Мертвые кости, живая душа

Ирина Ростова (2024)

После похорон первого парня на деревне Мойра пошла на кладбище и выкопала его труп — потому что он сам об этом ее попросил. Только вот делать этого было нельзя, и теперь ей придется искупить свой грех, которым она обрекла на проклятье их обоих. В поисках прощения она отправляется в путь по родной стране, где мертвые правят живыми, а земля хранит память надёжнее, чем люди. И с теми, кто умер, здесь может оказаться договориться проще, чем с теми, кто ещё жив.

Глава 15

Мойра накрепко вцепилась в торчащее из стены кольцо, и никакие силы сдвинуть ее с места не могли бы. По крайней мере, она так хотела бы.

— Дура-девка, — почесывая пузо под неприлаженными латами, сказал тюремщик, а Молчащая сестра нетерпеливо встряхнула какими-то тряпками в руках. — Сказано ж тебе, мыть тебя велели!

— Они меня в прошлый раз помыли! Так помыли, на всю жизнь чистая буду!..

— Тьфу ж ты, — стражник неодобрительно покачал головой, а Сестра потянула Мойру за ногу. Мойра вцепилась в кольцо еще сильнее и ногой дернула, пытаясь вытянуть из рук своей мучительницы. Та выпустила ее, уперла руки в боки и, набычившись, посмотрела на тюремщика. Тот, вздохнув, пошел отрывать Мойру от стены. — Да что ты, ж, дура!.. Сказано ж, мыть. В Суд тебя поведут, решать станут, что с тобой, значится, делать. Хочешь грязнушкой такой, вонючкой перед светлыми очами стоять?

Мойре, признаться, было все едино — только бы не макали снова в воду и каленым железом не жгли, и иглами не тыкали. А уж что грязная — так грязь не кровь. Стражник, однако, был сильнее — отодрал руки Мойры от кольца, скрутил веревкой и конец вручил Молчащей сестре. Та, хмуро поводив бровями, пошла вперед, как конь в борозде, и рывками потащила за собой Мойру, которая на каждом шагу пыталась упереться пятками и не идти. По большей части от этого она только терялась и падала, и было даже, что несколько шагов Сестра буквально проволокла ее по полу. Но привела она ее не в пыточное подземелье — а на кухню.

Несколько служек готовили еду, одна женщина мела пол, еще одна — отмывала посуду в чане, и еще одна месила тесто. Именно она подняла на них голову и пошла к ним, вытирая руки о передник.

— Это что у нас, Сестра?

Та молча сунула ей веревку, тряпки и отошла в угол, наблюдая за Мойрой пристальным, почти немигающим взглядом.

— Так-так, все ясненько. Опять замученную душеньку на суд отмывать велят, — поцокала языком женщина и легоньки дернула Мойру за собой. — Давай, грешная, сюда, за ширмочку. Сейчас воды возьмем и вымоем тебя.

— Спасибо, — с трудом смогла сказать девушка. Женщина в самом деле взялась ее мыть, и делала это уверенно и спокойно, без охов и ахов обмывая и следы пыток на теле. — А что со мной будет?

— А это уж, грешная, как суд решит.

— А какой суд?

Это звучало почти нормально. Почти как надо — в конце-концов, именно за судом Мойра и шла в Святой престол, и без суда ей и назад пути не было. А ведь там ждал ее назад любимый дед, который отказывался уходить в землю без того, чтобы вновь ее увидеть.

— Сначала, стал быть, суд живых и Святых. А ежели они ничего не присудят, то Хор Святых вопрошать станут. Но такое редко бывает, обычно хоть люди, хоть Святые что-то да порешают. Разве что совсем сложное дело у тебя. Сложное оно?

— Да вроде… и не очень, — вздохнула Мойра, пока женщина отбирала ее тряпками. — А что за, — она кивнула туда, где за ширмой должна была быть приведшая ее Молчащая Сестра.

— А ты и не знаешь, что ли, — проворчала женщина, не больно ткнув пальцем около одного из ожогов.

