широкой улыбке кивая на каждое моё слово, а я тем временем продолжал:

— Ссора скорее всего произошла дома. Живут они с дядей вдвоём. Ударил, понял, что натворил, вытащил на улицу, изобразил ограбление. О плаще, зонте, чистой обуви не подумал так как привык у себя чистым ходить. Козырёк надёжно прикрывает. Допрашивайте его.

Не успел я закончить как наверху громыхнуло и словно по щелчку с неба полился дождь.

Браслет на моём запястье загорелся ярко зелёным светом, что означало что меня вызывает начальство. Наконец-то начальник Городской стражи снизошёл до нас.