Хроника Эвилиона. Сильф

Лео Рин (2024)

Жизнь Вивиан резко меняется после загадочной встречи на автобусной станции. Она возвращается в родной Кэмкастл, где её ждет семья и работа в издательстве. Однако после грозы, застигшей её в дороге, город преображается, и к Вивиан возвращаются сны и воспоминания, связанные с легендарным королём Артуром и его рыцарями. Девушка начинает исследовать своё прошлое и сталкивается с различными версиями истории любви Артура и Гвиневры, а также с тайнами, окружающими самого короля. В процессе она узнаёт о своей роли в этой эпической саге и о том, как её судьба переплетена с судьбой Ланселота. Произведение представляет собой ретеллинг легенд об Артуре и рыцарях круглого стола, разворачивающийся в современном мире. В центре сюжета — первая королева Эвилиона, чья история раскрывает новые грани известных легенд и поднимает вопросы о любви, предательстве и человеческих пороках.

Лабиринт Бранна.

Камердинер поспешно вёл гостей к тронному залу, тяжело вздыхая. Они опоздали на две минуты и тридцать секунд. Этого времени хватило бы, чтобы переработать план подземелья, учитывая новые указания господина, а для этого нужно было ещё постараться достать необходимые материалы. Краем глаза он искоса взглянул на отца и сына. Молодой мужчина был крайне опасен, как ни уверял его Лирин.

Вдруг камердинер заметил странную деталь: в рубашке Ланселота что-то шевельнулось. Из-под ткани показалась маленькая чёрная мордочка.

— Диктер? — удивлённо воскликнул камердинер. Грозный рык остановил его руку, потянувшуюся, чтобы забрать щенка. Диктер невозмутимо устроился на руках Ланселота, словно всегда там и был.

— Откуда он у вас? И почему он так доверчиво сидит? — спросил камердинер с таким сожалением и завистью, что Лирин невольно приподнял брови. Прежде он никогда не видел, чтобы камердинер повелителя терял самообладание.

— В башне забвения, — ответил Ланселот, чем немало его удивил.

Камердинер предпринял ещё несколько попыток забрать щенка, но безуспешно. Тогда он продолжил вести гостей к покоям Бранна.

— Это невероятно, — доносился до них шёпот разочарованного человека.

Тёмный замок впечатлял своими масштабами. Он был возведён из чёрного полированного камня, который, отражая свет, создавал иллюзию движущихся теней. Множество галерей с каскадными окнами, уходящими ввысь, сменялись глухими каменными коридорами.

Гобелены на стенах оживляли мифы и легенды о прибытии в подземное царство. Некоторые из них изображали его правителя, но, как и в случае с верой, каждый портрет был уникален.

Внутри замка царил полумрак, смягчаемый мягким светом масляных ламп. В некоторых залах, словно живые, мерцали лунные цветы, а из изящных фонтанов струилась кристально чистая вода. Этот контраст между мрачной архитектурой и нежными элементами природы придавал замку особую атмосферу.

Ланселот невольно задумался о том, кто этот человек, который с такой любовью и старанием привносил уют в это подземелье.

— Почему здесь так темно? — шёпотом спросил Ланселот у отца.

Лирин ответил сыну:

— Замок — это отражение настроения своего хозяина. Кажется, Бранну сообщили не самые приятные вести. Но, видимо, они не столь серьёзны, чтобы замок полыхал синим пламенем. Правитель подземного мира славится своим вспыльчивым нравом, но… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — В последнее время многое изменилось.

Они миновали несколько запутанных коридоров и вышли в сад, который только начали приводить в порядок. Внимание Ланселота сразу привлекла дракониха — её облик был почти точной копией Хрона. Она с видимым удовольствием помогала садовникам обустраивать сад. Забавно переваливаясь на своих мощных лапах, она неспешно бродила между двумя греческими садовниками, спор которых разгорался вокруг плана сада, и группой женщин, которые, напевая валлийские баллады, аккуратно высаживали цветы.

— Хоуп! — Лирин приветственно махнул рукой драконихе, и она, оторвавшись от своих дел, посмотрела на него. Её глаза сверкнули, и она ответила на его жест, затем перевела взгляд на Ланселота. Получив от друга короткий, но уверенный кивок, она широко улыбнулась и поспешила к ним.

— Лирин, как я рада тебя видеть! — воскликнула она, кружась вокруг компании и с любопытством рассматривая сына воздушного дракона. Её голос был полон искренней радости, пока она с удовольствием рассматривала Ланселота.

Камердинер, стоящий неподалёку, недовольно нахмурился и нетерпеливо бросил:

— Повелитель ждёт. Хоуп лишь пожала плечами и, одарив всех прощальной улыбкой, торопливо удалилась к двум уже почти дерущимся садовникам.

Камердинер поспешил вперед, едва сдерживая шаг, чтобы не перейти на бег. Он уже выбился из своего привычного графика, а разочарование от отверженности со стороны Диктера лишь усиливало его досаду. Проведя гостей к главному залу, он бросил короткое, неразборчивое замечание и поспешил вернуться к своим обязанностям.

Ланселот обратил внимание на массивные двери, украшенные изображением черепа. Однако то, что он увидел, заставило его, не дожидаясь разрешения, решительно распахнуть их и ворваться в тёмный зал. Его сердце бешено колотилось, а глаза напряжённо всматривались в непроглядную тьму.

— Где она? — крикнул он, его голос эхом разнёсся по пустому залу. — Где Нимуэ?

Ответом на его слова была тишина. Но глаза Ланселота всегда были особенно чувствительны к малейшим изменениям в освещении. Спустя мгновение он начал различать арки главного зала и тёмный трон, возвышающийся в центре.

Не раздумывая, он устремился к нему, но уже через несколько шагов его остановили грозные красные глаза и рычание адских псов, которые медленно поднялись и встали в стойку, охраняя место повелителя.

— Ты невежлив, Ланселот Озёрный, — прозвучал глубокий, холодный голос, от которого по стенам прошлись ледяные узоры. — Вместо того чтобы представиться, как положено, ты сразу же рвёшься к моему трону.

