Пути океана: зов глубин. Книга вторая

Алекса Райт (2024)

Она — дипломат. Он — пират. Её реальность: борьба с беззаконием вопреки противостоянию самозванных властей. Его новая жизнь превратилась в залитый кровью путь в попытке выжить. Ни забыть друг друга, ни сблизиться они не в силах. И за каждым из них — жизни, что нужно спасти и уберечь любой ценой. Между ними океаны, древнее колдовство, неведомая мистическая связь и любовь, которую не способны разрушить ни испытания, ни время, ни «третий лишний». Или все-таки способны? Ведь после расставания они перестали быть теми, кем были прежде…

Заказ

Рваные сизые облака отливали яично-жёлтым на фоне розовеющего рассвета над Лавразской акваторией. Утренняя свежесть оседала росой на пиратских камзолах и зловещие людские силуэты напоминали сейчас орду морской нечисти, что обманчиво-расслабленно дремала на палубах и такелаже разросшейся флотилии Венсана.

За минувшие дни патрули тщательно избороздили расчётные координаты, выходящие далеко за пределы намеченного маршрута, замерили подводные течения и поведение волн в обозначенном квадрате в непогоду с поправкой на розу ветров в это время сезона.

Наводка Брута подтвердилась рапортами от надёжных информаторов. Как и ожидал сам Витал, предстояло встретиться с флотом противника, на бортах которого плыли сотни профессиональных и вооружённых до зубов вояк, а трюмы ломились от оружия и взрывчатки.

Масштаб вражеского развёртывания на театре военных действий вызывал беспокойство. В иных обстоятельствах капитан и ухом бы не повёл, но выступление против настолько многочисленной флотилии вынуждало хорошенько всё рассчитать и в который раз перепроверить.

Какими бы безудержными ни были воды океанских просторов, для Витала они издавна стали подобны шахматной доске, где он расставлял свои суда, словно фигуры. Учитывая как общую несобранность, так и вероятные ложные следы в армейской среде, он прибыл за неделю до обозначенного срока. Сведения могли устареть, и Витал предусмотрительно учёл многовариантность развития событий.

Его флот дежурил строго на границе видимости, где растворялась береговая линия. И за всё это время в их в поле зрения не оказалось ни одного судна.

Предстоящая расправа не должна была оставить свидетелей.

С марсовой площадки «Крылатого Марлина» наконец раздался долгожданный свист.

Звонко щелкнула крышка карманных часов Фаусто, и Витал вскинул подзорную трубу.

Время пришло.

Просевшие по самую ватерлинию явно перегруженные суда шли расслабленным клином, и ему не составило труда их пересчитать.

Тридцать шесть.

Услышав число, Фаусто присвистнул, но суетливость в движениях выдала нервозность.

Витал сжал кулак, унимая клокочущую, словно вулкан ярость и волнение. Сейчас требовались лишь рациональность и холодный расчёт.

Все эти корабли, независимо от ценности, должны были оказаться на дне в ближайшие часы, и огонь его артиллерии не требовал избирательности.

— Прогулочным ходом идут, — процедил Фаусто. Зубы его клацали, как всегда перед боем. — Не более семи узлов. Как-то слишком лениво для тех, кто торопится подмять под себя весь Да-Гуа.

— Нам это на руку, — Витал ободряюще хлопнул квартирмейстера по плечу, прогоняя заодно остатки собственного волнения, — После последнего залпа артиллерии пускаем брандера на флагман! На изготовку! Полный вперёд, господа!

Экипаж рванул выполнять. Сам же Витал не отнимал от лица подзорную трубу, придирчиво высматривая грот-мачты собственного флота.

— Марсовые фальконеты на изготовку! Приоритетная цель — офицерский состав Лиги Доблести! После крайнего круга артиллерии переключить пороховые бригады на снабжение фальконетов! На «Лентяе», «Голубом Бризе», «Старой Вердене» и «Обманщице» менять стрелков после каждого залпа! Вторую и третью смены фальконетных — на изготовку!.. Артиллерия — к бою!

