Пути океана: зов глубин. Книга вторая

Алекса Райт (2024)

Она — дипломат. Он — пират. Её реальность: борьба с беззаконием вопреки противостоянию самозванных властей. Его новая жизнь превратилась в залитый кровью путь в попытке выжить. Ни забыть друг друга, ни сблизиться они не в силах. И за каждым из них — жизни, что нужно спасти и уберечь любой ценой. Между ними океаны, древнее колдовство, неведомая мистическая связь и любовь, которую не способны разрушить ни испытания, ни время, ни «третий лишний». Или все-таки способны? Ведь после расставания они перестали быть теми, кем были прежде…

Чжоуфу

Мягкое покачивание экипажа — или дело было в хмельном Ново-Верденском? — убаюкивало.

Едва кузина заговорила о визите в представительство загадочного Мейлонга, столицу Чжоуфу, он пришёл в тотальный восторг. Ещё бы! Прежний контакт их в виде морского боя определённо принёс интенсивные впечатления, но на этот раз Антуан весь извёлся в предвкушении более безопасных проявлений знаменитой экзотики.

За окном проплывали совершенно одинаковые в густоте своей зелени деревья. Единственный собеседник, кузина со сдвинутыми бровями, всё не поднимала головы над уже какой по счёту страницей дневника. А кучер, шельмец, давно вырулил на ровную дорогу, казалось бы невозможную в этой дикой местности.

Антуан украдкой оторвал уголок от наспех смятого и засунутого во внутренний карман камзола документа. Не то указа, не то приказа — кто их разберет… Скатал в шарик, сжал между пальцев, сощурился, прикидывая траекторию, и — пустил снаряд в Селин.

— Антуан Адриан Урсус Вильгельм де Сюлли!..

Выражение вящей кротости и смирения разумеется не отвело подозрения от его причастности к проказе — они были совершенно одни в экипаже — но и не вызвало и тени улыбки у сестры.

Будь на ней лорнет, по строгости кузина ничем не уступала бы их классной даме в юности:

— Если они так опасны, как о них говорят, нам следует держать ухо востро. Ты же — ведёшь себя, будто отправился на променад! Антуан, соберись!

Он немедленно сосредоточился. В последнее время кузина всё чаще была в разъездах, и редким аудиенциям у него во дворце предпочитала скучнейшие архивы.

И тем заметнее стало изменение её вкуса в гардеробе. Вопреки тяготеющему к жаре летнему сезону, платья её становились всё более закрытыми. И, о ужас, всё более простыми по крою.

Кузина отодвинула шторку, и кружево её рукава смешалось с незамысловатым плетением на занавеси.

Антуан занервничал.

Определённо, это всё дурное влияние викария Доминго. Еще немного, и такими темпами Селин предпочтёт монашескую сутану! А то и вовсе рубище!

Внутри себя ужаснувшись, он нахмурился и озабоченно заглянул ей в лицо. Ну конечно. Она и серьги стала надевать совершенно простого фасону. Так недолго и все приличия позабыть!..

О, по возвращении в Новую Вердену он непременно выпишет ей пару дюжин футов приличной парчи на гардероб! Зачем она надела атлас на эту аудиенцию? Неужто из экономии? Уж не впала ли кузина в меланхолию?! А ежели она продолжит держать сдвинутыми брови, таковое неизбежно приведёт к морщинам…

Должно быть беспокойство придало его лицу серьезности. Поскольку прозвучало одобрительное:

— Вот это — совсем другое дело. Не время расслабляться.

Он заёрзал и уставился в окно, где уже показались рисовые поля. Словно в сотни раз увеличенные гравюры, полотна залитых грядок перечёркивали узкие длинные кочки, и до самого горизонта небо отражалось в глади стоячей воды. Босоногие крестьяне в закатанных до колен портках, не разгибая спин, всё возились в мокроте, а их забавные треугольные шляпы из золотистой соломы и вовсе делали их похожими на грибы.

— Ты только взгляни на них! — Антуан приложил лорнет. — Как трогательно семенят те трое мальчуганов! Приглядись же, вон те трое, что волокут сноп! Ах нет, пятеро… великоват на троих-то будет!

— Они используют в полях детский труд! Неслыханно!

Вместо умиления исполненный порицания взгляд кузины едва не испортил ему весь настрой. Закусив губу, Селин спешно продолжила водить пером в дневнике. Наверняка торопилась зарисовывать здешние красоты…

Антуан залюбовался. Многоярусный ажурный мост вдалеке голубел в дымке, солнце блестело, а на душе стало так хорошо и так привольно, что ему немедленно захотелось повелеть гвардейцам сопровождения грянуть песню, да повеселее.