Синее пламя, следом вспыхнувшее в канделябрах на стенах, придало залу еще более мрачную и холодную атмосферу. На троне восседал высокий мужчина. Его фигура была окутана тенями, скрывая его полностью, как в рассказах Персиваля. Капюшон оставлял открытым лишь нижнюю часть лица, а квадратная челюсть была плотно сжата, выдавая его недовольство.

— Где моя мать? Что ты с ней сделал? — рука Ланселота машинально потянулась к мечу.

— Лирин, я ожидал от твоего сына большей учтивости, — Бранн пренебрежительно обратился к дракону, который, стоя в дверях, с тревогой наблюдал за разворачивающейся сценой.

Не дождавшись ответа, Бранн поднялся. Его фигура, словно высеченная из камня, заполнила весь зал, излучая древнюю магическую мощь. Одежда мага переливалась от глубокого чёрного до насыщенного фиолетового, что лишь усиливало впечатление, будто он поглощает пространство вокруг себя.

Адские псы, словно тени, медленно подошли к своему хозяину и встали по обе стороны от него. Их красные глаза не отрывались от Ланселота, следя за каждым его движением.

— Где моя мать? — спросил он снова.

Бранн усмехнулся, его голос прозвучал холодно и отстранённо:

— За этим ты пришёл? Или тебе нужна информация о пророчестве и Эпрейвене? Что тебе мёртвая женщина? У тебя есть пока живая Вивьен. Разве ты не хочешь узнать о ней?

Адские псы, ощерившись, изготовились к атаке на Ланселота. Не теряя ни мгновения, он бросился к Бранну, но его тело, подхваченное невидимой силой, с грохотом врезалось в одну из массивных колонн. В последний момент он успел уловить едва заметное движение ладони мага. Сила, пригвоздившая его к стене, была столь чудовищна, что он едва мог дышать.

— Отчаянный юноша, решивший бросить вызов королю в его собственных владениях, — с лёгкой усмешкой произнёс Бранн, возвращаясь на трон. — Я был готов к твоему появлению с того самого момента, как дева замыслила сварить зелье глубокого сна.

Бранн уселся, сложил руки под подбородком и устремил пристальный взгляд на отчаянно вырыващегося рыцаря. Его глаза, словно два бездонных колодца, проникали в самую душу.

— Так что для тебя важнее, Нимуэ или судьба твоей женщины? — его голос был безразличен. — Выбирай. Я дам ответ только на один вопрос.

Лирин бросился к сыну, но мощный поток воздуха подхватил его и вынес из зала. Тяжёлые чёрные двери захлопнулись за ними с глухим треском.

Щенок, который до этого тихо сидел за отворотом рубашки, внезапно спрыгнул на каменный пол. Его голубые глаза с решимостью смотрели на Ланселота, и в них читалось желание помочь новому другу.

— А, вот ты где, Диктер! Я думал, ты снова ускользнул в верхний мир. Но, похоже, ты нашел себе новую компанию. Что ж, раз ты здесь, мы облегчим задачу юноше.

Маг начал шептать заклинания, но Ланселот не мог разобрать ни слова. До него доносились лишь обрывки древних слов. Его веки отяжелели, а сознание устремилось прочь из мрачного зала, вырванное из тела правителем мертвых.

Очнулся он в Озерном замке, но тишина, некогда царившая здесь, сменилась гулом. Крики и суета наполняли воздух, слуги сновали мимо, не обращая на него внимания. Мимо промчался Мирейн, на ходу отдавая приказы своему сыну: быстро добраться до кабинета и забрать оставшиеся инструменты. Он велел передать матери, чтобы та присмотрела за дочкой Элейн.

Ланселот не знал, в какое время его перенес Бранн, но одно было ясно: дочь Элейн жива. Это означало, что он вернулся в прошлое, до того рокового момента.

Через мгновение он уже мчался к покоям Вивьен. Бранн отправил его в ту ночь, когда его обокрали, отняв её жизнь. Ланселот замер. Его тело задрожало, ведь в ту ночь он потерял не только её, но и своего нерожденного ребенка.

Ноги сами несли его по ступеням. Он двигался с невероятной скоростью, расталкивая слуг, которые с недоумением смотрели ему вслед, пытаясь понять, кто этот неуловимый человек.

Влетев в покои, он резко остановился. Его сердце замерло, пропустив несколько ударов. На кровати лежала Вивьен. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась, а платье было насквозь пропитано кровью. Лицо исказилось от боли и отчаяния, девушка была без сознания.

— Прочь отсюда! — раздался резкий и гневный голос Нимуэ. Ланселот вздрогнул и, обернувшись, увидел женщину, которую до этого момента не замечал. Она стояла рядом с дочерью, укрытая занавесью балдахина, её руки были в крови, но глаза светились решимостью. В них читалась сила, с которой она удерживала жизнь в своём дитя.

Ланселот почувствовал магию, разлитую в воздухе. Чародейка выпустила всю свою энергию, и она волнами расходилась вокруг, наполняя пространство. Вода обволакивала раны Вивьен, мягко касаясь её тела. Ланселот наблюдал, как раны постепенно затягиваются, словно под действием силы Нимуэ.

— Ты ничтожество, и поверь, ты не имеешь к ней никакого отношения. Она не твоя дочь, Мерлин, и никогда ею не была. У тебя нет права здесь оставаться.

Зеленые глаза женщины потемнели от горя и гнева, когда она взглянула на мага, стоящего на коленях у кровати. Он пытался помочь Нимуэ, и его мана, искрясь, усиливала заклинания леди Озера.

— Убирайся прочь и никогда не попадайся мне на глаза. Иначе я обрушу всю свою ярость на твоего драгоценного Артура и его загнивающее королевство.

— Ниньен… — в голосе мага звучала неподдельная боль.

Чародейка прошипела сквозь стиснутые зубы: — Не смей меня так звать! Ты отнял у меня и у этой девочки счастье. Хуже того, ты стал причиной гибели детей!

Ее голос дрогнул, и слезы хлынули из глаз. Ланселот опустил взгляд на деревянную чашу, где лежали два маленьких тельца, прижавшихся друг к другу. Это были брат и сестра. Их было двое.

Тело его сотрясала дрожь. Вид Вивьен терзал его сердце. Дракон внутри него бушевал, требуя выплеснуть ярость и боль на весь мир. Он рухнул на колени рядом с её безжизненным телом, тщетно пытаясь коснуться её ледяной руки.

