Куколка

Евдокия Краснопеева (2025)

Элизабет Локкарт и Варенька Коржавина. Что объединяет бойкую английскую лавочницу и юную русскую аристократку? Жизнерадостность, красота или любовь к одному и тому же мужчине? Нет — все глубже и запутаннее. Прочитав, вы узнаете историю жизни обеих женщин.

Глава 11

Следующие полчаса наполнили графа Беллингтона новым опытом.

«Брат милосердия! — ново, необычно и даже свежо», — усмехался Чарлз, черкая острозаточенным ножом по предполагаемым швам грязного платья.

Справедливо рассудив, что одежда всё равно испорчена и нет необходимости щадить эти жалкие лохмотья, он не особо церемонился. Торопился ещё и потому, что понимал: действенная помощь нужна немедленно.

У двери по-прежнему непреодолимой преградой для слуг возвышался Аякс. Стоило оттащить пса к месту его заключения, да только это могло занять много времени, а полуженщина-полутруп требовала безоговорочного внимания.

Срывая последние тряпочки с безучастного тела, испачкавшись при этом ещё основательнее, Чарлз чертыхался.

— Надо было оставить твою находку под кустом, — сказал издали граф собаке, и крикнул дальше, толпящимся в коридоре слугам. — Тёплой воды, тряпок и бренди.

Суетливый гомон и бодроудаляющийся топот сказали ему, что приказания приняты к исполнению. Чарлз бросил взгляд на пострадавшую и невольно задержал дыхание. Тело, блестевшее перед ним безупречной кожей, было гармоничных пропорций. Если бы не оскорбляли взгляд сбитые в кровь ступни и не выделялись заскорузлые красные ладони, граф мог бы с уверенностью сказать, что не встречал женщины прелестнее. Не отдавая себе отчёта в действиях, Беллингтон стремительно смахнул грязные пряди с лица потерпевшей, ожидая увидеть продолжение совершенства. Его ждало разочарование: на опухшем, в лиловых разводах от ушибов, лице невозможно было угадать присущие прежде черты. Даже форма губ скрывалась под кровью, засохшей коркой.

«Жива ли она? — Беллингтон сжал ледяное запястье и ощутил слабые толчки прерывистого пульса.

— Если и жива, то ненадолго, — пробормотал граф себе под нос недовольно.

Он резко крутнулся к двери: так и есть — сгрудились у входа и не торопятся доставить ему нужные вещи.

Аякс уже был спокоен. Хотя его голова, сложенная на вытянутые лапы, занимала почти весь проход, а сощуренные глаза злобно поблёскивали, Чарлз был уверен, что пёс понимает всё происходящее и не намерен чинить препятствий слугам.

— Я жду вас, — сказал граф ёжившимся в страхе горничным таким тоном, что перспектива быть растерзанными собакой показалась им более привлекательной.

Софи и Мэри, толкаясь, ринулись к жертве ночного происшествия, и Чарлз решил, было, что остаток ночи он всё же закончит в своей постели.

Поторопился с выводами!

Софи, недолго думая, засунула ступню пострадавшей прямиком в чашку с горячей водой.

Боль была ужасающа. Элизабет показалось, что ей одним махом отрезали ногу…топором…всю ступню разом. Она закричала так, как не кричала никогда в жизни. В её, наполненный мукой, ор вплёлся тоненький визг перепуганной насмерть горничной и свирепое рычание невидимого зверя.

Настоящая какофония звуков!

— Решили оставить несчастную без ног? — холодно поинтересовался Беллингтон, подталкивая Софи к выходу. — На вас-то я могу рассчитывать? — недоверчиво покосился он в сторону дородной, флегматичной Мэри, воспринимающей происшедшее с сонным недоумением. — Похоже, что нет. Мэри и Софи, вы свободны. Хинли, я был бы благодарен вашим участием.

Старик тихонько приблизился и окинул поле предстоящей деятельности робким взглядом.

— Похоже, — пробормотал Чарлз сквозь зубы, — случись со мной какая-нибудь неприятность в этом доме, я благополучно загнусь сам по себе.

Ещё он хотел добавить: «Интересно, мой дядюшка скончался сразу или долго молил о помощи, которой так и не дождался?». Но промолчал, видя неподдельное замешательство, охватившее Хинли. Назревала возможность остаться совсем без помощников.

— Раны всё равно нужно промыть, — жёстко оповестил старика Чарлз.