Прехорошенькие крашеные домики с затейливо приподнятыми уголками карнизов квадратных крыш впечатляли.

Началась брусчатка, и их процессия замедлилась.

Брут ловко сообразил заменить рессоры накануне, иначе их растрясло бы в течение первой мили такой дороги.

По улочкам вразвалку брели низкорослые смуглые простолюдины с огромными корзинами на головах и улыбались щербатыми ртами на его улыбку. Мальчишки вели за собой тонконогую козу на лохматой верёвке. Упиралась зверюга, надо сказать, отменно! Семенящие в громоздких невиданных деревянных туфлях бледнолицые девицы в платьях с широкими рукавами из расписного шелка выглядывали из-под изящных зонтиков. Он едва не свернул шею в попытке угадать кокетство в продолговатых глазах с поднятыми к вискам уголками.

Антуан немедленно приказал бы остановиться, но по коленке уже стукнул кузинин сложенный веер. Неодобрительно поджатые губы её лишь привнесли диссонансу.

Ему только и оставалось, что с тоскою наблюдать отдаление здешних нимф, да хихиканье, тающее в перезвоне длинных бусин затейливых шпилек в чёрных как смоль волосах.

— Ты только взгляни, моя дорогая! Сплошь мирные селяне, женщины, дети да старики. И заметь, ни одного из моряков-головорезов, что нам довелось встретить на “Крылатом Марлине”! Нет, все-таки какова стычка была! Я ведь даже написал мемориальную оду о тех событиях! Как! Я не давал тебе?! Самый лирический момент посвящён средоточению на команде капитана Витала. О, они такие смельчаки…

Де Круа вдруг застыла и уставилась перед собою невидящим взглядом.

— Селин? Что случилось? О… Неужто ты так близко принимаешь всё к сердцу? Ах, оставь это. То дело прошлое…

Антуан взял сестру за руку, отчего она вздрогнула и мелко закивала.

— Да-да… Давай больше не вспоминать… Всё, что было до прибытия на Да-Гуа…

Едва прогремела разложенная подножка, де Сюлли-младший потянул затёкшие с дороги члены и спешно пригладил прическу. Стало крайне волнительно.

Селин же тихонько захлопнула пудреницу и выдохнула.

Как если бы поднималась на сцену.

— Дорогая моя, клянусь, я не дам тебя в обиду. — С его губ едва не сорвалось покровительственное “глупышка”, но сегодня Антуан отчего-то был исполнен благоразумия, как никогда. — Я крайне уважаю твое сосредоточение, но сама посмотри, разве могут быть злыми люди, о, я бы сказал, истинные художники, соорудившие в здешних суровых краях такие пасторали?

Нога не успела ступить на дощатый тротуар, как откуда ни возьмись, выскочил какой-то бонза с метелкой и начал усердно подметать безупречно начищенные доски.

Карету со всех сторон окружили высокопоставленные люди с совершенно одинаковыми лицами, богато одетые в шитые шёлком многослойные светлые одеяния, и принялись бить поклоны со столь энергичным старанием, что в глазах поднялась рябь. Голову немедленно вскружило, и любезно улыбающемуся Антуану пришлось начать срочно обмахиваться шляпой.

Пухлые белые ручки прятались в длинные до самых пят рукава, улыбки на плоских лицах так ширились, что и без того узкие глаза превратились сплошь в складки. Взмахи кисточек тоненьких смоляных косичек церемонно следовали изгибам натруженных в поклонах спин.

Кузина благосклонно кивала, и лишь выше обычного приподнятые брови выдавали её недоумение.

Безобразие сие прекратило явление гладко выбритых и даже надушенных бесчисленных охранников в изукрашенных длинными алыми перьями кирасах. Все как один, грациозно и бесшумно выстроились в два ряда караулом. Разомкнув шеренгу, они явили собой коридор, в самом дальнем конце которого образовалась пара хозяев здешних чудес.

И по мере приближения, двое облаченных в роскошные одежды чужестранцев разжигали все больше любопытства.

Коротко стриженные дети со смехом разбрасывали цветы по ковровой дорожке.

Моложавые лица радушных хозяев не давали ни единого повода к определению их возраста.

Алые одежды развевались по ветру. Головы обоих венчали вычурные конструкции из чистого золота, отдалённо напоминающие короны. И судя по размерам, да и весу, ношение их было тем еще испытанием. Та, что ростом пониже, семенила с опущенными ресницами, и крохотные шелковые туфельки её даже не сминали лепестки роз, по которым ступала коварная её ножка. Та же, что повыше, шла с прямой спиной, и нежное лицо её источало благоговение паломника, в конце изнурительного пути узревшего вожделенную святыню.