— Так-то может и знаю. Но не на самом деле.

— Ну, Святых женщин ж не бывает, так?

— Так.

— Молчащие сестры — ближе всех к ним. Они живые, но живут как мертвые. Обет молчания берут, обед не прикосновения без нужны, и еще много всяких обетов. Так они становятся почти-Святыми.

— А мужчины так делают?

— А зачем им? От них любой умереть может и встать Святым, им и смысла нет.

— Но они же все равно не Святые, так ведь?

— Но пытаются, пытаются, — женщина помогла Мойре одеться в серое рубище и стянула мокрые волосы обратно в косу. — А тебе надо о другом думать — что ты суду говорить будешь и как оправдываться.

Но даже если б Мойра и нашла нужные слова, слушать ее никто не собирался. Молчащая сестра привела ее, все еще мокрую и подрагивающую, в зал, где собралось с десяток Святых и человек пять живых, включая давешнего писца и стражу у входов, когда там уже вовсю спорили о том, что с ней делать.

И, пожалуй, это был первый раз, когда Мойра увидела, чтоб Святые были не очень-то единогласны.

“Невиновна она в том, что человек из А лишил себя жизни. Она не колдунья. Молчащие сестры ее проверили, и Святой Канторо свидетельствует.”

“Свидетельствую. Не ведьма, не колдунья, бо ни одного знака колдовского на ней нет, бо не противится испытаниям волшебством или проклятьем.”

Испытания!.. Вот как они это называют. Мойра бы иначе назвала — на ней места живого от боли не было после таких испытаний.

“Значит, человек А по своей воле решил расстаться с жизнью. Сие не понятно.”

— Кто их, демонопочитателей, разберет? — вставил писец. — Я склонен считать, что он совершенно самостоятельно сошел с ума. Может быть, он уже задумывал свою смерть, когда сия грешная к нему подошла.

“Что говорит посланник?”

— Посланник отрицает, что у его помощника были тяжкие мысли, но он и не водил с ним особенной дружбы. Мог и упустить сие.

“Предлагаю постановить невиновной в колдовстве, хотя бы.”

“Поддерживаю. Но виновна ли она в смерти Даэризеша из А, не ведомо”.

“Но в осквернении тела виновна без сомнений.”

— Я считаю, что явление призрака суть смягчающее обстоятельство. Мы знаем, что люди из А умирают иначе, мучимые своими демонами. С ними все непросто.

“Искоренить сию ересь, бо нет ей места в Святой земле”.

— Но она есть. И люди А в самом деле тревожно лежат в нашей земле.

“Правду говорит он, бо так и есть. Зрел я таковые трупы, неспокойные, трепещущие. Иные и вставали и сами шли, бо искали огня от своих демонов Незримых.”

“Святой Марш надеюсь объявит Император снова.”

“Сие не наше дело. И грешную сию не оправдывает, ежели к ней в самом деле призрак приходил, бо не надо слушать их тем, кто святован”.

“Согласен.”

— И остается вопрос Святого Бово, которому был причинен ущерб.

“Виновна.”

“Не виновна. Бо Святому Гаало она помогала идти от самой его деревни и до врат Святого Престола, не стала бы сия совершать грех к другому Святому.”

— Я думаю, грех она совершила. Но есть заявление самого Святого Бово, который нам заповедует вражды на нее за это не держать. Он простил, и нам простить заповедовал.

“Что Святой Бово изрекает?”

— Что напугал грешную сию, и она от страха его и уронила.

“На правду похоже.”

“Раз Святой Бово заповедовал простить, бо и нам следует”.

Некоторое время в зале царило молчание, только перо писца яростно скрипело в тишине, и Мойра покачивалась на своем месте, пытаясь переступить с разбитого колена на колено, чтобы не так больно было.