Воспоминания нахлынули на него с сокрушительной силой, открывая всю боль, скрытую за завесой забвения. Он так и не узнал, что у него было двое детей. Нимуэ стерла ему память, и остаток жизни казался ему пустым.

Единственным утешением для него были сны, где он видел златовласую девушку, радостно улыбающуюся ему. Она держала на руках крошечную девочку с такими же золотыми волосами. Рыжеволосый мальчишка с озорной улыбкой ползал по полу, собирая разбросанные деревянные игрушки. Но сколько бы Ланселот ни шёл, он не мог приблизиться к ним. Он не помнил ни их лиц, ни своего прошлого, но непреодолимое желание быть рядом с ними гнало его вперёд.

Без ведома матери он пустился в поиски. Разрозненные сведения из разных уголков страны привели его к Гвиневре. Но лишь взглянув на королеву Эвилиона, он ощутил отвращение. Однако желание найти ответы на свои вопросы заставило его быть учтивым с этой женщиной.

Его ненависть к Артуру была ярой и необъяснимой. Стоило им столкнуться взглядами, как его глаза вспыхивали, превращаясь в два мрачных, пылающих угля, полных ярости и затаенной злобы.

Ланселот закрыл лицо руками, чувствуя, как слезы обжигают кожу. Он рыдал, слушая, как голубка в горячечном бреду шептала имена, которые она придумала для их ребенка.

— Я бы посоветовала тебе вернуться в замок и начать готовиться к тем проблемам, которые ты сам себе создал, Эмрис, — произнесла Нимуэй, завершая последние чары над повреждениями дочери. — Твоя помощь мне больше не нужна. Дочь я спасла. Артур никогда её не получит. Но Ланселот, чью семью ты уничтожил, сотрёт его с лица земли за несколько лет.

— О чем ты говоришь? — спросил Мерлин, не понимая, о чём идёт речь.

— О том, что ты причастен к гибели потомства первородного дракона, — ответила Нимуэй, закрывая раны и погружая Вивьен в глубокий сон без сновидений.

— Дракона? — Мерлин побелел, с непониманием глядя на Нимуэй.

— Желая помочь Артуру, ты нажил ему множество врагов. Начиная от меня, матери, у которой отобрали дитя, и твои чары не давали мне её спасти, до отца её детей, который скоро явится, и, поверь, думаю, не в человеческой форме. А когда об этом прознают драконы, особенно И Драй Гох, которого ты так ценишь…

Мерлин в последний раз окинул Нимуэй взглядом, в котором не осталось ни искры прежней теплоты. Он поспешил покинуть покои, избегая смотреть на деревянную чашу.

— Тебе всегда был дороже Артур, — тихо произнесла она, глядя на закрытую дверь. — Любовь ослепила твой разум, не позволив увидеть черноту его души.

Тихий стон Вивьен вывел её из задумчивости.

— Мирейн, — резко окликнула она, и через мгновение в покои вошёл замковый лекарь. Он сразу же приступил к осмотру, внимательно слушая пульс и тщательно исследуя тело юной девушки сантиметр за сантиметром. Его руки слегка дрожали.

Ланселот взглянул на добродушного лекаря иначе. В его глазах вспыхнул гнев, но мужчина быстро взял себя в руки. Он принялся аккуратно складывать инструменты, методично и неспешно возвращая каждый на своё место. Его движения были точными и уверенными, словно он выполнял ритуал, требующий особого внимания и сосредоточенности.

— Не медли, скажи правду! — не выдержала Нимуэ, её голос дрожал от напряжения.

Мирейн тяжело вздохнул, словно пытаясь собраться с мыслями. Его глаза, обычно полные доброты и тепла, сейчас казались холодными, как лёд.

— Ваша сила, госпожа, поистине удивительна, — произнёс он наконец, его голос звучал глухо. — Вы вернули её к жизни, излечив внутренние органы. Она будет жить.

Он отвернулся, собираясь уйти, но Нимуэ не позволила ему уйти так просто.

— Ты злишься, Мирейн, — сказала она тихо. — И не выйдешь отсюда, пока не расскажешь, что заставило самого доброго из лекарей превратиться в демона вновь.

Мирейн замер, и его плечи напряглись. Он обернулся, и в его взгляде мелькнула смесь боли и гнева.

— Госпожа… — начал он тихо.

— Говори! — приказ Нимуэ прозвучал твёрдо.

Ланселот, пристально наблюдавший за матерью, почувствовал в её голосе ту внутреннюю силу, что не раз заставляла трепетать даже самых непокорных. Он был удивлен, когда Мирейн, не испрашивая разрешения, приблизился к столу и налил бокал вина, залпом осушив его.

— Её тело исцелено, — медленно произнёс Мирейн, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Но дух её сломлен. Она истощена не только физически, но и морально.

Ланселот стиснул кулаки, ощущая, как гнев поднимается в нём, подобно буре, готовой вот-вот обрушиться на берег.

— Она принимала напиток, — продолжил Мирейн, его голос дрогнул, но он не отвёл взгляда. — Напиток, в котором содержались дьявольские петли.

Ланселот оскалился.

— Он её насиловал… — Нимуэ села на кровать и взяла тонкую руку дочери в свою.

— Ублюдок, — тихо прошептала она, нежно касаясь безжизненной ладони. — Мирейн, проклятие какого рода сможет искупить его деяние? — Прежде добрые глаза Нимуэ теперь горели хищным огнём. — Я сотру его имя из истории, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Лекарь опустился рядом с госпожой, и в мягком свете свечей Ланселот заметил два небольших рога, которые едва приподнимали его каштановую гриву.

— Количество зелья, принятого ею, могло причинить серьёзный вред. Обычный человек на её месте давно бы потерял рассудок и превратился в безвольную марионетку, лишённую целей и желаний. Но ваша дочь стойко держалась, стремясь сохранить жизнь ребёнка. Я также заметил, что она использовала травяные настои, втирая их в кожу для защиты плода.

Лекарь замолчал, его взгляд устремился на деревянную чашу, накрытую платком. На его глазах выступили слезы, когда он осторожно взял Нимуэ за руку.