Обе излучали такой смиренный восторг, что Антуану даже пришлось обернуться: им ли с Селин адресован столь искренний почёт? Но за спиною раскинулась лишь пустующая площадь дворца, обнесённая сплошной стеной красного камня.

— Т-т-твою дивизию, — тихонько выдохнул Брут стоявшему рядом капитану Марсию и, судя по выражению лица последнего, тот полностью разделял оценку происходящего. Антуан хихикнул, прикрывшись шляпой.

Пока переводчик зачитывал многочисленные регалии вкупе с достоинствами благородных господ обеих делегаций, сил не таращиться не оставалось совершенно никаких. Окрыленный вдохновением ум его вот-вот должен был сложить неминуемый сонет или даже маленькую поэму, да к несчастью от восторга он потерял дар речи.

Воодушевлённый де Сюлли-младший с благоговением приложился губами к кончикам пальцев той, что пониже:

— Я потрясен вашим изяществом, небожительница! Сударыня, зовите меня просто Антуан.

— Ву Си, — мелодично пропела она.

— Сердце моё забилось вдвое быстрее, — сообщил Антуан запястью высокой, предвкушая нежность её руки.

Но вздрогнул от отчётливо мужского тона:

— Чан Шэнь, к вашим услугам, милостивый государь.

Вовремя оброненный кузиной платок спас положение от неминуемого конфуза. Сейчас же Чан Шэнь мягко перехватил батист и в полупоклоне вернул его совершенно оробевшей от очарования Селин.

Сдержанный ответный реверанс её всею плавностью и открытостью сообщил обоим сторонам благонравие ново-верденских делегатов и ровно тот же восторг, что переживал и сам Антуан.

***

Торжественно сервированный круглый стол являл собою произведение высокого искусства чужеземных кулинаров.

В центре его возвышалась скульптура изогнутого во всех направлениях дракона с тонкими усами, сложенного из лангустов и крабов. Великолепная утка с хрустящей золотистой корочкой источала аромат, вызывающий мгновенное ощущение голода. Вокруг нее в круглых корзинках расположились нежные димсамы, полупрозрачное тесто коих бесстыдно приоткрывало внутри себя сокровищницу вкусов — от пикантных мясных до сладких фруктовых начинок. Блюда же из рыбы, украшенные тонкими ломтиками цитруса, от грейпфрукта до лимонов, и съедобными цветами, завораживали своей изысканностью и немедленно приковали внимание и кузины, которая с трудом могла отвести от них взгляд…

Хоть стол и накрыли на мейлонговский манер, мудрые хозяева приёма отдали предпочтение винной карте вкусов Новой Вердены, да всего Лавраза в целом.

В высоких бокалах игристое уже танцевало столбиками пузырьков. Антуан никогда прежде не пробовал настолько тонкого и деликатного вина! Затейливый вкус раскрывался едва приметной горчинкой на самом кончике языка, сдержанная кислинка далее обещала скорый хмель, но вопреки ожиданиям, становилась ненавязчивой сладостью с томными нотами вечерних цветов. Глаза сами собою прикрылись от теплоты расползающегося удовольствия где-то в самой груди:

— Всего лишь напиток, а как изысканно сварен! Какие ещё чудеса сокрыты за вашими ширмами?!

От Антуана не могло не укрыться, как среди роскоши золота и резного дерева драгоценных пород, за причудливо сервированным столом вёлся и тайный диалог взглядов.

Одновременно трое наяд в полупрозрачных шелках обслуживали здоровяка Брута. Гвардеец коротко кивал и с пристальным интересом изучал лакомства. Но отчего-то едва пригубив вина из кубка, отставил его и нахмурился. Поди трактирное пойло было куда привычнее для выходца из третьего сословия… На мгновение их взгляды пересеклись. Как бы невзначай Брут кивнул на кубок и слегка повел головой. Селин, которая было сделать глоток вина, после этого жеста с обворожительной улыбкой едва коснулась кромки бокала губами и поставила обратно на стол.

— Ваша Светлость, для нас — величайшая честь получить столь высокую оценку трудам наших виноделов! Здешняя земля щедро родит, и всего-навсего простой рис производит совершенно удивительные свойства…

Переполненный гордости переводчик тщательно подбирал слова. Умильно-сдержанные улыбки Ву Си и Чань Шэня, казалось сочились солнечным светом и самой поэзией.

— Отчего же ваш спутник из Морского Народа так невесел?

Спутник из Морского Народа, капитан Марсий, между тем рассматривал у самого лица рыбью мякоть на вилке и имел вид самый сосредоточенный, хотя и невозмутимый. Его кубок так же был неотпит.