Дублируя приказы, замелькали сигнальные флажки.

Грот-мачты пиратского флота оборудованные фальконетами, мелкокалиберной артиллерией для стрелков ощетинились жерлами. Юнги, словно вросшие в снасти, всё доставляли новые ящики с боезапасом на высоченные дозорные пятаки марсовых площадок.

На небольших гружёных боеприпасами кораблях, тех самых брандерах — плавучих бомбах, засуетились пороховые бригады. Пока на их палубы закладывались сера, селитра и пороховые смеси да правились фитили инициирующих зарядов, бриз надул паруса флотилии Венсана, и быстроходные фрегаты стройной вереницей двинулись навстречу, скрываясь друг за другом.

Красавчик послюнявил палец и расплылся в щербатой ухмылке.

— Так-то оно около двадцати пяти узлов выйдет, капитан. Но то, только ежели скласть ихний черепашний ход да наш…

— Раздвигаемся за лигу. Не ближе. — отрезал Витал.

— Флаги подымаем? — каркнул боцман.

— Не будем делать исключений, но пусть помучаются в догадках. Мы здесь лишь затем, чтобы пустить все их борта на дно. Пленных не берем, в рукопашную без необходимости по не лезем.

Молчавший до сих пор Фаусто вдруг выпалил:

— Так а на кой мы тогда выходим на них? Я так и не понял? — Он побледнел еще больше. Нервозность овладела им настолько, что бедняга не заметил своих же рассуждений вслух. — Неужто личные счеты? Хотя… мы же всегда недолюбливали друг друга: мореходы и армейцы…

Нервно сглотнув, квартирмейстер не обратил внимания и на свирепо зыркнувшего на него капитана.

— Отставить! У нас заказ, Фаусто. На кону нечто куда более ценное…

***

Витал облизнул губу и, не щурясь, посмотрел на плоский диск белого солнца.

Теперь он не знал границ.

Как и его спокойная, кристально чистая, ненависть.

Моряки на вражеских палубах забегали.

Без каких бы то ни было ответных сигналов на частящие флаги или на дробным эхом повторенные в рупоры приказы, корабли Венсана, словно единый организм вдруг разделились на три колонны и на попутном левом галсе пошли на оцепление.

Нос «Крылатого Марлина» и шедшая перед ним «Фурия» направлялись по центру прямиком на флагман. По правому и левому бортам шли трехмачтовые галеоны.

Лестью, подкупом и тончайшими, по его мнению, комплиментами Леону удалось упросить Грандиозную Генриетту — капитана «Фурии» — уступить ему палубу ради этого заказа, и теперь его жёсткие хриплые приказы доносились даже из кильватера перед «Крылатым».

Выдавая панику капитанов, громадные туши судов вражеской флотилии неповоротливо разворачивались и сбивались в кучу, словно овцы в отаре, не понимащие, в какую сторону бежать от опасности.

А вокруг этого оцепеневшего со страху стада, тем временем, как стая волков, кольцом выстраивалась армада Венсана. В воздух чёрными воронами взметнулись пугающе-тёмные полотна с белоснежным росчерком «V» из двуглавых клинков.

Ветер доносил обрывки хаотичных приказов. Среди бушлатов мечущихся по палубам моряков бликовали серые латы Лиги Доблести. Лиловым пятном нарочито-ярких доспехов выделялась непоколебимая фигура Мортема.

Витал опустил трубу одновременно с многоголосым перестуком сотен распахнутых орудийных оконец.

Неспешно потянувшись, он придирчиво осмотрел расстановку своих кораблей.

Кривая усмешка выплюнула беззвучное «бум».

— Огонь!!! — крик Фаусто утонул в грохоте взрывов артиллерии.

Акватория взорвалась.Флот мятежного генерала Мортема заволокло дымом.

Казалось, само место и время превратились в смертельно жаркие объятия Морского Дьявола.

Пушечная канонада разрывала живописную синь, и смазанные облака порохового следа дышали мгновенными вспышками пламени.

Теряя прозрачность, воздух наполнился дымными трассами сотен ядер, и хаотически вставшие в оцеплении вражеские суда зацвели огненными цветами.