— Госпожа, есть вероятность, что она не выдержит утраты детей и погрузится в безумие, — тихо произнес он, его голос дрожал от бессилия.

— Я сотру ей память, — тихо произнесла она. — Я сделаю так, чтобы она забыла об этом. Если потребуется, я спрячу её ото всех.

— Даже от Ланселота? — прозвучал вопрос, как острый клинок, пронзающий её сердце. Нимуэ опустила глаза, пряча боль. Её губы дрогнули, выдавая внутреннюю борьбу.

— Если вы сотрёте ей память в таком состоянии, её шансы когда-либо вспомнить вас или его будут ничтожно малы. Её дух разбит на осколки. Даже сейчас, находясь в этом потерянном состоянии, она интуитивно ощущает свои утраты.

— Мирейн, иногда я забываю, что ты полудемон, способный проникать в чувства и мысли людей.

Мирейн вздохнул и подошел к столу, где была его сумка с инструментами:

— Но без него ей не пережить утрату. Вопрос в том, как наш юный господин воспримет это известие. Боюсь, нам придётся готовиться к войне с королём. И скажу честно, — его взгляд на мгновение задержался на бледной девушке, — я больше не стану лечить или помогать королю. Я сделаю всё возможное, чтобы наши солдаты не пострадали в этой войне. — С этими словами он покинул палату.

Оставшись в одиночестве, Нимуэ дала волю слезам. Её плечи дрожали от рыданий. Всё ещё сжимая руку Вивьен, она тихо шептала проклятия в адрес Эвилиона и его обитателей.

— Моя любимая дочь не смогла пережить утрату детей, — раздался рядом тихий голос Бранна.

Ланселот обернулся и увидел, как рыжеволосый мужчина с тоской смотрит на свою дочь, лежащую рядом с плачущей матерью.

— Она пришла в себя, но в комнате никого не было. Ее взгляд упал на безжизненные тела детей. Не колеблясь, она подняла их и медленно направилась к месту, которое дарило ей утешение.

Ланселот чувствовал, как его грудь разрывается от боли. Он с трудом вдохнул и прошептал:

— К дубу в саду.

Бранн, с мрачным выражением лица, продолжил:

— Я нашел её, потому что её неупокоенная душа стремительно превращалась в мстительный дух.

— Почему ты вообще оказался там? И как связан с этим? — тяжело дыша, спросил Ланселот, пытаясь осмыслить услышанное. Бранн лишь махнул рукой, и они мгновенно перенеслись к замку.

— Ты помнишь, что произошло в ту ночь? — нарушил тишину Бранн.

Ланселот на мгновение замер, погрузившись в воспоминания. В ту ночь он готовил засаду, стремясь любой ценой освободить Вивьен из заточения. Нимуэ договорилась с одним из своих друзей, который обещал предоставить юной паре безопасное убежище вдали от Артура и его рыцарей.

На общем совете было решено действовать скрытно, не привлекая внимания ни к Озерному замку, ни к его окрестностям. Эрдвин и Персиваль взялись за разработку плана. Персиваль намеревался сопровождать их до заранее оговоренного места. Эрдвин, в свою очередь, лично отобрал из числа добровольцев отряд, который должен был оказать им помощь. Ланселот условился встретиться с ними около замковых стен.

До этого момента он был послушной марионеткой Морганы, и возвращение к ней далось ему с огромным трудом. Но ослеплённая похотью ведьма не заметила перемен в поведении Ланселота. Её убедили его слова о том, что он мечтал вернуться к ней. Чары Нимуэ защищали его от дьявольских ловушек, пока мать передавала ему противоядия. Без её помощи он не смог бы проникнуть в тщательно охраняемый Мерлином замок. Он несколько раз пытался попасть туда, но вскоре осознал тщетность своих попыток.

Нимуэ, узнав о случившемся, ответила, что это заклинание невозможно разрушить и проникнуть туда можно лишь по приглашению. Тогда он вернулся в замок Морганы, терпеливо ожидая подходящего момента, и вскоре его ожидание было вознаграждено приглашением от Артура.

В тот день, когда он въехал в замок, ему потребовались невероятные усилия, чтобы сохранять безразличный вид перед королем и его сестрой. Но он не смог сдержаться и проскользнул в сад, где на мгновение обнял Вивьен. Его отсутствие не осталось незамеченным, и Моргана отправила его в лагерь неподалеку от замка. Там отряд из Озерного края уже расправился с охраной сестры короля, завладев их доспехами и оружием.

К ночи шпион сообщил, что в замке царит хаос и усилена охрана. Планы были нарушены, и они с Персивалем начали спешно разрабатывать новый.

Было решено, что Ланселот проникнет в замок и выведет Вивьен, где их встретят Персиваль и остальные. Поскольку приглашение всё ещё было в силе, ему не составило труда попасть внутрь.

Скрытый зельем превращения, он пробирался по замку к покоям Вивьен. Тревога, которую он испытывал с момента получения последнего доклада, не покидала его, но он старался держать разум холодным. Однако отсутствие охраны у покоев Вивьен вызвало у него беспокойство.

Страх сковал его, когда он бесшумно открыл дверь и оказался в неосвещённой комнате. В тишине раздался голос Мерлина:

— Ты никогда не сдаёшься, Ланселот.

Не желая больше прятаться, Ланселот вытащил огниво и зажёг ближайшую масляную лампу. Тусклый свет озарил сгорбленную фигуру мага, сидящего на кровати Вивьен. Его лицо было измождено горем.

— Что произошло с ней? — спросил Ланселот, и в его голосе прозвучала сталь, которая, однако, не задела наставника короля. Их глаза встретились, и маг ответил:

— Мордред напал на неё и смертельно ранил. Девочка-прислужница пыталась помочь, но… Он закрыл лицо руками и начал раскачиваться из стороны в сторону, повторяя:

— Я не успел, я не успел…

Ланселот замер, ощущая, как сердце его сжимается от невыносимой боли. Горе и безумие захлестнули его разум, а зверь внутри, казалось, пробудился, разрывая его душу неистовым воем.

— Я отнёс её к Нимуэ, — голос, словно холодный клинок, вонзился в его сознание. Ноги Ланселота подогнулись, и он, пытаясь найти опору, прислонился к холодной каменной стене. Его тело сотрясала дрожь, словно он был готов разлететься на части.