Впрочем, чего было взять с “господина надзирателя”, как метко прозвала его кузина…

— Мы могли бы поговорить — как это по-вашему — Тет-а-тет? В прошлый раз нам это не удалось… — переводчик в точности воспроизвёл просительную интонацию.

— Невозможно… Все переговоры ведутся строго в присутствии наших советников. Согласно Уставу Альянса Негоциантов, как вы, возможно, знаете.

Антуан удивленно покосился на сестру. Виноватую робость её возражения не украсил румянец. А он крайне гармонировал бы с красным с золотом… Он как-то упустил момент, когда Брут и этот гильдеец, капитан Марсий, заполучили столь высокие статусы. В подтверждение его мыслей новоявленные советники переглянулись, и лица их тотчас же приняли солидное выражение. И до боли потешное! Пришлось изрядно поднапрячь лицевую мускулатуру, чтобы не уронить себя в хохот.

Дабы разрядить неловкую ситуацию, Антуан решился пренебречь всеми канонами протокольного этикета:

— Дражайшие господа мои! Ваш ажурный мост выглядит ошеломительно! Какой уникальный проект! Очевидно, он позволяет вашим горожанам передвигаться между частями города гораздо быстрее. Ответьте же скорее, во сколько вам обошлась стоимость столь фантастического сооружения? Клянусь, я выкраду вашего инженера для своего нового фонтана, если не раскроете его имени!..

Колоссальные арки дворцовых окон открывали живописный вид на тот самый многоярусный замысловатый мост, от самих полей соединяющий между собой обе части прехорошенького города. Мысли Антуана унеслись прочь в лирическое воссоздание всего увиденного в самых живописных строках из возможных. Ему уже наяву мерещились рисовые грядки, что проползали сквозь стены и бросали радужные блики на расписной потолок обеденного зала…

— Эта конструкция вовсе не то, чем кажется, — вдруг мечтательно произнесла Селин и с восхищением посмотрела на сидевшую перед ней чету. Стоявшие подле неё разноцветные пирожные отчего-то превратились в птичек, что норовили упорхнуть с тарелки.

— А миледи консул у вас однако наблюдательна! Сия конструкция называется акведук. Исключительное по важности строение, проект которого был разработан нашими предками для увеличения плодородия земель. Он помогает насыщать водой наши скромные поля вне зависимости от здешних причуд погодных условий…

Но польщённый Антуан уже не мог отвечать, и лишь радушно принимал комплименты. Все силы его уходили в созерцание полноцветных картин, что рисовало воображение, подвластное мерному журчанию беседы…

— Правду ли говорят, будто вы растите некий удивительный цветок с чёрными как смоль лепестками? “Черноцвет”, верно? Его Сиятельству постоянно несут доклады о таких его чудодействах, о коих мы и знать не знали!..

В пальцах Селин откуда ни возьмись обнаружилась птичка-пирожное, от которой та с удовольствием откусила бочок, брызнувший струйками алого сока. Или.. не сока? Что ты делаешь, Селин?! Нельзя так с птичками!!! Но ни язык, ни руки больше не были подвластны Антуану. Он всё видел и всё понимал, но мог только наблюдать как затихает крохотное тельце между пальчиками кузины.

— В нашей культуре это чудодейственное растение называется иначе… Впрочем, как и имя нашего города — вовсе не Мейлонг, в честь земель, откуда мы прибыли, а Чжоуфу. Что означает “благословение доблести”…

Разъяснения Чан Шэня обращались к нему, но умница Селин словно бы услышала всю невозможность его разгоряченного состояния, и перехватила инициативу говорить за него. Внутри Антуана не было никакой паники. Только ужасная неловкость и любопытство от необычайного хмеля, а уж он-то в хмеле был большой знаток!

— Да что вы говорите! Как интересно! Но все же хотелось бы вернуться к этому растению… Это ведь некая редкая специя с поразительными свойствами… Кузен, умоляю, упроси наших хозяев угостить и нашу кухню? Мне так наскучил чабрец в дифлопе из фазана…

Высокая причёска кузины показалась распущенной, и поднятые дыбом волосы колебались в такт движениям её головы, словно молочно-белые змеи. Он попытался сглотнуть. Отчего-то не вышло. Под камзолом заструился необычайно обильный холодный пот.

Надежду Антуану оставляла лишь дружелюбная искренность в звоне её голоса.

— Разумеется. Вы могли бы и не просить!

Прозвучало отрывистое распоряжение на непонятном. Хорошенькое личико Ву Си неожиданно потекло с её головы, и осталась лишь сомкнутая змеиная пасть, промеж сухих губ которой мелькало раздвоенное жало. Бедному Антуану вдруг сильно захотелось наградить аплодисментами происходившие метаморфозы. Но поделать он ничего с собою не мог: тело почему-то всё хуже слушалось его ума.