Скорострельность и мгновенная перезарядка орудий превратили акваторию в дымное месиво обломков.

Витал только мрачно улыбался: вражеские недолеты на фоне прицельных попаданий его артиллерии стали молчаливым удостоверением правоты инженерной мысли. Бессонные ночи над чертежами и бесконечные улучшения ради точности соответствия всем квалитетам боекомплекта окупились сторицей. Привычно ропщущие из-за недосыпа мастеровые получат дополнительную награду.

Сдуревшие от страха солдаты прыгали за борт, позабыв, что массивные доспехи утянут их ко дну. Мореходы с палуб рвали на себе рубахи отчаянно размахивали ими над головой в надежде, что пират сжалится.

В перемене семафорных флажков флота Венсана пронеслись названия судов с правом экипажей на жизнь. Под белые столбы и шлепки недолётов чёрных вражеских ядер капитан же продолжал монотонно чеканить приказы, эхом разносившиеся над водами.

Следом за сплошными и калёными пошли цепные ядра и книппели.

Эффективные только в близком бою, они изрыгали комки железа, превращая вражеский рангоут и паруса в перепутанное тряпьё с сиротливо повисшими на обрывках такелажа переломанными мачтами. В грохоте ураганного огня слышался стук отъезжающих лафетов с укороченными орудиями и звон цепей, спаянных с ядрами.

Со сложенными на груди руками Венсан стоял на содрогающейся от выстрелов палубе «Крылатого Марлина» и хладнокровно наблюдал истребление. Вопреки наглухо запертым чувствам, никогда ещё запах пороха, смешанный с ароматом горелой древесины, не дарил ему столько мрачного удовлетворения.

Последовали мощные взрывы тех кораблей, чьи трюмы были под завязку забиты оружием и боеприпасами.

Начались первые потопления.

Блестящие на бледном солнце мокрой обшивкой корпусов суда валились в бурлящие волны прямиком на мелькающие головы людей за бортом.

Виталу огневая мощь собственного флота виделась всё ещё недостаточной. Он раздражённо вглядывался то в крены фрегатов противника, то в расторопную беготню на своей палубе.

Облегчив боезапас артиллерии, пиратская флотилия начала смену боевого построения.

«Крылатый Марлин» пошёл на разворот, столь резкий, что даже бывалым морякам пришлось намертво вцепиться в фальшборты. Огненная волна прокатилась по венам — подобные манёвры всегда распаляли капитана.

Масштабная панорама баталии открылась под новым углом, словно эпичное полотно гения-мариниста.

Вертикали мачт с потрёпанными белеющими брамселями прорезали широкие ленты чёрного дыма, который крепчающий ветер укладывал косыми полосами над водой.

Дымные трассы артиллерии кромсали чудом уцелевшее паруса противника, пробивая в нём рваные дыры — зияющие окна в затянутое пепельными облаками небо. В туманной гари на волнах угадывались плоские рыжеватые пятна пожаров подбитых кораблей. То тут, то там в воздух взмывали пенные столбы от недолетевших ядер, а грохот канонады поглощал все звуки, кроме гулкого биения сердца в ушах.

На взгляд обывателя десятки судов двигались в хаосе волн.

Только Витал наблюдал хладнокровие собственной чётко выверенной стратегии и жалкие попытки боевого построения противника.

Его флот действовал как единый организм, будто щупальца гигантского кракена, готового утянуть добычу в пучину. Первый этап сражения прошёл практически безупречно.

Всё внимание капитана сейчас сосредоточилось на флагмане наёмников — трёхпалубном фрегате «Прелестница Лавраза», чьи паруса уже лизало жадное пламя. Сквозь бурление битвы к нему грациозно лавировал «Крылатый Марлин». Витал жаждал лично увидеть, как массивная туша главы мятежных наёмников отправится на корм рыбам — этот момент он намеревался запечатлеть в памяти подобно художнику, завершающему главное полотно своей жизни.