— Где этот ублюдок?! — его голос прозвучал резко, словно удар хлыста. Эмоции, которые он так долго сдерживал, вырвались наружу, и он почувствовал, как тело вновь наливается силой, готовясь к битве.

— Его нет в замке. Мордреда ты тоже здесь не найдёшь, его увезла мать. Я виноват, что не уследил за ней, но Артура я тебе тронуть не дам. От него слишком многое зависит в этом мире.

Красная пелена гнева заволокла глаза рыцаря. Зверь, дремавший в его душе, проснулся, требуя отмщения. — Ошибаешься, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Я уничтожу весь род Пендрагонов, за каждый волосок с её головы, за каждую слезинку и за каждую секунду, проведённую в этом проклятом замке!

Ланселот стремительно выхватил кинжал и бросился к магу, но звон разбитого стекла и клубы едкого дыма отвлекли его. Мерлин исчез. Это было последнее, что Ланселот запомнил о том, что происходило в замке. Все остальное растворилось в мрачной пустоте.

Бранн, облокотившись на стену, отстранённо и равнодушно смотрел в сторону замка. Мимо сновали солдаты, не замечая двух незнакомцев. Ланселот, прислушавшись к их разговору, уловил, как один из них упомянул приказ Мерлина усилить охрану.

— Ланселот, ты защищал ее до последней капли крови, невзирая кто перед тобой, — медленно произнёс Бранн. — Но осознаёшь ли ты, через что ты прошёл, чтобы дойти до уничтожения мира?

В этот миг из покоев королевы раздался оглушительный скрежет и яростный рёв. Старинное крыло замка под напором невидимой силы обрушилось, подняв в воздух облако пыли и обломков. И вот, среди хаоса, в небо взмыл белоснежный дракон. Его огромные крылья, словно сотканные из самого ветра, с оглушительным рёвом рассекали воздух. Дракон сделал в небе петлю, а затем, замерев на мгновение, завис над замком, вызывая своих врагов на бой.

Послышалась отрывистая команда, и стрелы устремились в сторону дракона. Но они не достигали цели, возвращаясь к солдатам, которые, охваченные паникой, не успевали увернуться. Воздух наполнился криками раненых, стонами боли и отчаяния.

Юный солдат промчался мимо них, закрываясь руками от смертоносных стрел. Ланселот боковым зрением заметил, как одна из них с леденящим душу свистом летит прямо в сердце юноши. Инстинктивно он выкрикнул: «Берегись — но в ответ услышал лишь глухой удар. Тело солдата безжизненно рухнуло на землю. Стрела пронзила его сердце насквозь.

— Это я? — сипло спросил он у подземного мага. Бранн утвердительно кивнул.

Ланселот смотрел на дракона, который, заметив зажжённые факелы, направил поток воздуха, усиливая их пламя, огонь взметнулся вверх, пожирая всё на своём пути. Замок охватил пожар.

Мужчина с ужасом наблюдал, как обитатели замка в панике метались в поисках спасения. Семьи, охваченные страхом, бежали к городским воротам, но и там их настигало беспощадное пламя. Крепкие деревянные двери, не выдерживая натиска бушующего огня, рушились, выбрасывая наружу клубы дыма и искры.

Городские улицы превратились в огненный лабиринт, где каждый шаг мог стать последним. Воздух был наполнен пронзительными криками боли и отчаяния, и казалось, что даже земля стонала под тяжестью этой трагедии.

— Твой гнев привёл к гибели множества людей, — сурово произнёс Бранн. — В тебе слишком много от И Драй Гоха, и в этом кроется главная проблема. Именно так был зачат Эпрейвен, но ты сильнее, чем даже первородный дракон. Одному времени ведомо, что ты способен принести миру.

Слова чародея тонули в ужасе и стонах людей, а до них доносились запахи горящей древесины и плоти. Ланселот больше не мог этого выносить. Его сердце сделало один неосторожный удар, а затем ещё и ещё.

Глядя на смерть и вспоминая свои прошлые поступки, Ланселот упал на колени. Его сердце билось всё быстрее с каждой секундой, мысли и эмоции проносились в голове с молниеносной скоростью, каждая из них оставляя раскалённый след на его сердце, и рыцарь чувствовал, как оно сгорает вместе с невинными людьми.

Бранн бесстрастно взирал на его страдания.

— Прими свою судьбу и отвечай за свои грехи, — произнёс он. — Ты будешь забыт, и никто из тех, кто знал тебя, не вспомнит о тебе. Отпусти свой гнев и позволь другим чувствам взять верх. Они приведут тебя к твоему последнему пути. Если же ты этого не сделаешь, то покинешь моё царство, и вскоре все, кто тебе дорог, исчезнут.

С трудом повернув голову, Ланселот устремил взгляд на преображённого Бранна. В бездонных чёрных глазах не отражалось ни единой эмоции. Терновый венец украшал его голову, а одеяния больше не скрывали чёрные латы. Сейчас он как никогда походил на защитника этого мира, каким и был с самого начала.

— Тебе решать, — произнёс он. — Но помни, ты сам представляешь опасность для всех миров, в которых находишься.

Его очертания стали расплывчатыми. Глаза Ланселота больше не могли ясно видеть из-за боли. Собрав последние силы, он прошептал:

— Если я уйду, ты спасёшь их?

— Да, — ответил Бранн. — Они все войдут в мой мир с памятью друг о друге. И никто не сможет им навредить.

Ланселот лишь слегка кивнул, принимая условия волшебника. Если его исчезновение может спасти жизни его близких и друзей, то он готов уйти в небытие. За последние несколько дней он заново пережил все чувства — от ненависти до любви. Ему удалось снова ощутить теплоту и нежность, которые он чувствовал к ней, и вновь обрести семью.

Дружба, любовь, семья… Он закрыл глаза, в последний раз представляя тех, кто был ему дорог.

«Я люблю тебя», — прозвучал голос Вивьен, прежде чем его сердце вспыхнуло и сгорело дотла. И в этот миг пустота поглотила сильнейшего рыцаря Эвилиона.

***

— Нет! — воскликнула Дейзи, крепко обнимая испуганную Анну. Та, безучастно, смотрела на приближающихся к ним людей.