— Нельзя ли уменьшить громкость этого создания? — предложил дворецкий несмело.

— Попробовать можно.

Граф подхватил женщину под мышки, крепко прижал её спину к своей груди и нажал на подбородок сильными пальцами, открывая несчастной рот ещё шире.

— Хинли, лейте сюда бренди.

Старика, казалось, парализовало на месте.

— Зачем?

Бет больше не кричала, лишь хрипло стонала, выталкивая воздух из распахнутой насильно глотки.

— Представьте, что вы порезали руку. Сильно… — терпеливо выговорил Чарлз.

Дворецкий взглянул на бутылку в своей руке: конечно, граф прав, это помогает забыться.

— Но я — мужчина, а она — женщина!

— И в чём же разница, кроме очевидного? — Беллингтон начал свирепеть. — У неё отсутствуют руки, ноги или не хватает каких-то иных органов?

Тысяча чертей! Его загонят в гроб, не иначе! Уложат рядом с этим полутрупом и накроют простынкой. Где была его голова, когда он рассчитал Франсуазу и Антуана? Посчитал, что замок, итак, кишит слугами…

— Для леди возможно выпить бокал вина; чашечку грога при простуде… — вещал между тем дворецкий вполне серьёзно.

–… или бутылку бренди, если от этого зависит её жизнь, — решительно прервал разглогольствывания слуги Беллингтон. — К тому же, дама — по всей видимости, не леди.

Последний довод оказался самым весомым, и Хинли приступил к выполнению задания.

Элизабет кашляла и давилась, но жгучая жидкость всё наполняла и наполняла ей рот до тех пор, пока не стало всё равно, голова закружилась и поплыла, как по волнам высохшая, полая тыква…

Сильные руки прижимали её тело к чему-то тёплому, несомненно, живому, и от одного осознания этого становилось покойно.

Другие руки, сухие и несмелые, что-то делали с её ногами — неприятное и болезненное. Только боль существовала где-то рядом, не захватывая целиком всё тело. Уверенный голос звучал у самого её лица. Невидимый спаситель руководил возвращением Элизабет к жизни. Теперь она была уверена, что это именно возвращение…

Доктор Филдинг осмотрел спящую женщину, откинув несколько одеял, щедро на неё наваленных. Он ограничился беглым осмотром и тут же прикрыл нагое тело вновь. По его мнению, во врачебной помощи нуждался в первую очередь сам хозяин замка, а не бродяжка, невесть откуда появившаяся.

Граф, с болезненным, измученным лицом, стоял, опершись плечом об угол шкафа, и наблюдал за действиями эскулапа внимательно.

— Мы промыли раны холодной водой, опасаясь за состояние тканей. Налицо следы обморожения. — Чарлз говорил тихо и ровно.

— Я пришлю мазь и примочки, — торопливо откликнулся доктор и перешёл к волнующей его теме. — Вы сами, милорд, хорошо себя чувствуете?

— Я здоров. — Отрезал сердито Беллингтон. — От вас я хотел бы узнать о состоянии моей подопечной.

Филдинг пожал плечами:

— Здоровье у неё, по всей видимости, хорошее. Досталось ей крепко. Однако, она жива. Это хороший показатель. Есть угроза возникновения лихорадки, организм был переохлаждён. Скоро это выяснится. Ночью хорошо было бы оставить с больной горничную… и убрать отсюда этого жуткого пса.

— Благодарю вас, мистер Филдинг. Все хозяйственные заботы я привык разрешать своими силами. — Чарлз бесцеремонно выпроваживал доктора. — Филипс отвезёт вас, не затруднитесь передать лекарства с ним.

Шаги доктора гулко отзвучали и пропали за дверью.

Чарлз присел перед Аяксом на корточки:

— Похоже, приятель, нам с тобой сегодня не спать вовсе.

____________________________________

*** С графом Шербруком Варенька вновь встретилась на музыкальном вечере у госпожи Кокошиной.

Александр прибыл поздно; или это Варвара Ильинична его разглядела не сразу? В общем, англичанин появился, когда вокальные представления Ольги Николаевны подходили к концу.

Варя, сидевшая с выражением вежливого внимания на лице, глубоко и облегчённо вздохнула: убей Бог, не понимала она радости в пристрастии госпожи Кокошиной к оперному пению. Барышня лицом повеселела и живо огляделась. Вот тут она и наткнулась на пристальный взгляд чёрных очей.