«Прелестница» меж тем словно раненый хищник неслась на изодранных парусах в сторону «Фурии», и её смертоносная траектория обещала носовой таран бушпритом. Разумеется, гильдейские перевозчики армейцев так и не догадались обить нос судна железом по самые брашпиля, но угроза повреждений была высока.

Грязные ругательства Фаусто и Красавчика сорвались в раскалённый воздух.

— Курс на «Фурию»! Готовь абордаж! — рявкнул Витал.

Поставив Леона к штурвалу, он не ошибся. Перехватив руль, пират ловко, словно в танце, выворачивал курс из-под идущей на него на всех парусах громадины.

Но судьба решила иначе — таран сделал своё дело, и борт «Фурии» брызнул обшивкой. Мощный удар сбил с ног людей и даже швырнул в море кого-то из экипажа Леона.

Словно муравьи из разворошенного гнезда, с дымной палубы, поблескивая латами, хлынула толпа армейцев.

К моменту, когда «Крылатый Марлин» подоспел, весь боевой состав «Фурии» уже отступал. Под аккомпанемент лязга и грохота пара десятков закованных в тяжелую броню армейцев с яркими гербами на нагрудниках оттесняла экипаж Леона к корме.

Ломая фальшборты, на палубу «Прелестницы» с грохотом обрушились абордажные трапы, вцепившись намертво шипами в доски будто когти морского чудовища. Марсовые стрелки сработали без промедлений, расчищая путь бегущим на подмогу с «Крылатого».

Витал быстро махнул своим, чтобы те заняли позиции и сам рванул вперед, когда заметил нечто странное.

Один из валяющихся на палубе с зияющей раной в груди будто от попадания мортиры судорожно закинул что-то в рот и забился в мелкой дрожи. На раздувшемся и покрасневшем лице расползлись синие вены. Витал тут же прервал конвульсии выстрелом наемнику в голову, которая расплылась кровавой пенящейся кляксой на усыпанной горелой щепой палубе. Из разжатой опухшей лапищи мертвеца выкатилась треснувшая стеклянная колба с чем-то бордово-красным.

Время будто застыло. В голове Витала смолкли звуки выстрелов, ударов о латы и криков.

Дело было плохо. Люди Мортема вновь где-то раздобыли ту странную алхимическую пыль, что превращала их в неуязвимых демонов. И даже модернизированная броня и оружие его собратьев сейчас были бесполезны в рукопашной.

Палуба под ногами содрогнулась. В недрах горящей «Прелестницы» зародился рокот — в трюмах начал взрываться порох.

Тем временем бой шел тяжело и прорваться к окруженным собратьям через пребывающих новых вояк не представлялось возможным. Пули рикошетили о латы, сабли беспомощно звенели в неравной схватке против мощи двуручных мечей, помноженной алхимией.

Витал едва успел увернуться от секиры одного из верзил-наемников, испещренного венами. Тот потерял равновесие и рухнул на четвереньки. Пиратский клинок тут же нашел свою цель в латной щели, аккурат между подшлемником и наплечником. И со всей яростью капитан ударил еще, пока верзила не затих и окончательно не растянулся на палубе ничком.

— Отступаем! Покинуть судно! Быстро! Всем — на «Крылатого» или прямо за борт! — что есть мощи прокричал Витал. Стараясь не поворачиваться к наемникам лицом, экипаж начал отступать.

— Но «Фурия»…! — прохрипел вдруг откуда взявшийся раскрасневшийся Леон, но тут же осекся и сноровисто выстрелил куда-то за спину капитану. Вдвоем они сцепились в схватке с очередным воякой с выпученными глазами, в шлеме которого зияла огромная вмятина с дырой.

— Ей конец… Спасем… остатки экипажа… — Витал уклонился от фонтана темных кровавых брызг забившего из вздутой шеи, насаженной на его клинок и зло оттолкнул обмякшую тушу сапогом, — осознать гибель одного из лучших своих кораблей было крайне тяжело. Но сейчас, увидев повреждения от тарана, он знал наверняка дальнейшую судьбу судна. Борт с каждой минутой кренился все больше.

