О книгоедстве

Цви Владимирович Найсберг

Цивилизация совершенно невообразимо хищна и утилитарна во всех своих простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях. Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и вовсе совсем не в меру во всем обезличенной благости духа, довольно-то редко находя для себя нужным спускаться с тех самых седьмых небес на грешную землю.

Ну, а коли кто-либо весьма слащаво и задушевно думает совершенно иначе, то он явный приверженец именно тех нисколько нелепых веяний, что в прошлом и стали одной из первопричин как раз того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт и был всецело оседлан насквозь ядовитыми духом и мыслью безнравственными прохиндеями.

А чего иного тут можно было ожидать раз в том фактическом же преддверье новоявленной революционной эры, все то просвещенное российское общество буквально вдоволь обильно пропиталось бликами чудесного грядущего, которому непременно должно было, собственно, попросту быть и никаких гвоздей.

И главное все, вконец отстраненные от всяческой седой, как лунь действительности сладкие грезы низменно зиждились, прежде всего, на том, что буквально всем тогда стало как штык безукоризненно ясно, что где-либо далеко-далеко впереди вот-вот и забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат — на глаз было не определить.

Однако сколь неизменно хочется верить во что-либо изумительно славное, вечное и доброе, да только та самая весьма безотчетная вера довольно-таки многих людей подчас еще затем и погубит.

И все это разве что лишь потому, что хотя без нее вовсе никак явно нельзя, но надобно напрягать ум, а не всего-то, что безотчетно во что-либо беспочвенное наспех так верить.

А, кроме того, никак не надо бы хоть как-то стесняться, сходу разом жестко схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто бездумно топчет и топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из тех самых ныне имеющихся великих общественных начинаний.

Да и вот всякая подобного рода борьба должна была вестись никак не со всеми теми сколь слащаво восторженными мыслями, буквально все, то черное сходу укутывающими в розовые одежды праздно блеклых надежд.

Этот мир к чему-либо самому наилучшему если и будет возможно некогда более чем надежно изменить, то, вовсе-то ничего подобного совсем не удастся осуществить, пройдясь кувалдой по черепам злых угнетателей, даже если и будет она весьма ответственно находиться в чьих-либо мозолистых же руках…

Да и наскоро соорудить из всей той нынешней общественной пирамиды нечто исключительно новое будет явно, считай ведь никак невозможно…

Ну а медленно и упорно возводить нечто стоящее определения, куда только поболее лучшей обители для всего ныне существующего общества будет совсем никак не по силам безо всякой солидной же помощи со стороны тех людей, что попросту напрочь отказывались даже и немного занозить свои холенные и нежные руки.

А им между тем действительно стоило на деле вдумчиво укреплять совсем уж никак не струганые балки до чего только грубого общественного быта.

Да только тот им и по сей день кажется, доверху переполненным исключительно разной и самой отъявленной скверной, к которой их души никак не могли бы соприкоснуться, весьма безнадежно, не перепачкавшись в том, в чем им извозиться было вовсе нельзя, сохранив главные свои духовные черты.

26

Люди, чей разум сколь еще всеобъемлюще затмевают всяческие ласковые чувства, мыслят до чего только пока совсем однобоко.

Их самой явной прерогативой становится немыслимо возвышенная над всем плотски низменным, безукоризненно, чистая, словно бы слеза младенца, сущая же голая правда.

И она и впрямь полностью обволакивает буквально все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно происходившее, до чего принципиально вязкими тенетами односторонне мыслящей полуслепой правоты.