Мрак сердец наших

Анна Вейл (2024)

Мраки. Люди со сверхъестественными способностями. В Ниневии это грешники и отбросы общества. Лита — одна из них, но презирает Мраков и мечтает о справедливом отношении к себе. По странному стечению обстоятельств она узнает, что правители страны жестоко используют таких, как она, и встречает потомка древнего короля. Теперь перед Литой стоит выбор: присоединиться к лидеру восстания и спасти падших Мраков или принять сторону закона и спастись самой. Но есть ли этот выбор в действительности? Ведь она уже стала пешкой в мире заговоров и тайных обществ, жестоких убийств и борьбы за власть.

Глава 2. Надзор над Мраком

Падающие дома окружал плотный лес. Сквозь него струилась старая почти заросшая дорога, по которой сейчас ходили только мы с Куртом, да ездили редкие любители поглазеть на развалины. Дорога вела к ближайшей деревушке — Борсиппе. Мы считали, что тоже живем в ней, хоть нас и отделяла миля дубовой чащи. Здесь мы покупали еду и одежду. Конечно, у тех немногих, что соглашались продавать нам. Обычно лавочники гнали таких как мы взашей, пока ничего не украли. Но когда я доставала деньги, некоторые все же становились сговорчивее.

Дальше — еще две мили вниз с холма. Полчаса — и ты в Лагаше. Город небольшой, но стоит на берегу Тифра ровно посередине между Северной и Южной столицами, поэтому приезжих всегда много.

Я ступила на мощеную дорогу и быстро влилась в поток мальчишек-молочников со звенящими бутылками в корзинках, прачек с красными руками и клерков в серых сюртуках и с серыми лицами. Как всегда к маю стены двухэтажных коричневых домов покрывались плотным ковром плюща. Поэтому местами Лагаш походил на зеленый лабиринт. В городе я ориентировалась хорошо, и зеленые стены мне нравились, особенно, когда плющ начинал цвести. Центр же города больше смахивал на лысую макушку, блестящую на солнце.

Главную площадь давным-давно выложили белым мрамором, в центре журчал фонтан — фигура Бога-покровителя держала сосуд, из которого в большую чашу лилась вода. На площади громоздились самые важные здания города: мэрия, церковь, школа, суд, большие магазины. Но для меня был только один путь — в Секретариат.

Секретариат — это закон. Здесь и штаб стражей, которые следят за порядком, и тюрьма, для тех, кто этот порядок нарушает, и Надзор за Мраками, который саму природу порядка ставят под вопрос. За такими, как я с Куртом.

Пять минут позора — и свободна на три месяца. Так я подгоняла себя, поднимаясь по широким лестницам. Все здания на площади построили много лет назад, они щеголяли высокими колоннами и резными фигурами на фасадах. Секретариат возвели недавно. Из огромных желтых плит без облицовки, вензелей и прочей, как казалось строителям, ерунды. Внутри по больших и пустынным коридорам с высокими потолками даже в жаркий день гуляли сквозняки и эхо. Единственным украшением на стенах были портреты бывших и действующих членов Директории. Мужчины на них проводили меня тяжелыми взглядами, когда я двинулась в дальний кабинет.

–Здравствуйте, я отмет… — я толкнула дверь, просунула голову в щель и осеклась.

За гигантским — от стены к стене — столом всегда сидел офицер Секретариата. Лысеющий толстяк, у которого я отмечалась последние два года. Не то, чтобы мы стали друзьями, но как-то пообтерлись, и процедура проходила с приемлемым уровнем неудобства. Но сегодня за столом сидел другой офицер. Незнакомый. Молодой и усатый.

— Я-я отметиться.

Офицер поднял голову от бумаг, смерил меня взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, еще раз в оба направления и наконец кивнул. Я двинулась вперед, у стола протянула руку, чтобы отодвинуть стул, но вновь напоролась на колючий взгляд. В нем точно не было разрешения садиться. Я осталась на ногах.

— Руку, — выплюнул офицер.

Я подняла левую ладонь и повернула тыльной стороной, чтобы хорошо было видно клеймо — буква М в перевернутом треугольнике.

— Имя?

— Лиутгарда Гирсу, — отчеканила, глядя в потолок.