— Антуан, с тобой всё хорошо?

Прикосновение к собственной руке отозвалось нестерпимым щекотанием. Он с трудом повернул на Селин лицо и хихикнул, радостно уставившись на колебания её волос.

— Должно быть, ваши виноделы преуспели во вкусе напитка, господа, — Селин, несомненно, переживала те же видения, что и он сам.

— А не несёт ли мнэээ… вреда ваша “специя”?

Совершенно лишённый воли Антуан перевёл глаза на капитана Марсия. Хвала Всеведущему, он остался прежним. Только татуировки на его лице… ожили! Чем сильнее вглядывался, там больше деталей раскрывала бурная жизнь синих линий. Короткий зигзаг внезапно раздвинулся подобно треснувшему льду и превратился в снежный шторм.

— Уверяем, речь никак не может пойти о каком бы то ни было ущербе. Сами посудите, разве может нанести вред какая-то трава? — вкрадчиво-любезный ответ победил всякие сомнения в искренности намерений хозяев переговоров.

Голова переводчика оказалась надетой на руку Чан Шэня. Красивый рот его беззвучно двигался, царственный мейлонгец смыкал и размыкал пальцы. Голос же издавала голова с идеальным срезом, словно от топора, на шее.

— Вы не поверите, Их Сиятельству также доносят многочисленные жалобы о последствиях вашей деятельности на Да-Гуа, — тон Селин стал заговорщическим, как у заправской сплетницы. — Дескать, образовались огромные территории пустошей. И якобы вы процветаете, а аборигены вынуждены голодать… Говорят даже, кто-то попал в некую ужасающую зависимость…

Тягостное, нестерпимое, молчание разлилось почти на целую вечность. Затем Чан Шэнь заговорил, лишь изредка давая переводчику место для его работы. И в ровном голосе его звучала зловещая холодность металла.

— Миледи консул, неужто вы верите сплетням наших завистников? Отчего мне кажется, будто вы заняли сторону островитян? Дикарей, что атакуют наши с вами города, поля и пастбища. И порты, судя по донесениям… Здесь, на Да-Гуа, всё не то, чем кажется, уверяю вас. Эти создания — не более чем животные, принявшие человеческий облик. Рационально ли отстаивать их интересы в данном случае? Они бестолковы и не прогнозируемы. Нелогичны в своих действиях. Варвары и сущие звери, кои движимы единственно инстинктами. Мыслят и близко не так, как мы с вами — потомки древнейших цивилизаций. Они слабы и уже весьма немногочисленны, но все еще вредоносны. В то время как мы предлагаем вам коалицию на понятных и взаимовыгодных условиях. Новая Вердена станет процветать. Ваши люди смогут наконец перестать переживать о том, будет ли у них завтра кусок хлеба. Набеги этих зверей прекратятся. Подумайте об этом, миледи. Мы видим, что вы неравнодушны к их судьбе. Мы же — неравнодушны к вам. Не хотелось бы, чтобы наши разногласия привели к печальным последствиям. Вы же понимаете: победит сильнейший…

Судя по промелькнувшей тревоге на лице Брута, Антуан почуял значительность прозвучавших слов, смысл которых понимать перестал. Североморец был мрачен более чем обычно. Лицо Селин ничего не выражало, кроме интереса, но льдистые голубые глаза ее остановились на ораторе. Белые локоны тем временем продолжали парить над ее головой, словно очутились под толщей воды. Наконец кузина поставила на стол чашку чая. Рука чуть дрогнула, но ни капли не пролилось.

— Чан Шэнь, как же вы правы! Увы, с горечью вынуждены признать… Вы раскрыли нам глаза! И подумать не могла о столь тонком подлоге со стороны самой природы… Как консул, я здесь прежде всего для того, чтобы позаботится о своих людях. Островитян очень жаль, бедные твари… но вы, Мейлонг, и впрямь не только цивилизованы, но и щедры в предложениях. Ах, с вами действительно куда как проще будет найти общий язык…

Оживление и улыбки на лицах собеседников неприятно контрастировали с недоумением и осуждением на физиономии Брута.