— Святы мои, все сказали свое слово? — спросил писец, не отрываясь от своего дела. — Тогда голосование заявляем. Первый вопрос будет, виновна ли сия грешная в осквернении трупа. Второй вопрос будет, виновна ли сия грешная в причинении вреда Святому Боло. Третий вопрос будет, виновна ли она в смерти Даэризеша из А. Четвертый вопрос будет, виновна ли она в ведовстве и колдовстве. Осуждаем способом обычным, без ухищрений.

Судьба ее решалась вот так, а Мойра толком и не понимала ничего. Вроде бы, и некоторые Святые прямо были на ее стороне, некоторые сомневались, а некоторые считали кругом виноватой, хотя какая из нее ведьма-то, например? Да и Даэризеша она точно не убивала и к смерти не склоняла.

Тем временем писец прошел между Святыми, протягивая им по очереди деревянный ящик, в который они совали свои костяные руки в перстнях, в перчатках и в расшитых узорами сетках. Потом, обойдя всех, мужчина раскрыл ящик на своем столе, и там оказались камешки трех цветов: белые, черные и красные.

И что это значит?.. Вот так они решают, кто виновен, а кто нет? Просто кидают камни в корзинку, и считают, так, что ли? А как же так узнать истину, дознаться до нее? Просто слово большинства? Но почему камни трех цветов?

— Девять Святых свое слово сказали, — медленно сказал писец, разделяя камни на кучки по цвету. Мойра в этот момент замерла, не решаясь даже дышать слишком громко. — Как сказано, так и посчитано. Невиновной сию грешную сказали семнадцать раз, и семнадцать раз сказали виновной. И два раза сказали виновной, годной к прощению.

“Традиция говорит, признать ее, в таком случае, годной к искуплению, бо равно вины и безвинности, и есть те, кто за ее душу готовы вступиться и молиться.”

Это не звучало, как прощение — и но и обречением не казалось. Она ведь знала, что ее все равно ждет какое-то искупление, какое-то замаливание грехов? Вот оно и явилось за ней.

— Но традиция не предписывает, что назначать в искупление в таких случаях, — отметил писец, старательно записывая результаты.

Некоторое время все Святые оставались безмолвны — их таблички были пусты и холодны, словно никто из них не мог решить, какое же наказание назначить в этом случае.

— Очищение огнем и водой здесь, вероятно, не подходит, — сказал писец, словно пытаясь подтолкнуть мысли Святых.

“Равнозначно казни это, не годится.”

“Наложим молитвенное покаяние и работное покаяние, и пусть идет.”

“Не за такие грехи! Ее можно присудить невинной, но она осквернила тело мертвого, запятнала душу свою и того, кто почил. Пока не смоется пятно, не видать ей спокойного житья.”

— Святушки, — негромко позвала Мойра, и мертвые взгляды тут же скрестились на ней, обдавая ее словно тяжестью мира. — А что теперь с Альдо будет после смерти? И со мной?

“Грешная, сойдет твой грех покаянием”, — пообещал ей святой Антрий, памятный по встрече у ворот. — “И тот человек, Альдо, найдет свой путь в Святое Небо, когда ты свой грех искупишь.”

— Но как я могу его искупить?

— Вот это мы, собственно, и пытаемся понять, — писец указал на нее кончиком пера. — Молчи и не мешай.

Мойра как-то очень четко представила себе, что так и становятся Молчащими сестрами — раз и “молчи и не мешай, а если будешь мешать — отрежем язык”.

Поэтому она, конечно, замолчала, хотя вопросы продолжали рваться из нее.

“Дорога ей к Мертвому герцогу”, — наконец, сказал Атоний.

— Действительно. Пусть Мертвый герцог с ней разбирается, — подтвердил писец с некоторым воодушевлением. — Все согласны? Тогда Суд Девяти завершается.

Мертвый герцог? Мойра понятия не имела, кто это такой, и спросить, конечно, не успела, потому что Молчащая сестра воздела ее на ноги, заставила поклониться, больно схватив за волосы, и потащила прочь.

Но звучало не так уж плохо. С Мертвыми, кажется, договориться бывает проще, чем с живыми.