Первым к девушкам подбежал Персиваль. Его сонные черты выражали растерянность и беспокойство.

— Анна, что стряслось? — спросил он, крепко обнимая обезумевшую жену. — Расскажи нам.

Остальные с напряжением ждали её ответа.

— Он заключил сделку с Бранном, чтобы уйти в небытие, — прошептала Дейзи вместо нее.

Драй Гох, услышав это, взревел.

— Что ты сказала? — голос его дрожал от гнева, а глаза горели ярким огнем. — Небытие? Для того, кто является потомком дара Свирры? Я долго терпел этого выскочку, но теперь он перешел все границы.

— Отец! — резко произнес Пинг. — Остановись сейчас же.

Старый дракон с вызовом посмотрел на своего сына, чьи фиолетовые глаза смотрели прямо в ответ.

Мия и Лия молчали, глядя на тело Ланселота, лежащее на диване. Дейзи тихо заплакала.

Эсули, не задерживаясь, проскользнул мимо них и склонился над телом брата, пытаясь уловить его энергию.

— Лиярд, мне нужна твоя помощь, — его голос дрожал от напряжения.

Фамильяр, мгновенно оказавшись рядом, тоже почувствовал, как жизненная сила Ланселота медленно утекает, словно песок сквозь пальцы.

— Ты прав, — Лиярд обратился к нему, его голос звучал глухо. Он трансформировался в волка и лег у ног рыцаря, его тело окутала серебристая аура, выпускающая тонкую, мерцающую ману. — Эсули подметил, что Ланселот еще не пересек грань.

Персиваль усадил супругу в мягкое кресло, его голос, несмотря на тревогу, звучал твердо и решительно.

— Как мы можем ему помочь? — спросил он, глядя на нее с надеждой и болью. — Может быть, есть способ разбудить его с помощью противоядия?

В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь едва слышным дыханием Ланселота.

Анна, бледная и изможденная, медленно покачала головой. Ее взгляд был полон печали и бессилия.

— Там, где он сейчас, ничто не может вернуть его, — тихо произнесла она, глядя на мужа с глубокой тоской. — Ни одно из чар или зелий не способно преодолеть эту тьму.

Слезы покатились по ее щекам.

— Я не смогла, — плечи ее дрожали, от рыданий.

Персиваль тяжело опустился в кресло рядом с женой. Его руки безвольно упали на колени, а пальцы сжались в кулаки. Он опустил голову, стараясь скрыть слезы, и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Сколько у нас времени?

Он не мог заставить себя взглянуть на остальных, боясь увидеть в их глазах отражение собственного отчаяния.

— До рассвета, — тихо произнес Эсули.

***

«Где нет ни звуков, ни тревог,

Течет забвения поток».

Ланселот не знал, как долго он здесь находится. Вокруг была лишь темнота и тишина. Возможно, это место действительно можно было представить как пустоту. Монахи, в монастырях которых он останавливался, часто говорили о том, что мир был создан из небытия, как чистый лист, на котором можно нарисовать всё, что угодно.

Рыцарь усмехнулся. Он пришёл сюда, чтобы не сотворить нечто более ужасное, чем хаос.

— Давненько здесь никого не было, — нарушил тишину голос из темноты. — Даже не вспомню, сколько столетий прошло.

Ланселот попытался разглядеть в темноте, того кто с ним заговорил.

— Кто ты? — спросил он, но его вопрос растворился в тихом смехе.

— Кто я? Хм, считай меня энергией небытия. Иначе ты только запутаешься, пытаясь понять. Меня интересует, почему ты здесь?

— Я опасен и заключил сделку с Бранном, что уйду сюда в обмен на то, что моя семья будет в безопасности, — ответил Ланселот.

— Бранн так сказал? — голос собеседника казался заинтересованным. — А почему ты опасен?

— Как он сказал, И Драй Гох, первородный дракон, в гневе породил Хаос, а я более непредсказуем и силён, с его слов.

— Вот оно как? Интересно… — на короткое время голос затих. И Ланселот снова погрузился в свои мысли.

— Как думаешь, он прав? — в голосе собеседника чувствовалось явное любопытство.

Ответ Ланселота был быстрым:

— Да, я опасен.

— Потому что ты дракон?

— Нет, я совершил много ошибок. Которые принесли несчастья не только мне и моей семье, но и многим людям. Я отнимал жизни, врал, убивал, желал большего.

Голос перебил его:

— Ну, это пороки большинства существ. Но не каждый признается опасным, ты так не считаешь? Не думаю, что этот мальчишка был справедлив, направив тебя сюда.

Наступило молчание. Ланселот тщательно обдумывал слова незнакомца. Он прав, много раз он попадал в магические передряги, и в целом, возможно, ему по силам выбраться отсюда.

— Да, в тебе достаточно сил, чтобы покинуть это место. Гнев, истинная твоя сила, взлелей его, доведи до максимума, и ты вернешься домой. — незнакомец подробно расписывал всё, что может помочь рыцарю в достижении цели, стараясь убедить его принять решение.

— А что потом? — вопрос мужчины застал незнакомца врасплох.

— Потом? — неуверенно спросил он.

— Да, что будет, когда я вернусь домой? И что будет со мной, если я доведу гнев до абсурда. Смогу ли я отдавать отчет в своих действиях? Или снова порушу всё, что меня окружает? Буду ли я тем, кто я есть сейчас?

— А кто ты сейчас?

Ланселот опустил голову:

— Я не знаю.

Голос с теплотой ответил: — Это нормально. Сомнения идут с нами рука об руку всю жизнь.

Послышалось легкое кряхтение, как будто кто-то присаживался рядом.

— Ну, поскольку у нас предостаточно времени, мы можем вместе с тобой это разобрать.

— Как тебе угодно, помимо тебя у меня здесь явно нет собеседников. Да и к тому же это отвлечет меня от мыслей, что ты старательно пытался вложить в мою голову.

Раздалось довольное хмыканье, и следом за ним послышался тихий гул, и непроглядная тьма начала рассеиваться, превращая ее в рассветный час. Смутные очертания напоминали гористый пейзаж.

— Да будет свет! — голос тепло засмеялся. — Давно хотел произнести эту фразу, обычно ее произносит мой отец.