Антуан было расслабился, когда сестра сделала знак переводчику, взяла с тарелки новую птичку и вдруг деловито продолжила:

— Итак, для вхождения в Альянс Негоциантов условия таковы: вы обязуетесь ежемесячно направлять в Новую Вердену четырнадцать обозов лучшей провизии. Также мы, как консорциум, представляющий прочим участникам ваши интересы, хотим получить половину от той суммы, что вы имеете с продаж черноцвета и его… рецептов. К сожалению, таковы условия… И нам было бы любопытно воочию увидеть образцы местной фауны, то есть островитян, что согласно донесениям, причастны к поджогам в порту Новой Вердены, и находятся сейчас у вас. Для плодотворного товарообмена и сотрудничества нам требуется снять с себя санкции этой въедливой Гильдии Мореходов. Преступников мы обязаны отловить и представить к суду Новой Вердены. Приговоры к соответствующему наказанию уже приготовлены и подписаны. Я всё верно сказала, кузен?

Засыпающего Антуана передёрнуло от густого гнетущего напряжения в зале. Голова его сама собою осуществила кивок. Казалось, все присутствующие перестали дышать после слов Селин, сказанных вкрадчивым, и оттого еще более зловещим, голосом.

— А у вас большие аппетиты. — Сквозь сомкнутые Антуаном веки улыбка Ву Си так и сочилась ядом. — Прошлый управитель был гораздо скромнее в запросах…

— Не от того ли он мёртв, что плохо кушал? — искренний смех благородного собрания поддержал шутку Селин. — Наши же аппетиты… Да, великоваты, соглашусь. Но только сообразно статусу наших новых покровителей, господа. Или мы неверно оценили всю вашу силу и величие?

Тяжёлые головные уборы качнулись в одобрении. Золото изысканных шпилек ответило мелодичным перезвоном. Ву Си скромно потупила глаза:

— С вами приятно иметь дело, драгоценные гости. Вы верно понимаете положение дел. Но у нас есть небольшое встречное требование. О, сущий пустяк, уверяем… Вы должны оказать помощь в освобождении этих благословенных земель от дикарей. До знакомства с вами, при всём могуществе Мейлонга нам недоставало лишь капли для исполнения задуманного. Ваша гвардия, как и все дружественные ей подразделения Лиги Доблести, очень пригодятся нам, чтобы наполнить гармонией наш мир… Как мы знаем, при всей неразвитости, дикари владеют опасным колдовством, пользуются звериными преимуществами для управления дикими животными. Ну а о лучших знаниях местности и говорить не приходится… А их ужасные колдуны так вообще…

— Ву Си, дорогая, не ослышалась ли, вы предлагаете напасть на островитян совместными силами? — кузина будто затруднялась произнести дальнейшие слова, — Чтобы… истребить их, так?

— Да-да, миледи консул, всё так. На первый взгляд, звучит конечно чудовищно. Мы понимаем. Но вам ли не знать: такова участь всех правителей — во имя процветания выбирать меньшее из зол. Мы долгие годы понуждаем к дрессировке этих животных. Но с болью в сердце мы поняли: либо мы, либо они на острове. Также нам пригодится рабочая сила…

Селин повернула голову в окно с шагающими горами на горизонте, чуть помедлив, кивнула, чуть всколыхнув летающую над собой собственную шевелюру. Североморец озадаченно потер бороду и тронул ее за рукав:

— Миледи консул, дважды подумайте. Вы уверены в своем решении?

— Не вы ли, капитан, все эти месяцы с согильдийцами ратуете за прекращение угрозы для кораблей и морских перевозок? Нам любезно дают ключ к решению проблемы!

Она подобострастно подняла глаза на Ву Си и Чан Шэня:

— Для нас — великая честь выступить плечом к плечу против общего врага, господа. Ваше доверие потрясло меня до глубины души. Похоже у нас действительно нет другого выбора, если мы хотим жить в мире. Я принимаю… мы принимаем ваше предложение. Да, кузен? Дорогие друзья, в ближайшие дни ожидайте гонцов с подписанными бумагами!

Антуан, не просыпаясь, снова кивнул.

***

Шахта винтовой лестницы, ведущей в подземелья Лиги Доблести пахла затхлой сыростью. Селин то и дело прикладывала к ноздрям надушенный платок в надежде хоть как-то спастись от тяжелого духа обреченности застенков.

Сопение гвардейца с факелом впереди эхом отдавалось в ушах. Гнетущая тяжесть молчаливой безнадёжности вливалась с каждым новым шагом. Знакомый с устройством казематов Брут заметно расслабился, и казалось, даже повеселел. Его доверительное ворчание раздражало до злобы.

— Птичка, сознавайся, и тебя следом за кузеном срубило от пойла узкоглазых? Иначе как вообще в голову могло прийти класть под Мейлонг наш Альянс?!.. “Утютю, гости дорогие, владейте нами”. Ты бы ещё ключ от Новой Вердены преподнесла этим выб… выродкам! Прям не узнаю тебя…

— О нет, Брут. Я-то хорошо понимаю, что делаю. В отличие от тебя. Да сколько можно называть меня “птичкой”!!!