— Сети и тросы — в воду! Поднимаем своих! Мортиры — наизготовку!

Леон коротко кивнул, смахнул рукавом заливающий глаза пот и рванул по одному из трапов на «Крылатый». За ним последовали остальные из экипажа. В разросшемся столпе дыма Витал уже не видел собратьев на другом конце «Фурии» и лишь крепче сжал рукоять клинка и стиснул зубы. Страшное осознание, что не удержи они рубеж, и вся эта нечисть уже сегодня высадилась бы на Да-Гуа, влило в его жилы жидкий огонь.

***

Верхняя палуба пиратского корабля, что попал под их таран, уже превратилась в лабиринт из вздыбленных досок, испещренных чёрными кольцами подпалин. Ещё хуже выглядела «Прелестница Лавраза», с которой через нижние палубы переместились, едва пришли в себя после столкновения.

Что было потом, он помнил смутно.

Генерал Мортем никак не мог взять в толк, отчего дыхание не даётся, и вдох за вдохом не дают выдоха.В груди будто полыхал пожар, а по широкому лицу катились крупные капли пота, теряясь в отросшей щетине и усах.

Передвигаться по скользкому кровавому зеркалу шаткой палубы было практически невозможно. Поскальзываясь, он только придерживал нагрудник, пробитый обломком толщиной с руку. Ещё новобранцем он сразу смекнул ценность густо-лилового покраса брони, чтобы ничем не выдавать противникам своих ран, и теперь просто знал, что дела его плохи.

Мир вокруг раздваивался, и дурнота от качки смешивалась с невесомой лёгкостью оглушительной контузии, уже которой по счёту на его памяти.

Мортем тяжело ступал, опираясь на меч словно на костыль.

Победа была так близка! На следующем рассвете он бы проснулся новым хозяином острова… Но эти проклятые крысы со своим флотом… Застали врасплох… Почти у самой цели…

Агония в груди разрослась и охватила дрожью всё тело. Ну уж нет! Отступать, и тем более ретироваться, генерал и не планировал. Ему хотелось только выжить и любой ценой дойти до Да-Гуа.

Непослушная рука шарила наполовину разбитую колбу в мешочке у ножен и красные кристаллики вперемешку с кусочками стекла из с противным шипением растворились на языке. Он сплюнул. Адская горечь в глотке уже вызвала спазм, который прокатился волной по всему телу. Из горла вырвалось нечто звериное.

Судорога охватила его всего. И тут же, будто по волшебству, первой ушла боль в боку и наконец затихла и в груди.

Мортему не хотелось думать.

В силе собственной воли перед колдовской властью алхимической пыли он был уверен абсолютно.

Удивительно, вокруг него на палубе не осталось ни единого живого офицера. Он хотел было набрать воздуха в лёгкие, чтобы рявкнуть этим трусам выйти и сражаться, как и положено по Уставу, да только с удивлением обнаружил, что в дыхании не было нужды.

Он поправил вдруг ставший тесным шлем с пером в тон своих знаменитых лиловых лат и отметил, что их привычные пятьдесят с лишком фунтов, стали легче пера. Годфрид выхватил клеймор и с неожиданной скоростью, легко исполнил пару первых пришедших на ум фигур.

Клинок, что оставлял за собой призрачный след сейчас же со звоном увяз в древесине мачты.

Зрение его стало кристально ясным. Словно сквозь увеличительное стекло на соседних кораблях он видел своих людей, видел гильдейских моряков, которых прижимала чернильная сволочь. Звуки битвы достигали его ушей с немыслимой чёткостью — он разбирал слова, которые нипочём не уловил бы раньше. Вот только смысл их отчего-то неумолимо ускользал, что песок сквозь пальцы.

Сознание затягивало паутиной, внимание стало вязким.

Он шёл на запах битвы и свежей крови, отбрасывая от себя обломки и катающиеся по накренившейся палубе бочки. Языки пламени то и дело вспыхивали вокруг, но всё его внимание сосредоточилось на фигуре в чёрном, посмевшей швырнуть ему под ноги бочку с горящим фитилём. Пинком генерал отправил её прочь и даже не обернулся на грохот взрыва. Будто застывшие в смоле, глазные яблоки, как и шея более его не слушались, и вынуждали ворочать всё тело, чтобы осмотреться.