Ланселот оглядывал пространство, предрассветный час туманом обрисовывал смутные очертания города внизу по склону. Он сидел на чем-то отдаленно напоминающем траву, но запахов вокруг он не чувствовал. Всё было словно плоское, лишенное объемов. Так выглядели рисунки лишенного таланта художника.

— Недурно, — Рыцарь обернулся и увидел человека, с интересом разглядывающего окружающий их пейзаж. — Совсем недурно.

Он был красив. Его светлые волосы струились по плечам и ниспадали по тоге. Взгляд его был прямой, он с удовольствием смотрел на небо, где горела утренняя звезда, возвещающая скорый рассвет. Открытые участки тела были покрыты рисунками из сплетенных звезд. В рассвете они слабо сияли золотым цветом. Их хитроумный рисунок заканчивался огромной звездой, находящейся на открытой груди незнакомца.

— Расскажи, кто ты, Ланселот, — голос незнакомца был тих. — Я удивлен, что таким предстал перед тобой. Мне интересно узнать, что творится в твоей душе.

— Все-таки еще горишь желанием меня исповедовать? — ответом ему стал выжидающий взгляд незнакомца.

Ланселот начал свой рассказ:

— Я тот, кто не был желанным с самого своего рождения. Выкинут на кухню и отдан на воспитание злой женщине. С самого детства я искал любви, но получал лишь только побои и объедки в замке родной матери. И тогда родился он.

— Гнев, — утвердительно произнес мужчина. — Понимаю.

— Ты прав, ярость не оставляла меня до тех пор, пока я не оказался здесь. Но на короткое время в моей жизни воцарился покой, когда Нимуэ родила дочь. Ту, чьи глаза заставляли мое сердце биться чаще. Ту, которая подарила мне надежду.

Я любил её и охранял каждый её шаг. Кроме них у меня никого не было. Со временем к ним присоединился самый несуразный из юношей, который стал мне верным другом. Именно он показал мне, как важно получать поддержку от других.

Однако в самый ответственный момент он предал меня. Хоть и сейчас я понимаю, что его зачаровали, но злость от предательства долго пожирала моё сердце. Я потерял доверие. Порой я думал, что не могу доверять даже приютившей меня женщине. Моими напарниками стали злость и гнев. В этот момент я не руководствовался ничем иным. Мне были безразличны остальные, живущие рядом со мной. Я не испытывал сожаления, вырезая целые полки рыцарей и сжигая земли. Мне были безразличны их семьи. Я шёл к своей цели. Я искал ту, что всплывала в моей голове.

— Дочь речной колдуньи?

— Да, ее у меня похитили, отобрали единственное, что делало мое сердце мягким. А когда мать стерла память о ней, она стерла и все светлые чувства. Но я продолжал искать то, что по праву было моим.

Ланселот посмотрел на безымянный палец. На нем тихо поблескивала татуировка в виде капель, опоясывающая его. Сейчас она проявилась, и он почувствовал легкую тоску.

— Я нашел ее, — продолжил он. Нашел, когда моя мать ценой своей жизни направила меня к ней. Но снова потерял. Гнев захватил мою душу, и если бы… Он замолчал.

— Если бы не что? — незнакомец наклонил голову, ожидая ответа.

— Если бы не моя семья, которую я обрел там, в новом мире, я бы уничтожил все вокруг. Я видел Эпрейвена, с таким холодом рассуждающего о цене жизни, о силе любви, которую он считает пустой тратой времени, о его жажде отмщения.

Ланселот запнулся. Он вспомнил, что их контракт с Лиярдом основан на мести. Его плечи поникли.

— Я и сам использовал месть для того, чтобы остаться с магической поддержкой фамильяра. Спасти меня от потери разума помогли Персиваль и остальные.

— Под остальными ты называешь своего дядю и брата, что сейчас делятся своей жизненной энергией для того, чтобы ты не остался здесь навсегда? — Он мягко улыбнулся, замечая удивленный взгляд рыцаря. — О да, они сейчас отдают свои силы, пока твой дед продумывает, как штурмом взять царство Бранна. Взгляни на подарок брата.

Ланселот достал бусину Эсули, с которой капля за каплей на землю падала вода. Там, где она соприкасалась с землей, трава обрела цвет, и ее аромат достиг его носа. С каждой секундой капель становилось все больше, стараясь омыть как можно больше вокруг себя. Ненадолго задумавшись, он положил бусину на землю, где она превратилась в искристый ручей, который быстрым потоком устремился к очертаниям деревни внизу.

Незнакомец с удовольствием смотрел, как вода, переливаясь, насыщала жизнью окружающий пейзаж. Вскоре, подняв бутоны, распустились цветы, источая аромат вокруг, где-то послышалось жужжание пчел.

— Я был удивлен, когда стал таким, каким родила меня мать. В прошлом я представал в иных обличиях. Но никогда в своем истинном.

Он встал, взглядом приглашая Ланселота присоединиться к нему. А затем медленно начал спускаться по склону.

Ланселот поспешно поднялся и направился за ним.

— До создания мира не было таких проблем, как разграничение на добро и зло. Но с зарождением мира, любого мира, хочу отметить, всегда всё происходит по одному и тому же сценарию. Первородные, грехи, добродетели — всё идет в установленном порядке. Отец никогда не изменяет себе.

Незнакомец покачал головой.

— И был очень зол, когда кто-то их нарушал.

Он снова посмотрел на сияющую звезду и улыбнулся.

— Я был рожден перед тем, как возник свет из небытия. Первая утренняя звезда, предрекающая рассвет. А следом вошел в его покои как полноправный сын. Его любимый сын.

Он ускорил шаг, переступая через камни, возникающие на их пути. Где-то огромные валуны, где-то речная галька, что помогала ручью в своем пути. А сзади росли горы, и зеленые кроны украшали их склоны.

— Твой дядя, как и брат, ответственно подошел к делу. Его энергия переполняет твое сердце.

Ланселот закрыл глаза и прислушался к себе. С каждой секундой он отчетливо различал запах морской соли и земли.

Они действительно были рядом.

От сердца, словно от старой фрески, упала старая краска. Освобождая место для нежной ткани, что формировала новое.