— Да-да, и именно поэтому я несу по твоему указанию дикарям-преступникам новую одежду… Лекарю бы тебя показать!

— Мы вернем этих пленных родным…

От неожиданности командор поперхнулся и долго откашливался прежде чем продолжить.

— Ты точно в себе? Вспомни только ту ведьму! До сих пор сплю при свечах! А мореходы что скажут? Каким образом мы снимем с себя гильдейские ограничения? Они же просили остановить это безумие с поджогами, а не потакать преступникам!

— А мы по-твоему, что сейчас делаем? Каждое моё решение ведет к исполнению поставленной задачи. Да и если эти несчастные и вправду имеют отношение к поджогам, то во-первых, они уже свое получили…

— Послушай-ка, Птичка. Как глава твоей шпионской сети, я отказываюсь понимать, что происходит. Сначала мы едем приструнять мейлонгцев, но вместо этого прогибаемся под них, и ты обещаешь им совместными усилиями уничтожить всех аборигенов на острове. Затем ты велишь забрать дикарей-преступников и упечь в ново-верденскую тюрьму. Мы их поим, тайно кормим лучшей провизией, таскаем им украдкой одежду, и оказывается, готовимся их передать родне… Я ничего не упустил?

Де Круа так резко развернулась к нему на каблуках, что гвардеец едва не налетел на подопечную.

–Послушайте-ка теперь, вы, Ваше Благородие! Хватит говорить со мной как со слабоумной и упражняться в панибратстве! Прошу считать это приказом! Да! Мне самой ужасно страшно, но я отлично понимаю, что и зачем делаю. Это понятно?!

Не терпящий возражений взгляд и до безжизненности беспристрастный тон мгновенно сбили усмешку с лица Брута. И, невзирая на разницу в высоте, гвардеец так потупился, что едва не вжал голову в плечи. Селин вздохнула и смягчилась:

— В самое ближайшее время будут даны все разъяснения о том, каков у нас план.

Официоз поставил гвардейца на место и заставил надолго замолчать. Обычно милосердная и терпеливая Селин начинала чувствовать в себе незнакомую клокочущую силу. Новая, пока что ещё болезненная, жесткость где-то в груди многое упрощала. И становилось так страшно, и так сладко, что пугало и раззадоривало ещё больше.

Из темноты за прутьями на них смотрело несколько пар зрачков, по-кошачьи горящих во мраке.

Казалось, за хриплым “вольно!”, гвардеец сопровождения прогрохотал наверх с заметным облегчением.

Как бы ни репетировала эту встречу, Селин никак не могла ожидать столь горький укол сострадательной жалости. Пятно факела высветило просторную камеру с буграми поросшего белёсой плесенью камня. На полу и у стен расположились изможденные аборигены в едва прикрывающих жилистые тела лохмотьях. В углу стояла аккуратная деревянная кадка. Повсюду белели тарелки с остатками свежей пищи и кувшины с водой. К приборам никто не прикасался. Ели руками.

Судя по всему, Мейлонг с местным населением не церемонился, к людям относились как к скоту. Но и на дружественной территории они вынуждены были пребывать в подобных условиях.

Благо её распоряжение перевязать раны пленников и накормить исполнили быстро. Но от этого не легчало. Словно подавая открытую ладонь раненому зверю, она начала было:

— Я здесь, чтобы помочь…

Голос предательски дрогнул. То ли плачевное положение ни в чём ни повинных людей, то ли ненависть в гордых несломленных глазах подступили слезами. Она передала сквозь прутья сверток с чистой одеждой. Но рука её так и осталась протянутой. Заговорил ветхий старик.

— Кукла-чужак без души на красивом теле приходить. Кукла-чужак врать и смеяться. Все чужаки врать и смеяться. Ты приходить, ты уходить. Мы остаться. Мы жить длинно! Мы — не вы!…

Суть сказанного оскорбила, словно плевок. Но на достоинство униженных де Круа выбрала отвечать достоинством спасителя. Потому виду не подала.

— Меня зовут Селин де Круа. Я консул. — Казалось, её слова сыпались песком сквозь сито, и совершенно не трогали собеседника. — Мы называемся Альянсом Негоциантов. От его имени я представляю здесь новую власть и закон, и мне нужен Эхекатль. Мы говорили о нём с Фией. Она всё рассказала о ужасном положении коренных жителей на Да-Гуа, и я ищу способы помочь вашему горю. Здесь как-то замешан черноцвет. Но без вашей поддержки я вряд ли смогу что-либо сделать. Прошу вас, расскажите нам как можно больше. Давайте поможем друг другу.