Выпущенная следом пуля снесла ухо и часть щеки. Годфрид лишь оскалился и с лихой яростью рванул на пирата.

Он хотел было проорать уставной боевой клич или грязное ругательство в адрес этого крысиного отребья, но одеревеневшийязык так и остался лежать во рту. Из горла вырывалось лишь утробное рычание.

Главарь пиратов, рослый пес, выпустил еще одну пулю прежде чем отпрянуть, и лезвие двуручного меча просвистело у самого его лица с линиями волн, утопающими в короткой бороде. Веерный след его долго угасал в воздухе, пока они с морским бандитом сцепились в смертельной схватке. Спутники пирата, двое таких же шавок, но пониже ростом, и пожилой коротышка с обожжённой харей и арбалетом наперевес, мучительно медленно отступали по трапу, ведущему на другой пиратский корабль.

Шальной азарт превратил почтенного генерала в мальчишку, что вот-вот излупит палкой заросли проклятой крапивы у дома под самый корень.

Тактику и каждый ход «крысиных бригад», пиратской мрази, Годфрид знал наперед. Ударов противника он не чувствовал. И опьяняющее подобие веселья охватило его всего.

Демоническая энергия и неукротимая мощь наливали его новой, сладкой, невиданной силой. Мортем чуял страх, забавлялся от криков злобы, видел какие глубокие следы оставляет его дручник в дереве палубы и лишь удивлялся как этим медлительным соплякам вновь и вновь удаётся уклоняться и всё ещё оставаться в живых. Впрочем он продолжал град неумолимых атак, зная что вот-вот измотает этих жалких медлительных крыс.

***

Из пробоин от снарядов с нижних палуб валил густой дым.

От очередного взрыва где-то в трюме «Прелестницы» корабль качнуло, и пылающие реи ее намертво сцепились с такелажем «Фурии» на грот-мачте.

Пару раз под ногами ухнуло, и пламя взвилось вверх по канатам, жадно пожирая остатки парусов. Горящие лоскуты ткани и куски пепла то и дело летали в воздухе. Напряженно звенели клинки и раздавались выстрелы.

Клеймор Мортема с оглушительным треском вонзился в доски. Витал в очередной раз выстрелил, целясь в щель между нагрудником и наплечником. Пуля высекла искру, но не пробила металл.

Потерявший человеческий генерал с мутными глазами навыкате, какой бывает лишь у акул в охотничьем азарте, неотрывно следил за добычей, не давая и секунды передышки. Нечеловечески покрытую волдырями раздутую харю искажала то ли ухмылка, то ли оскал ей под стать.

Рубящие удары с неслыханной силой и проворством выматывали и не давали покинуть обречённый корабль.

Огромный клинок в очередной раз рассек воздух и с треском вонзился в палубу так, что заставил всех пошатнуться.

— Марш на «Крылатого»! Я прикрою! — крикнул Витал.

Красавчик и Фаусто с остатками экипажа стремглав бросились по сильно накренившемуся трапу.

Каждый сустав капитана кричал от боли после бесконечных уворотов на усеянной обломками палубе. Жар разгорающегося пожара превращал пот в кипяток, заливающий глаза и мешающий отражать удары. Спутанные ветром мокрые волосы липли к лицу. Едкий дым душил, не давая вздохнуть.На атаки не оставалось сил. Только увороты, увороты, увороты, увороты…

Жирное исчадье ада рычало и как будто лишь входило во вкус, невзирая на раны, что решетом покрывали открытые участки тела и пробитые вмятинами латы. В одной из пробоин — Витал готов был в этом поклясться — виднелось трепыхающееся сизое, покрытое волдырями сердце. Но всякий раз, когда появлялся шанс нанести удар, проклятый генерал ускользал, точно гигантский морской угорь.