Проверка сама по себе вещь паршивая, еще и фамилию свою называть приходится. Да-да, Гирсу — по названию сиротского приюта. Люди, когда ее слышат, понимающе хмыкают: почти все Мраки из приютов — родители всегда торопятся избавиться от такого ребенка.

Офицер обернулся и кивнул старушке-работнице архива, что тихо сидела в углу. Она засеменила в соседний кабинет и вернулась с моей папкой. Мужчина раскрыл ее на последнем отчете и положил рядом чистый лист.

— Хм… Гирсу… Гирсу… возраст?

— Двадцать.

— Здесь написано девятнадцать, — офицер вскинул голову.

— Так, три месяца прошло…

— И?

— У меня день рождения был.

— И? Мне тебя поздравлять что ли?! — бросил мужчина.

— Нет, я не говорила.

— Рот свой закрыла!

Я тут же умолкла и на этот раз уставилась в пол. Теперь отмечаться станет сложнее. Может, толстяк уехал на время и еще вернется…

— Рост?

Я покорно назвала цифру.

— А тут-то чего не подросла, — и офицер засмеялся собственной шутке.

Я смолчала.

— Цвет волос?

— Серьез… — я против воли ткнула пальцем в голову, но прежде, чем офицер отреагировал, взяла себя в руки. — Русый.

— Глаза?

— Зеленые.

— Хмм…

Мужчина сощурился, вытянул шею и даже немного привстал, вглядываясь в мое лицо.

— Хммм, — он склонился над бумагой и нарочито громко проговорил по слогам, записывая. — Гряз-но-зе-ле-ные.

Вот гад! Я сжала кулаки, но промолчала.

— Место жительства.

— Борсиппа, ул… — я запнулась, — улица Ткачей, дом четыре.

Офицер поднял глаза. Я свои вновь опустила. Вечно я так. Каждый раз боюсь. В Борсиппе нет такого дома, и улицы такой нет. Но для отметки нам нужен был адрес. Только Падающие дома строили до того, как появилась деревня. Поэтому мы с Куртом просто выдумали адрес и самовольно приписали его к Борсиппе. Потом для надежности — я настояла — написали номер дома краской на входной двери. За два года никто так и не проверил.

— Способность?

— Меняю цвет вещей.

— Покажи.

Старый добрый цирк. Ведь всем нравится смотреть на уродов. Хотя я слишком скучная, чтобы меня возили в фургоне и выставляли на потеху публике. Но иногда и мне перепадает людское внимание: с примесью брезгливости и страха. Я огляделась. На столе офицера валялось несколько скомканных листов бумаги. Я потянулась к ближайшему.

Пальцы коснулись края листа, я взглянула на комок и собственную руку с меткой. Если бы ее не было, я бы не стояла здесь и не позорилась. Почему-то вспомнился день, когда клеймо поставили. Железный прут, который прижали к тыльной стороне ладони, был раскален до красна, но пузыри, появившиеся потом на коже, были еще ярче.

Сгиб бумаги окрасился в красный. Цветной поток можно было принять за кровь. Я поморщилась, когда закончила. Скомканный листок теперь походил на кусок сырого мяса.

— Мерзость, — фыркнул офицер и сверился с прошлой анкетой.

Раньше после этого вопроса меня отпускали. Усач же ещё раз глянул на красную бумагу. Протянул руку, взял комок и развернул его. Внимательно оглядел с двух сторон и даже посмотрел на просвет.

— И они навсегда такими остаются?

— Нет, скоро обычный цвет возвращается.

— Через сколько?

— День или два.

— Конкретнее!

— Я не знаю, не засекала.

Офицер скривился. Ему явно надоело возиться со мной, он скомкал бумагу и метко бросил в урну. Затем размашисто подписал бланк допроса, стукнул штампом и захлопнул папку. Я так опешила, что не сразу сообразила вытащить паспорт и положить на стол для свежей печати. Мужчина с громким стуком пометил страницу в книжице и, перегнувшись через стол, подал мне. Едва я потянулась к документу, как офицер разжал пальцы, и паспорт упал на пол.

— Явишься через три месяца, — услышала я, опускаясь на колени.

Еще больше о Мраках в моем ТГ-канале: https://t.me/anna_veyl