Варенька всю неделю тренировала свою волю, зная, что встреча с англичанином всё равно состоится, и надо суметь достойно выглядеть при этом. Сколь часов провела у зеркала — не счесть! Да видно, зря потратила время. Потому как сейчас вздрогнула и густо покраснела.

А тот уже был рядом.

— Не видел вас очень долго. Здоровье ваше в порядке? — глаза, смотревшие в упор, лучились участием и неподдельным интересом.

Варя бросилась в панику: да что с ней творится?! Руки-ноги — ватные, а в голове враз исчезли все до единой мысли.

Девушка в отчаянье схватила лежащую рядом на столе книгу и, только ощутив пальцами её бархатистую поверхность, сообразила, что в руках у неё альбом Ольги Николаевны. Благодарение Богу — вот и тема для разговора!

— Госпожа Кокошина хвастала давеча, что вы начертали ей в альбом прелестные стихи, — постепенно голос набрал уверенность и зазвучал почти так, как Вареньке и хотелось.

Она распахнула книгу и прочла с выражением:

Вы съеденить могли с холодностью сердечной

Чудесный жар пленительных очей,

Кто любит вас, тот очень глуп, конечно;

Но кто не любит вас, тот во сто раз глупей.

— Стихи действительно чудные, — совершенно нескромно подтвердил Шербрук и тут же огорошил признанием. — Да только, они не мои. Написаны уже достаточно давно господином склонным к стихосложению гораздо более моего. Прочёл их в альбоме у одной своей знакомой и запомнил. А тут Ольга Николаевна подступилась — как с ножом к горлу. Вот и принял грех на душу — изложил труд достойного стихотворца под своим именем…

— Как можно? — пролепетала растерянно Варенька.

–… и нисколько в этом не раскаиваюсь. — Закончил Александр весело.

Варя рассердилась:

— Притворство, выходит, у вас в крови?

Она памятовала больше о прошлой прогулке, чем о стишках, и граф это понял. Его смородинные очи сделались глубокими и бархатными, а голос понизился до мягкого шёпота.

— Только, когда это для меня ничего не стоит.

Он поддразнивал девушку, но Варя в своём смятённом состоянии этого не поняла.

— Вот как! — зрачки её полыхнули сапфирами, ярко и угрожающе. — Значит, вы привыкли разбрасываться ничего не значащими обещаниями? И поделом мне! Впредь не буду такой дурочкой.

Варя не хотела этого говорить. Видит Бог, не хотела! Только слова, рождённые саднящей в груди обидой, выскочили сами. Осознав весь ужас произнесённого (ещё бы, Варенька не только созналась, что была увлечена любовной романтикой, предложенной графом, но и признала, что придавала ей серьёзное значение, как оказалось, совсем ей не свойственное), барышня рванулась прочь от собеседника чуть не бегом. Она с трудом сдерживала набегавшие слёзы.

Куда как здорово! Метаться потревоженной клушей по гостиной Ольги Николаевны, первой в мире сплетницы и интриганки; давать пищу для пересудов — в своём ли уме Варвара Ильинична?

Граф следом не кинулся, соблюдая благоразумие.

— Какая непосредственность и чистота, — бормотал он задумчиво, — ни капли притворства и глупого кокетства… и красота, почти божественная своим совершенством.

Оставалось задать себе вопрос, что он намерен делать с этими открытиями.

А Варя торопилась скрыться в туалетной комнате. И надо же! — нос к носу столкнулась с хозяйкой дома.

— Что это с вами, Варенька? — сладко запело мелодичное контральто. — Кто вас расстроил?

Варвара Ильинична, стиснув зубы, совсем непочтительно прорвалась сквозь преграду и облегчённо прихлопнула дверь, наваливаясь на неё всем телом. Вдруг вздумается госпоже Кокошиной проявить упорство в своём любопытстве?

Девушка представила, как Ольга Николаевна ходит по зале и с таинственным видом делает скользкие намёки. Можно и не сомневаться, к концу вечера будет измышлена какая-нибудь пикантная история, главной героиней которой будет барышня Коржавина.

Сколько таких историй слышала сама Варенька и тоже ахала испуганно, скандализированная пикантными подробностями…

Голова девушки пошла кругом. Она прикусила внутреннюю часть щеки зубками, надеясь, что боль вернёт ей ясность мыслей. Помогло. Враз успокоившись, Варвара Ильинична спросила себя холодно: «Чего всполошилась? Ведь всё решено ещё вчера. Остаётся только отыскать Петеньку».