Едва поспевая за смертоносной пляской двуручника, Витал ощущал, как стремительно истощаются силы, как нарастает пульсирующая боль где-то в плече и ключице, под вспоротой ударами главаря стражи броней.

Потом. Всё потом. Сейчас важно довести обещанное до конца.

И выжить.

Казалось, сам воздух распадается на ломти после выверенных взмахов огромного двуручника.

— Капитан! Берегись! — послышалось нестройные крики позади с «Крылатого».

В голове пронеслись слова Маркиза: «На твоём надгробии напишут — его погубило неумение отступать».

Точно. Никогда не умел.

Сначала показалось, что в корабль ударила молния.

Витал из последних сил отпрянул и рухнул на спину, когда палуба с громким треском содрогнулась. Грохот поглотил крики.

Скрежеща зубами от боли, капитан приподнялся и смахнул соленую пелену с глаз.

Массивная фигура генерала исчезла, словно морок. А с «Крылатого» и даже соседних судов армады донёсся ликующий свист и улюлюканье.

Там, где только что возвышался набыченный армеец, в искалеченной артиллерией палубе, зияла рваная дыра, окаймлённая чёрной щепой. Из пролома торчал дымящийся обломок мачты, скрипящий и продавливающий хрупкие края.

Капитан закрыл голову от нестерпимого жара и подполз ближе. Огненной змеёй пламя струилось снизу вверх по добротной, но теперь бесполезной, древесине. На изуродованных шквальным огнём нижних палубах вповалку лежали тела вражеских моряков. Оранжевые отблески плясали на латах павших воинов Лиги Доблести.

Пожар высветил сквозную, до самого трюма, пробоину.

А на дне её, среди покачивающихся в прибывающей воде бочек и обугленных обломков, темнела фигура в лиловых латах.

Обгоревшая рея с остатками такелажа торчала аккурат на месте, где полагается быть голове.

Генерал Лиги Доблести Годфрид Мортем отправился в пучину ада.

Заказ был выполнен.

Витал со стоном повалился на спину и выдохнул. В тёмном небе над головой пылали мачты, играл языками пламени, словно развевал погребальные стяги. Раскалённый воздух полнился дымом и парящими хлопьями пепла, отлетающими от догорающих парусов.

На далёкой линии горизонта плясали молнии. Запах надвигающейся бури прорезался сквозь гарь. Свинцово-синие тучи наперекосяк кое-как стояли в небе, придавленные раздутыми шапками кремовых кучевых облаков. Пейзаж баталии подчёркивали широкие черно-оранжевые столбы дыма. Грохотало. То тут, то там раздавались взрывы на кораблях противника, которые раскачивало на нарастающих волнах.

— Капитан, быстрее!

Туман звона контузии прорезали отчаянные крики с «Крылатого».

Сквозь дымку он увидел, как горящий корабль начал заваливаться набок, точно раненый кит. Возвращение на свой корабль стало вопросом минут. Любой ценой. Витал с трудом поднялся и, пошатываясь, захромал к борту.

Шатко балансируя на набирающей крен палубе, Витал вскарабкался на то, остатки трапа и пополз. Обрывки толстых канатов словно щупальца раскачивались на крепчающем ветру.

Грянул новый взрыв.

Волна голубого пламени прошла сквозь него и вместе с обломком мачты швырнула о борт «Крылатого». Руки сами собою вцепились в обрывок каната, и Витал полетел вниз. Раскалённый такелаж прожёг перчатки насквозь, а ладони, с отчаянным упрямством никак не отпускающие верёвку, вдруг превратились в горящие клещи.

Как если бы капитан голыми руками ловил саму боль за хвост.

Крен от взрывной волны оказался столь сильным, что корабль черпнул бортом воды, но, по счастью, корпус тяжело вернулся в прежнее положение. Брызги хлестнули по лицу. Горькая морская соль острыми иглами обожгла покрытые волдырями ладони.

Небо грозило вот-вот оказаться под ногами, а море — над головой.

Пока канат тянули наверх, он лишь стискивал зубы и безотрывно смотрел на бурлящую от уходящих на дно кораблей поверхность воды, пока спасительный рывок наконец не вознёс его на палубу.