Слышалось только прерывистое дыхание пленников. За ним последовали негромкие гортанные голоса.

— Тенлок.

Из самого тёмного угла говорил парнишка лет пятнадцати. Вихры его давно не знали ни мытья, ни расчёски. Рёбра и толстые суставы колен и локтей узлами выпирали из-под облезлого меха грязных остатков одежды. Жилистый кулак его со сбитыми костяшками стискивал кулон на кожаном ремне.

— Здравствуйте, Тенлок. Нам известно о преступлениях Мейлонга достаточно, и уверяю, эти негодяи не останутся безнаказанными.

Юноша вышел в жёлтое пятно факела и подставил свету лицо. Горящие глаза его стали обычные. Слабые пальцы дрожали, пряча кулон. Несчастный еле держался на ногах.

— Женщина воды с голосом птицы сокровенных чащ. Ребенок, что убивает своими играми. Сильная в своей хрупкости, неуязвимая в ужасе собственного естества.

— Простите, что?

— Тенлок видит твою душу, Селин де Круа. Тенлок — колдун. Что ты хочешь знать?

— Фия достаточно убедительно показала возможности вашего народа. И я не понимаю, как же так, почему ваше сопротивление оказалось недостаточным, чтобы защититься и отстоять свои права?

— Тебе надо понимать движения наших душ, чужачка. Люди с узкими глазами принесли нам чёрные цветы. Плохие, злые, цветы, Селин де Круа!

В свете факела серо-голубые зрачки Тенлока на мгновение полыхнули оранжевым.

— Души моего народа, каждого семени его земли, рождены чтобы слушать ее волю. Нам, колдунам, правом рождения полагается стоять на страже силы самой жизни нашей земли. Хранить и защищать наших братьев и сестер, разрешать споры трав и зверей по праву родства. Но черный цветок заглушает голос счастливых земель Да-Гуа! Он сладко поет и навевает красивые сны. Он уводит с тропы предназначения и заставляет слушать свои песни. Он заменяет собой глоток воздуха, жизненную силу огня и опору, что есть сама земля! Силы противостоять ему не остается. Он отбирает все, и становится все сильнее от нашей слабости…

Парнишка с таким жаром и с таким страданием открывал де Круа свою душу, что колебание его лохмотьев обнажило грудину, а там…

На тонкой коже проступала тонкая вязь сложного рисунка. Прекрасные угловатые линии напоминали бы шрамы, если бы не расходились от самого сердца по веткам сосудистых путей и, словно живые, слагались в прекрасный орнамент, поднимающийся к самому солнцу из темнейших глубин.

Селин завороженно смотрела на Тенлока. Хмурые аборигены почтительно в молчании опустили головы.

— Я должен был пройти посвящение. Но слишком рано познал весь яд черного цветка…

Юноша опустил голову.

— Посвящение? Что это?

— Обряд предков, снимающий оковы человеческих границ в самом сердце. С самого рождения я слышу голос огня. Дед берег меня для этого дня, но увы, до него уж не дожить…

— Что будет на посвящении?

— Селин де Круа, я сказал тебе: Тенлоку не суждено подойти к Вратам, не суждено пройти всех испытаний, не суждено познать силы и власти духа самого пламени. Тенлок поддался. Проклятый черный цветок увел Тенлока во тьму… Я умру здесь, я знаю…

В груди Селин полыхало и жгло.

Она приоткрыта ключицу и повернулась к факелу.

Пленники ахнули. На коже чужачки обозначились всё ещё бледные, но выстроенные тем же образом, что и у островитян, рисунки. И Селин остро чувствовала, как это выглядит. По щекам её бежали горячие слёзы.

— Этому не бывать!

Пальцы дрожали, но говорила она твердо.

— Нашими силами мы не сумеем вылечить вас и ваших братьев. Поэтому мы отправим вас тайными тропами к Фие. Мы сделаем всё, чтобы очистить земли Да-Гуа от черноцвета. Ты пройдешь то, что должен, Тенлок. Даю тебе слово. Брут, ты знаешь, что делать.

Гвардеец кивнул.

Она стиснула кулаки и закрыла глаза. Если бы в ее силах было сделать, чтобы проклятая тюрьма рассыпалась прахом! Истлела под лучами живого теплого солнца. Чтобы огненные вихри высушили мокрый камень. Ветер сдул дыхание боли с этих земель. И древние воды смыли остатки, и живительная сила наполнила покоем и безмятежностью руины страшного места…

Всхлипы Селин не слышались в удаляющемся стуке ее каблуков. Но до слуха донеслось хриплое:

— Скоро увидите мамок и жен. Держись, пацанва.