— Идем, надо торопиться. Он открыл глаза и поспешил за незнакомцем.

— А что было дальше, после того как ты вошел как любимый сын?

— Я недолго оставался им, вскоре появился другой, тот, что рожден из самого творения. Как я в то время считал, неполноценная замена. Недостойная нашего отца. Меня раздражало его присутствие в этом мире. В моем случае ревность сгубила мое сердце. И я пал. Меня заменила другая моя ипостась, та, что живет вместе с другой в моем сердце. И, честно сказать, я думал, что предстану в виде нее. Как в тот раз, когда сюда пришел тот, кого ты назвал Эпрейвеном.

Ланселот остановился. — Он был здесь?

— Да. В его сердце воистину царит хаос, не дающий ему понять свою роль в этом мире. Он ни разу не познал любовь. Рожденный из гнева, он так и не пустил ее в свое сердце. В тот мучительный раз создан был очередной ад, кажется, так вы это называете. Но благодаря его силе он не позволил заточить мне его в пучины небытия. Да и Бранн не смог мне помочь, он вырвался при поддержке одной из сестер моих, рожденных отцом. Ее вы зовете Морриган. Ее слуга, одержимая гневом ведьма Карман, помогла ему разрушить темницы сердца.

Послышался волчий вой и карканье воронов.

— Ты смотри-ка, и твой смертный друг передает привет.

— Персиваль?

— Вот как его у вас называют? Да, Персиваль, потомок Одина. Смотрю, дед его прислал втихаря подмогу.

Ланселот достал изумрудный шнурок, на котором висела ониксовая руна.

Спутник с интересом рассматривал ее.

— Смекалистый парнишка, — довольным голосом он похвалил Персиваля. — Да и фамильяр твой не дремлет, он рыщет по всем закоулкам подземного царства, идя по той нити, что между вами.

Ланселот размышлял, кто же все-таки этот человек, что рядом с ним, обладая такой силой, что способен разгадать действия его семьи. Тот, кто имеет несколько ипостасей. Любимый сын, тот, кто завидовал брату, и тот, кто в итоге низко пал. Ланселот резко остановился и посмотрел на незнакомца. Тот обернулся, желая узнать причину задержки.

— Утренняя звезда. Люцифер Моргенштерн. — В изумлении произнес он, разглядывая падшего ангела, о котором ему постоянно вещали монахи в монастырях.

Тот поклонился, широко распахнув белоснежные крылья. Одно из них было надломлено.

— Но ты же… Ты же…

— Дьявол? — невозмутимо подсказал ему Люцифер.

Ланселот не мог вымолвить ни слова. Он не так представлял себе того, кем пугали детей.

Тот обреченно вздохнул и разочарованно пожал плечами:

— Как же все-таки все эти рассказы путают людей.

— Но разве это не правда? — Ланселот с подозрением глядел на него.

— Правда. Но не вся. Как думаешь, что означает звезда на моей груди? Утренняя звезда?

— Надежда?

Люцифер кивнул. И продолжил путь, до деревни им оставалось примерно четверть часа пути.

Мужчина думал о том, что если рядом появился дьявол, значит, он и сам способен на злодеяния.

— Как же узко ты мыслишь, Ланселот Озерный, — с укоризной, словно прочтя его мысли, молвил падший ангел. — Ты только что произнес слово «надежда», а сам до сих пор думаешь о зле. О том, что ты создание тьмы, раз тебе повстречался сам дьявол. Возводить все в абсолютизм действительно плохая черта. Но сейчас перед тобой не самый злейший из демонов. А тот, кем был я на момент сотворения — несущий надежду на новый день.

Он рассмеялся: — Боюсь тебя разочаровать, в твоем сердце нет того зла, что есть в хаосе. И поверь, то, что ты породишь, будет иметь огромное значение для этого мира. Все твои грехи прощены твоей жертвой. А то, кем ты будешь…

Он указал рукой на изменившуюся местность — зеленые луга, вода, деревья и птицы, все ждали прихода рассвета.

— Сейчас сотворил ты сам.

— Я сотворил? — Мужчина оглядывал спокойную местность, окруженную горами, словно щитом, оберегающим небольшую деревню.

— Ты защитник, Ланселот, потомок первородного, что сотворил величайшего из темных. Но в твоем сердце нет зла. Ты ни свет, ни тьма. Ты тот, кто наконец впустил в свое сердце любовь. И поверь, именно она сыграет решающую роль. Именно она сейчас дает тебе жизнь.

Остаток пути они провели в молчании. Ланселот размышлял о словах, сказанных ему Люцифером. Сейчас, рассматривая его, он видел мужчину, от которого веяло надеждой. С каждым шагом его татуировки разгорались все ярче, все выше поднимаясь к огромной звезде на его груди. С каждым его шагом небо алело в лучах восходящего солнца, птицы начали петь песни, радуясь наступающему дню.

Он взглянул на того, кто, в зависимости от преданий и рассказов, был и надеждой, и грозой душ. Он был и тем, и тем, в этом не было сомнений.

— Каждый сам решает, кем ему быть, — промолвил он.

Люцифер утвердительно кивнул головой и улыбнулся.

— Ты уже решил. А теперь иди, тебя ждут.

Он указал на один из домов. В эту же секунду ставни на окнах открылись, и Ланселот заметил розовое золото волос, мелькнувшее в них. Он обернулся на Люцифера, и последнее, что он увидел, это сияние огромной звезды, что захватила светом всё вокруг, а затем стремительно погасла. Оставив рыцаря одного перед входом в деревню. Начинался новый день.

Но Ланселоту было все равно, он несся стремглав к тому дому, на который ему указал Люцифер. Ни секунды не раздумывая, он отворил деревянную дверь, и пред ним предстал огромный черный пес, чьи алые глаза с преданностью смотрели на него. Вильнув хвостом пес вышел во двор.

А секундой позже он почувствовал, что вокруг него обвились три пары рук, голубки и их детей. Их энергию он ни с чем в целом мире не перепутал бы. Он купался в шепоте их голосов. Слышал слова поддержки, но спустя пару мгновений они затихли.

— Диктер, не забирай меня, — только и промолвил он, заметив, что фамильяр уже рядом с ним, а затем видение распалось.