Витал перевалился через борт и зашёлся в кашле..

— Уходим… Шторм довершит…

Договорить капитан не успел. Уютная бархатная чернота утянула его в мягкие объятия забытья.

***

Болело везде.

Маркизовы зелья притупляли страдание, но глухая пульсация в каждой кости, в каждом суставе прорывалась сквозь туман в голове.

Витал открыл глаза.

Первое, что он обнаружил — потолок собственной каюты над собой и озабоченное лицо Леона, измазанное пятнами сажи и наливающееся кровоподтеками.

Только вокруг век его кожа оставалась нетронутой копотью, отчего светлые глаза казались двумя горящими углями в прорезях маски.

Дыры и трещины грязного камзола приятеля белели свежими повязками. Витал машинально поднёс к лицу собственные руки — плотные бинты укутывали ладони, да и сам он лежал раздетый, опутанный повязками чуть ли не с ног до головы.

Молчаливой тенью Дафна гремела склянками у стола. Пахло едкими снадобьями.

— Очнулся, братан? Чай, не привыкать тебе… Ты, поди, за бессмертием стоял, пока мне в Небесной Канцелярии мозги выдавали? — Леон криво усмехнулся. — Всё на мази. Ты главное, слышь, не переживай ни о чём. Фаусто принял на себя командование, пока ты тут отдыхаешь… Поправляйся быстрее, да отметим нашу победу над этими петушарами как полагается…

— Что с командой «Фурии»?

— Не тревожься. Есть раненые, но все живы. В лазарете сейчас. Но есть одна небольшая проблема… Ну или не то чтобы небольшая…

Высокое контральто, словно пушечный выстрел, разорвало тишину капитанской каюты.

— Так вот он где! Ах ты ублюдок!!! Сучий потрох!!! Единственный в жизни раз уступила палубу моей девочки… Убью!!!..

Пират подскочил.

Пухлая ладошка снизу вверх отвесила Леону такую звонкую пощёчину, что тот едва не рухнул оземь.

От удивления.

Капитан «Фурии», Грандиозная Генриетта, оказалась на голову ниже Леона, и в пару раз шире. Раскрасневшаяся, с заплаканными глазами, разъярённая мореходка являла собою олицетворение собственного корабля, и, с плохо скрываемым восхищением, Леон на всякий случай положил руку на эфес сабли.

Явно лишь затем, чтобы продемонстрировать пышнотелой фурии с толстыми косами всю глубину своего притворного ужаса.

Он так увлёкся созерцанием колыхающегося бюста собеседницы, что даже пропустил ещё пару оплеух. Впрочем, судя по масляному блеску в глазах, это его ничуть не огорчило.

Ромовые пары окутали Витала, когда Грандиозная Генриетта обрушила свой гнев уже на него:

— А вы! Вы, капитан! Куда смотрели, а?! Да уж лучше вы остались кверху брюхом, чем моя фру-фру!..

Мореходка вдруг испуганно зажала свой рот ладонью и уставилась на Витала широко распахнутыми глазами.

Забинтованные пальцы не позволили потереть переносицу, и тот только вздохнул:

— «Фурия» с честью сражалась. С честью ходила, и с честью отправилась в ласковую глубину…

— Вот и я говорю… — Хриплый голос Леона оборвала новая пощёчина, и поток рыданий Генриетты хлынул водопадом.

— Дай только оправиться, и сварганим тебе новый борт. Окрестим «Грозной Генриеттой», и будете ходить почище прежнего… — Бодрый тон Витала плохо скрывал его собственную горечь. Невольно вспомнились полные восторга глаза настоящего Венсана, и как он, хмельной после назначения на «Фурию», взахлёб расписывал все достоинства судна.

— Не надо мне ничего!..

Заливаясь плачем, Грандиозная Генриетта загромыхала вон. Леон спешно приподнял треуголку и галантно поковылял следом за безутешной дамой.

Капитан откинулся на подушку и закрыл глаза.

Смеяться или плакать, он пока не решил.